Страница 145 из 178
Я говорю на стр. 66 «Разоблачений»: «Незадолго до открытия заседаний кёльнского суда присяжных Кинкель и Виллих послали одного портновского подмастерья {А. Геберта. Ред.} в качестве эмиссара в Германию»[395] и т. д.
«Почему», — восклицает с негодованием благородное сознание, — «почему г-н Маркс делает упор на том, что это был портновский подмастерье?»
Я вовсе не «делаю упора» на том, что это был портновский подмастерье, как, например, благородный муж делает упор на том, что Пипер — «домашний учитель у Ротшильда», хотя Пипер в результате кёльнского процесса коммунистов потерял свое место у Ротшильда, став вместо этого членом редакции органа английских чартистов {«People's Paper». Ред.}. Я просто называю портновского подмастерья портновским подмастерьем. Почему? Ибо я должен был умолчать о его имени и в то же время показать гг. Кинкелю и Виллиху, что я вполне осведомлен о личности их эмиссара. Благородное сознание обвиняет меня поэтому в государственной измене по отношению ко всем портновским подмастерьям и старается заполучить их голоса пиндаровой одой в честь портновских подмастерьев. Щадя добрую славу портновских подмастерьев, благородное сознание великодушно умалчивает о том, что Эккариус — на которого оно указывает как на одного из изгнанных козлищ — является портновским подмастерьем, что нисколько не помешало до сих пор Эккариусу быть одним из крупнейших мыслителей немецкого пролетариата и завоевать себе своими английскими статьями в «Red Republican», «Notes to the People»[396] и в «People's Paper» авторитет даже среди чартистов. Вот каким способом г-н Виллих опровергает мои разоблачения относительно деятельности посланного им и Кинкелем в Германию портновского подмастерья.
Теперь перейдем к случаю с Хенце. Благородное сознание пытается выпадом против меня прикрыть свою собственную позицию.
«Между прочим он» (Хенце) «ссудил Марксу 300 талеров».
В мае 1849 г. я сообщил г-ну Ремпелю о финансовых затруднениях «Neue Rheinische Zeitung», возраставших вместе с ростом числа подписчиков, ибо расходы приходилось покрывать наличными деньгами, а взносы поступали лишь с опозданием; кроме того, значительный дефицит создался из-за дезертирства почти всех акционеров, вызванного статьями в защиту парижских июньских инсургентов, а также статьями против франкфуртских парламентариев, берлинских соглашателей и членов мартовских союзов[397]. Г-н Ремпель направил меня к Хенце, который ссудил «Neue Rheinische Zeitung» под мое письменное поручительство 300 талеров. Хенце, которого самого тогда преследовала полиция, счел необходимым покинуть Хамм и отправился со мной в Кёльн, где меня ожидало известие о том, что я подлежу высылке из пределов Пруссии. 300 талеров, занятые мной у Хенце, 1500 талеров, внесенных подписчиками, которые я получил через прусскую почту, принадлежавшая мне скоропечатная машина и пр. — все это пошло на погашение долгов «Neue Rheinische Zeitung» наборщикам, печатникам, бумагопродавцам, конторщикам, корреспондентам, персоналу редакции и т. д. Никто не знает этого лучше, чем г-н Хенце, так как он сам одолжил моей жене дорожную сумку для упаковки ее серебра и отправки его в ломбард во Франкфурт, чтобы мы могли раздобыть таким образом средства для наших личных нужд. Бухгалтерские книги «Neue Rheinische Zeitung» хранятся в Кёльне у купца Стефана Наута, и я уполномочиваю благородное сознание получить там официально заверенную выписку из этих книг.
После этого отступления вернемся к делу.
«Разоблачения» не видят ничего загадочного в том, что г-н Виллих был другом Хенце и получал от него денежную помощь. Они находят загадочным (стр. 65[398]), что Хенце, у которого ведь был произведен домашний обыск и были захвачены бумаги, который был уличен в том, что дал в Берлине пристанище Шиммельпфеннигу во время выполнения последним одной тайной миссии, и который «признался» в своем соучастии в деятельности Союза, — что этот самый Хенце в момент, когда кёльнский процесс близился к концу, когда бдительность прусской полиции была доведена до крайнего предела и за каждым сколько-нибудь подозрительным немцем в Германии и Англии следили строжайшим образом, получил разрешение властей поехать в Лондон и там беспрепятственно встречаться с Виллихом, а потом вернулся в Кёльн, чтобы дать «ложное показание» против Беккера. Определенный период времени придает взаимоотношениям гг. Хенце и Виллиха определенный характер, и упомянутые обстоятельства должны были казаться странными самому г-ну Виллиху, хотя он и не знал, что Хенце сносился по телеграфу из Лондона с прусской полицией. Дело идет об определенном периоде времени. Г-н Виллих правильно чувствует это и заявляет поэтому на свой благородный манер:
«Он» (Хенце) «приехал до процесса в Лондон» (это утверждаю и я) «не ко мне, а на промышленную выставку».
У благородного сознания своя собственная промышленная выставка, как и свой собственный брюссельский «Precurseur». Настоящая лондонская промышленная выставка была закрыта в октябре 1851 г., а у г-на Виллиха Хенце едет «на нее» в августе 1852 года. Это обстоятельство могут подтвердить Шили, Хейзе и прочие поручители кинкель-виллиховского займа, к каждому из которых г-н Хенце приходил на поклон, чтобы заручиться их голосами для перевода американских денег из Лондона в Берлин.
Еще задолго до того как г-н Хенце поселился у г-на Виллиха, он получил вызов на кёльнский процесс в качестве свидетеля, но не со стороны защиты, а со стороны обвинения. Как только мы узнали, что г-н Виллих инструктировал Хенце относительно показаний последнего на кёльнском суде присяжных против Беккера (стр. 68 «Разоблачений»[399]), «человека столь возвышенного духа и характера», нами тотчас же была послана соответствующая информация адвокату Шнейдеру II, защитнику Беккера; письмо прибыло как раз в день допроса Хенце в качестве свидетеля. Характер его показаний соответствовал тому, что мы предсказывали. Беккер и Шнейдер поэтому запросили его публично о его отношениях с г-ном Виллихом. Письмо находится среди документов защиты в Кёльне, отчет о допросе Хенце опубликован в «Kolnische Zeitung».
Я не рассуждаю таким образом: если установлено, что г-н Хенце сделал то-то и то-то, то это было бы убедительным подтверждением деятельности г-на Виллиха; ибо если друг Хенце и мог таковое исполнить, то все же голова, а не рука создает идею. Такого сорта диалектику я предоставляю благородному сознанию.
Но вернемся к подлинной теме г-на Виллиха:
«Для того, чтобы полностью оценить эту» (принятую Марксом) «тактику, вот еще несколько образцов».
Во время пассивного сопротивления в Гессене, набора ландвера в Пруссии и показного конфликта между Пруссией и Австрией[400] благородное сознание как раз готовилось поднять военный бунт в Германии, а именно: путем посылки «некоторым лицам в Пруссии краткого проекта образования комитетов ландвера» и путем готовности, г-на Виллиха «самому отправиться в Пруссию».
«Именно г-н Маркс, узнав об этом от одного из своих людей, сообщил другим лицам о моем намерении уехать и впоследствии хвалился тем, что мистифицировал меня подложными письмами из Германии».
Indeed! {В самом деле! Ред.} Беккер прислал мне с забавными комментариями сумасбродные письма Виллиха, которые Беккер публично предал гласности в Кёльне. Я не был настолько жесток, чтобы лишить своих друзей удовольствия прочитать эти письма. Шрамм и Пипер забавлялись тем, что мистифицировали г-на Виллиха ответами, но не «из Германии», а через посредство лондонской городской почты. Наш благородный муж поостережется показать почтовые штемпеля. Он утверждает, что «получил одно письмо, написанное поддельным почерком, и признал его фальшивым». Этого не может быть. Все эти письма были написаны одной и той же рукой. Г-н Виллих, «хвалясь» тем, что он открыл несуществующий поддельный почерк и из всех писем, каждое из которых было столь же подлинным, как и все остальные, признал одно фальшивым, в то же время был чересчур благороден, чтобы признать мистификацией восхваление его собственной особы в азиатско-гиперболическом стиле, грубо комическое одобрение его навязчивых идей и романтическое преувеличение его собственных притязаний. Даже если поездка г-на Виллиха была задумана всерьез, то помешало ей не мое «сообщение третьим лицам», а сообщение, сделанное самому г-ну Виллиху. Дело в том, что последнее письмо, которое он получил, сорвало и без того прозрачный покров. Побуждаемый своим тщеславием, он и до сих пор признает разочаровавшее его письмо фальшивым, а дурачившие его письма — подлинными. Не воображает ли благородное сознание, что так как оно добродетельно, то на свете могут еще, пожалуй, существовать sect and cakes {любовь и чревоугодие. Ред.}, но не должно быть юмора? Со стороны нашего благородного рыцаря было неблагородно не дать публике насладиться чтением этих писем.
395
См. настоящее издание, т. 8, стр. 483.
396
«The Red Republicans («Красный республиканец») — чартистский еженедельник, издававшийся Д. Гарни в июле — ноябре 1850 года. В этом еженедельнике был напечатан первый английский перевод «Манифеста Коммунистической партии».
«Notes to the People» («Заметки для народа») — английский еженедельник, орган чартистов; выходил в Лондоне в 1851–1852 гг. под редакцией Э. Джонса. Маркс и Энгельс оказывали поддержку журналу, принимая участие в его редактировании и издании, и опубликовали в нем с июня 1851 по апрель 1852 г. ряд статей.
397
Имеются в виду статьи Маркса и Энгельса, посвященные героическому восстанию парижских рабочих в июне 1848 г., а также статьи Маркса и Энгельса, направленные против трусливой политики общегерманского Национального собрания, созванного во Франкфурте-на-Майне, я соглашательской позиции прусского Национального собрания, а также против деятелей мартовских союзов (см. настоящее издание, тт. 5 и 6).
Мартовские союзы во главе с Центральным мартовским союзом во Франкфурте были организованы в различных городах Германии в конце ноября 1848 г. депутатами левого крыла франкфуртского Национального собрания. Союзы провозглашали своей целью защиту завоеваний мартовской революции 1848 г. в Германии. Они возглавлялись такими мелкобуржуазными демократами, как Фрёбель, Симон, Руге, Фогт и др. Маркс и Энгельс, уже начиная с декабря 1848 г., бичевали в «Neue Rheinische Zeitung» половинчатую, нерешительную политику руководивших союзами лидеров мелкобуржуазной демократии, показывая, что эта политика была на руку врагам революции.
398
См. настоящее издание, т. 8, стр. 482.
399
См. настоящее издание, т. 8, стр. 485.
400
Имеется в виду конфликт между Пруссией и Австрией, возникший осенью 1850 г. на почве их борьбы за гегемонию в Германии. Поводом для конфликта послужили революционные выступления в Гессене. Пруссия и Австрия оспаривали друг у друга право вмешательства во внутренние дела Гессена с целью подавления волнений. В ответ на вступление австрийских войск в Гессен прусское правительство объявило мобилизацию и послало в свою очередь войска в Гессен. Однако под давлением царя Николая I Пруссия уступила Австрии, не оказав серьезного сопротивления.