Страница 42 из 178
Оба эти обстоятельства — с одной стороны, то, что жители Индии, подобно всем восточным народам, предоставляют центральному правительству заботу о крупных общественных работах, являющихся основным условием их земледелия и торговли, с другой — то, что население Индии, рассеянное по всей территории страны, сосредоточивается в маленьких центрах благодаря патриархальной связи между земледельческим и ремесленным трудом, — эти два обстоятельства вызвали к жизни с самых давних времен своеобразную социальную систему, так называемую систему сельских общин, которая придавала каждому из этих маленьких союзов независимый характер и обрекала его на обособленное существование. Со своеобразными чертами этой системы знакомит нас следующее описание, содержащееся в одном старом официальном отчете английской палаты общин об индийских делах:
«Село в географическом отношении представляет собой пространство в несколько сот или тысяч акров возделанной и пустующей земли; в политическом отношении оно походит на корпорацию или городскую общину. Обычно оно имеет следующий штат должностных лиц и служащих: патель, или староста, как правило, осуществляет надзор за делами села, улаживает споры между его обитателями, обладает полицейскими функциями и исполняет обязанность сборщика налогов внутри села, обязанность, для выполнения которой он является наиболее подходящей фигурой в силу личного влияния и детального знакомства с положением и делами жителей; карпам следит за состоянием земледелия и ведёт учет всего, что к нему относится. Далее идут тальари и тоти: обязанность первого состоит в собирании сведений- о преступлениях и проступках и в сопровождении и защите лиц, переезжающих из одного села в другое; круг же обязанностей второго, по-видимому, более ограничен пределами села и состоит, помимо прочего, в охране урожая и в содействии его учету. Пограничный страж охраняет границы села или дает свидетельские показания о них в случае спора. Лицо, надзирающее за водохранилищами и водостоками, распределяет воду для нужд земледелия. Особый брахмаи ведает в селе делами культа. Далее идут школьный учитель, которого можно видеть в селе обучающим детей чтению и письму на песке, брахман, следящий за календарем, или астролог, и т. д. Эти должностные лица и служащие образуют администрацию села, но в некоторых частях страны число их меньше, так как кое-какие из описанных выше обязанностей и функций объединяются и выполняются одним и тем же лицом, в других же местностях, напротив, количество их превышает число указанных выше лиц. Под этой примитивной формой общинного управления население жило с незапамятных времен. Границы сел редко изменялись, и, хотя самые села иногда несли тяжелый ущерб и даже подвергались опустошению в результате войны, голода и болезней, — то же название, те же границы, те же интересы и даже те же семьи продолжали существовать из века в век. Жители этих сел нисколько не беспокоились по поводу гибели и разделов целых монархий; пока их село остается целым и невредимым, их мало интересует, под власть какой державы оно подпало и какому государю оно подчинено, ибо их внутренняя хозяйственная жизнь остается неизменной. Патель продолжает оставаться старостой общины и действовать на селе как мировой судья и сборщик или откупщик налогов»[122].
Эти маленькие стереотипные формы социального организма большей частью разрушены и исчезают навсегда не столько вследствие грубого вмешательства британского налогового чиновника и британского солдата, сколько в результате действия английской паровой машины и английской свободы торговли. Эти организованные по-семейному общины покоились на домашней промышленности, на своеобразной комбинации ручного ткачества, ручного прядения и ручного способа обработки земли — комбинации, которая придавала им самодовлеющий характер. Английское вмешательство — в результате которого прядильщики оказались в Ланкашире, а ткачи в Бенгалии, или же вообще как индийские прядильщики, так и индийские ткачи были сметены с лица земли, — разрушило эти маленькие полуварварские, полуцивилизованные общины, уничтожив их экономический базис, и таким образом произвело величайшую и, надо сказать правду, единственную социальную революцию, пережитую когда-либо Азией.
Однако как ни печально с точки зрения чисто человеческих чувств зрелище разрушения и распада на составные элементы этого бесчисленного множества трудолюбивых, патриархальных, мирных социальных организаций, как ни прискорбно видеть их брошенными в пучину бедствий, а каждого из их членов утратившим одновременно как свои древние формы цивилизации, так и свои исконные источники существования, — мы все же не должны забывать, что эти идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались, всегда были прочной основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы. Мы не должны забывать эгоизма варваров, которые, сосредоточив все свои интересы па ничтожном клочке земли, спокойно наблюдали, как рушились целые империи, как совершались невероятные жестокости, как истребляли население больших городов, — спокойно наблюдали все это, уделяя этому не больше внимания, чем явлениям природы, и сами становились беспомощной жертвой любого захватчика, соблаговолившего обратить на них свое внимание. Мы не должны забывать, что эта лишенная достоинства, неподвижная, растительная жизнь, эта пассивная форма существования вызывала, с другой стороны, в противовес себе дикие, слепые и необузданные силы разрушения и сделала в Индостане даже убийство религиозным ритуалом. Мы не должны забывать, что эти маленькие общины носили на себе клеймо кастовых различий и рабства, что они подчиняли человека внешним обстоятельствам, вместо того чтобы возвысить его до положения властелина этих обстоятельств, что они превратили саморазвивающееся общественное состояние в неизменный, предопределенный природой рок и тем создали грубый культ природы, унизительность которого особенно проявляется в том факте, что человек, этот владыка природы, благоговейно падает на колени перед обезьяной Ханумани и перед коровой Сабалой.
Вызывая социальную революцию в Индостане, Англия, правда, руководствовалась самыми низменными целями и проявила тупость в тех способах, при помощи которых она их добивалась. Но не в этом дело. Вопрос заключается в том, может ли человечество выполнить свое назначение без коренной революции в социальных условиях Азии. Если нет, то Англия, несмотря на все свои преступления, была бессознательным орудием истории, вызывая эту революцию. Но в таком случае, как бы ни было прискорбно для наших личных чувств зрелище разрушения древнего мира, с точки зрения истории, мы имеем право воскликнуть вместе с Гёте:
(Из стихотворения «К Зулейке», цикл «Западно-Восточный Диван»). Ред.}
Написано К. Марксом 10 июня 1853 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3804, 25 июня 1853 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Подпись: Карл Маркс
122
Маркс цитирует отчет комитета палаты общин, опубликованный в 1812 году; цитата приведена в книге: G. Campbell. «Modern India: a Sketch of the System of Civil Government». London, 1852, p. 84–85 (Дж. Кэмпбелл. «Современная Индия: очерк системы гражданского управления». Лондон, 1852, стр. 84–85).