Страница 131 из 171
Несмотря на этот раскол и на провозглашение крайних требований, чартисты, сохранившие воспоминание о тех обстоятельствах, при которых прошла отмена хлебных законов, все еще сознают, что при ближайшем кризисе им опять придется идти вместе с промышленными буржуа, сторонниками финансовых реформ, чтобы помочь им разбить их врагов, добившись от них за это известных уступок. Такова будет, во всяком случае, позиция чартистов в предстоящем кризисе. Настоящее революционное движение может начаться в Англии лишь тогда, когда будет проведена хартия, подобно тому как во Франции июньская битва стала возможна лишь после того, как была завоевана республика.
Обратимся теперь к Франции.
Заставив произвести новые выборы 28 апреля, народ сам свел к нулю победу, которую он одержал в союзе с мелкой буржуазией на выборах 10 марта. Видаль был избран не только в Париже, но и на Нижнем Рейне. Парижский комитет, в котором были сильно представлены Гора и мелкая буржуазия, побудил его принять нижнерейнский мандат. Победа 10 марта потеряла свое решающее значение; окончательное решение было снова отложено, напряжение народа ослабевало, он привыкал к легальным триумфам вместо революционных. Наконец, кандидатура Эжена Сю, сентиментально-мещанского социал-фантазера, совершенно уничтожила революционный смысл 10 марта — реабилитацию июньского восстания; пролетариат в лучшем случае мог принять ее как шутку в угоду гризеткам. Против этой благонамеренной кандидатуры партия порядка, ставшая смелее ввиду нерешительного поведения противников, выставила кандидата, который должен был олицетворять собой июньскую победу. Этим комическим кандидатом был спартанский отец семейства Леклер, героические доспехи которого пресса, однако, сорвала по кусочкам и который потерпел на выборах блестящее поражение. Новая победа на выборах 28 апреля окрылила Гору и мелкую буржуазию. Гора в душе уже ликовала, что сможет достигнуть своей цели чисто легальным путем, не вызывая новой революции, которая опять выдвинула бы пролетариат на авансцену; она была уверена, что при новых выборах 1852 г. посадит с помощью всеобщего избирательного права г-на Ледрю-Роллена на президентское кресло и обеспечит Горе большинство в Собрании. Партия порядка, которую новые выборы, кандидатура Сю и настроение Горы и мелкой буржуазии полностью убедили в том, что последние решили при всех обстоятельствах оставаться спокойными, ответила на обе избирательные победы избирательным законом, который отменял всеобщее избирательное право.
Правительство было настолько осторожно, что не взяло этот законопроект на свою собственную ответственность. Оно сделало мнимую уступку большинству, предоставив разработку этого проекта главарям большинства, семнадцати бургграфам[288]. Таким образом, не правительство предложило Национальному собранию, а большинство Собрания предложило самому себе отмену всеобщего избирательного права.
8 мая проект был внесен в палату. Вся социально-демократическая печать в один голос стала убеждать народ держать себя с достоинством» соблюдать calme majestueux {величественное спокойствие. Ред.}, оставаться пассивным и доверять своим представителям. Каждая статья в этих газетах была признанием, что революция прежде всего уничтожит так называемую революционную печать и что, стало быть, дело идет теперь о ее самосохранении. Мнимо-революционная печать выдала свою тайну. Она подписала свой собственный смертный приговор.
21 мая Гора поставила вопрос на предварительное обсуждение и потребовала отклонения всего законопроекта на том основании, что он нарушает конституцию. Партия порядка, ответила на это, что конституция будет нарушена, когда это потребуется, теперь же это. излишне, так как конституция может быть истолкована любым образом и лишь большинство компетентно решать, какое толкование правильно. Разнузданные, дикие нападки Тьера и Монталамбера Гора встретила с благовоспитанной и просвещенной гуманностью. Она ссылалась на почву права; партия порядка указала ей на почву, на которой вырастает право, на буржуазную собственность. Гора взмолилась: неужели действительно хотят во что бы то ни стало вызвать революцию? Партия порядка ответила: она не застигнет нас врасплох.
22 мая было покончено с предварительным обсуждением вопроса большинством в 462 голоса против 227. Те самые люди, которые так торжественно и так основательно доказывали, что Национальное собрание и каждый депутат в отдельности лишаются своих полномочий, лишь только они лишают прав народ, давший им эти полномочия, продолжали спокойно сидеть на своих местах и, вместо того, чтобы действовать самим, неожиданно предоставили действовать стране, а именно путем петиций; они не пошевелились и тогда, когда 31 мая самый закон прошел блестящим образом. Они пытались отомстить за себя протестом, в котором они запротоколировали свою непричастность к изнасилованию конституции, но и этот протест они не заявили открыто, а тайком сунули в карман председателю.
Стопятидесятитысячная армия в Париже, бесконечное откладывание окончательного решения, призывы печати к спокойствию, малодушие Горы и новоизбранных депутатов, величественное спокойствие, мелкой буржуазии, а главным образом процветание торговли и промышленности препятствовали всякой революционной попытке со стороны пролетариата.
Всеобщее избирательное право выполнило свою миссию. Большинство народа прошло ту образовательную школу, роль которой оно только и может играть в революционную эпоху. Оно должно было быть устранено либо революцией, либо реакцией.
Еще больше энергии проявила Гора при последовавшем вскоре инциденте. Военный министр Опуль назвал с трибуны Собрания февральскую революцию злополучной катастрофой. Ораторам Горы, проявившей, как всегда, сильным шумом свое нравственное негодование, председатель Дюпен не предоставил слова. Жирарден предложил Горе тотчас же в полном составе выйти из залы. Результат: Гора осталась на месте, а Жирарден, как недостойный, был выброшен из ее лона.
Избирательный закон нуждался еще в одном дополнении, в новом законе о печати. Последний не заставил себя долго ждать. Законопроект правительства, оказавшийся ещё более суровым в результате многочисленных поправок, внесенных партией порядка, увеличивал залоги, предусматривал особый штемпельный сбор с романов, печатающихся в газетах (ответ на избрание Эжена Сю), облагал налогом все выходящие в еженедельных и ежемесячных выпусках произведения до известного количества листов и, наконец, устанавливал, что каждая газетная статья должна быть снабжена подписью автора. Постановления о залогах убили так называемую революционную печать; народ смотрел на ее гибель как на возмездие за отмену всеобщего избирательного права. Но тенденция и действие нового закона не ограничивались только этой частью печати. Пока пресса была анонимной, она являлась органом широкого и безымянного общественного мнения; она была третьей властью в государстве. Подписывание каждой статьи превращало газету в простой сборник литературных произведений более или менее известных лиц. Каждая статья опустилась до уровня газетного объявления. До этого момента газеты имели хождение в качестве бумажных денег общественного мнения, теперь они превратились в более или менее сомнительные соло-векселя, доброкачественность и ходкость которых зависели не только от кредита векселедателя, но также от кредита индоссанта. Печать партии порядка подстрекала не только к отмене всеобщего избирательного права, но и к самым крайним мерам против «дурной» печати. Однако даже «хорошая» печать со своей зловещей анонимностью была не по вкусу партии порядка, в особенности отдельным ее представителям из провинции. Она желала иметь дело только с оплачиваемыми литераторами, хотела знать их имена, местожительство и приметы. Напрасно «хорошая» печать плакалась на черную неблагодарность, которой ей платят за ее услуги. Закон прошел, и требование подписей ударило прежде всего по ней самой. Имена республиканских публицистов были достаточно известны, но почтенные фирмы «Journal des Debats», «Assemblee Nationale», «Constitutio
288
См. примечание 57.