Страница 106 из 171
Проповедь покаяния, с которой выступил Ганс Дударь, встретила живейший отклик; все мятежные пророки начинали с нее, и, действительно, лишь величайшее напряжение, лишь внезапный отказ от всего привычного образа жизни могли привести в движение этот распыленный, разобщенный, с детства приученный к слепому повиновению крестьянский люд. Начались паломничества в Никласхаузен, быстро принявшие широкие размеры; и чем многочисленнее были толпы стекавшегося сюда народа, тем откровеннее раскрывал свои планы юный бунтарь. Никласхаузенская божья матерь, проповедовал он, объявила ему, что впредь не должно быть ни императора, ни князей, ни папы, ни каких-либо других духовных или светских властей; все должны стать друг другу братьями, каждый должен зарабатывать свой хлеб трудом своих рук
и никто не должен иметь больше другого. Все чинши, оброки, барщины, пошлины, подати и остальные поборы и повинности должны быть отменены навсегда, а леса, воды и пастбища должны повсеместно стать доступными для всех.
Народ с радостью принял это новое евангелие. Слава о пророке, «посланце владычицы нашей», быстро распространялась; к нему стали стекаться толпы паломников из Оденвальда, с Майна, Кохера и Ягста и даже из Баварии, Швабии и с Рейна. Рассказывали друг другу про совершенные им будто бы чудеса; перед ним падали на колени, к нему обращались с молитвами, как к святому, оспаривали друг у друга клочки его шапки, как будто это были реликвии или амулеты. Напрасно выступали против него попы, изображая его видения дьявольским наваждением, а его чудеса — адским обманом. Масса верующих росла с огромной быстротой, стала образовываться революционная секта, воскресные проповеди мятежного пастуха собирали в Никласхаузене до сорока тысяч и более человек.
Несколько месяцев проповедовал Ганс Дударь перед массами. Но он не был намерен ограничиться одной только проповедью. Он находился в тайных сношениях с никласхаузенским священником, а также с двумя рыцарями, Кунцом фон Тунфельдом и его сыном, которые присоединились к новому учению и должны были стать военными предводителями предполагавшегося восстания. Наконец, в воскресенье, накануне дня св. Килиана, когда ему показалось, что он уже пользуется достаточно сильным влиянием, он подал сигнал к восстанию.
«А теперь», — закончил он свою проповедь, — «идите по домам и обдумайте то, что возвестила вам пресвятая матерь божья; пусть в ближайшую субботу жены, дети и старики останутся дома, а сами вы, мужчины, приходите снова сюда, в Никласхаузен, в день св. Маргариты, т. е. в ближайшую субботу, и приведите с собой своих братьев и друзей, сколько бы их ни было. Но приходите сюда не с посохом странника, а в доспехах и с оружием, — со свечой паломника в одной руке, с мечом, пикой или алебардой в другой. И святая дева объявит вам тогда свою волю, которую вы должны будете исполнить»[232].
Но, прежде чем успели собраться массы крестьян, всадники епископа {Рудольфа II. Ред.} под покровом ночи захватили мятежного пророка и привезли его в Вюрцбургский замок. В назначенный день собралось около 34000 вооруженных крестьян, но известие о случившемся подействовало на них удручающим образом. Большая часть разбежалась; более посвященным удалось удержать около 16000, с которыми они и двинулись под предводительством Кунца фон Тунфельда и его сына Михаэля к замку. С помощью разных обещаний епископ уговорил их уйти; но как только они начали расходиться, на них напали всадники епископа и многих захватили в плен. Двое были обезглавлены, сам же Ганс Дударь сожжен, Кунц фон Тунфельд должен был бежать и лишь ценой уступки всех своих имений епископу был снова признан его вассалом. Паломничества в Никласхаузен в течение некоторого времени еще продолжались, но в конце концов также были насильственно прекращены.
После этой первой попытки в Германии снова наступило на довольно продолжительное время затишье. Новые заговоры и восстания крестьян начались лишь в 90-х годах.
Мы не будем останавливаться на голландском восстании крестьян в 1491–1492 гг., которое было подавлено лишь герцогом Альбрехтом Саксонским в битве при Хемскерке, на произошедшем одновременно восстании крестьян Кемптенского аббатства в Верхней Швабии и на фризском восстании 1497 г. под предводительством Сиарда Айльвы, также подавленном Альбрехтом Саксонским. Эти восстания отчасти слишком отдалены от арены собственно Крестьянской войны, отчасти же представляют собой борьбу до сих пор свободного крестьянства против попытки навязать ему феодализм. Мы прямо перейдем к двум большим заговорам, которые подготовили Крестьянскую войну: к заговору «Башмака» и заговору «Бедного Конрада».
Та самая дороговизна, которая вызвала крестьянское восстание в Нидерландах, привела в 1493 г. в Эльзасе к образованию тайного союза крестьян и плебеев, в котором приняли также участие и люди, принадлежавшие к чисто бюргерской оппозиции, и к которому относилась более или менее сочувственно даже часть низшего дворянства. Ареной деятельности союза была область вокруг Шлетштадта, Зульца, Дамбаха, Росгейма, Шервейлера и т. д. Заговорщики требовали: разграбления и истребления ростовщиков, которые уже тогда, так же как и теперь, высасывали все соки у эльзасских крестьян, установления юбилейного года, с наступлением которого должны были утрачивать свою силу все долговые обязательства, отмены пошлин, акцизов и других налогов, упразднения церковного суда и ротвейльского (имперского) суда, признания права сословий утверждать налоги, запрещения попам иметь каждому более одного прихода, приносящего 50–60 гульденов дохода, отмены тайной исповеди и введения в каждой общине собственного, избираемого самой общиной, суда. План заговорщиков был таков: когда союз достаточно окрепнет, напасть на укрепления Шлетштадта, конфисковать монастырскую и городскую казну и поднять отсюда восстание во всем Эльзасе. На союзном знамени, которое должно было быть развернуто в момент восстания, был изображен крестьянский башмак с длинными ремнями, так называемый Bundschuh, ставший с тех пор символом для крестьянских заговоров ближайших двадцати лет и давший им свое имя.
Собрания заговорщиков происходили обычно ночью на уединенной горе Хунгерберг. Прием в союз был связан с самыми таинственными церемониями и предупреждениями о самых суровых наказаниях за измену. Тем не менее заговор был раскрыт как раз в тот момент, когда должно было быть совершено нападение на Шлетштадт, в страстную неделю 1493 года. Власти приняли срочные меры; многие заговорщики были схвачены и подвергнуты пыткам; некоторых из них четвертовали или обезглавили, у других отрубили пальцы или руки, после чего они были изгнаны из страны. Большое число заговорщиков бежало в Швейцарию.
Однако после этого первого разгрома «Башмак» отнюдь не был уничтожен. Напротив, он продолжал тайно существовать; многочисленные, рассеянные по Швейцарии и Южной Германии беглецы превратились в его столь же многочисленных эмиссаров, которые, встречая везде одинаковый гнет и одинаковую готовность к восстанию, распространили «Башмак» по всей территории современного Бадена. Стойкость и упорство верхненемецких крестьян поистине заслуживают восхищения: в течение тридцати лет, начиная с 1493 г., они организовывали тайные заговоры, преодолевали все обусловленные их территориально-распыленным образом жизни препятствия к созданию более крупного и централизованного союза и после всех бесчисленных провалов, поражений и казней вожаков снова и снова возрождали свои заговорщические организации, пока, наконец, не наступил удобный момент для массового восстания.
В 1502 г. появились первые признаки тайного крестьянского движения в епископстве Шпейерском, которое тогда охватывало и область Брухзаля. Союз «Башмака» здесь действительно был успешно реорганизован. В нем состояло около 7000 человек; его центр находился в Унтергромбахе, между Брухзалем и Вейнгартеном, отдельные же ветви простирались вдоль Рейна — вниз до Майна, а вверх — вплоть до маркграфства Баденского. Статьи его программы содержали следующие требования: никаких чиншей, десятин, налогов и пошлин не должно больше уплачиваться князьям, дворянству и попам; крепостная зависимость должна быть отменена; монастырские и вообще все церковные имения должны быть конфискованы и разделены среди народа; наконец, не следует признавать никаких других властителей, кроме императора.
232
Энгельс воспроизводит слова Ганса Дударя по Циммерману.