Страница 102 из 114
Поручик подошел к молодому сотруднику полиции с газетой в руке:
- Если я не ошибаюсь, вы расследуете серьезное дело! Тут вот пишут, что найден был труп девушки...
- Да, расследую. А ваш солдат был в тот день с велосипедом как раз в том месте. Хорошо бы он оставался под арестом и дальше и не общался с другими солдатами.
- Не беспокойтесь, я все обеспечу! Я наведу порядок!
Что же касается ефрейтора, причастного к знакомству Анежки Тихой и рядового Карела Вани, то детектива ждал сюрприз - ефрейтора в казарме не оказалось. Как младший офицер, курсант, он освобождался от своих обязанностей на час раньше остальных. Соучек вздохнул с сожалением - сумей он допросить обоих влюбленных, начальство было бы довольно. А так похвалиться особенно нечем. И вообще складывается впечатление, будто Карел Ваня и не подозревает о трагедии. И, выходит, он непричастен к смерти девушки.
По дороге в полицейское управление Соучек размышлял - куда и почему исчез ефрейтор?
Ответ на это был ошеломительный - детектив-стажер на мгновенье даже потерял дар речи: ефрейтор Алоис Богачек оказался в руках пана Боуше. А оказался он в его руках потому, что сам добровольно явился в полицию. Нет, уму непостижимо, сплошное невезение, за что ни возьмусь - прокол. Видно, не судьба мне стать детективом. Я же первый узнал о нем... И это я должен был взять его в оборот. Спорю, что Боуше уличит его в преступлении, а я опять останусь с носом.
Вконец расстроенный, он решил сварить кофе.
Для пана Боуше появление ефрейтора было полной неожиданностью. За его долголетнюю практику подобное случалось впервые. Молодой человек, в данное время ефрейтор, из первого выпуска вечерней газеты узнает о найденном трупе Анежки Тихой и приходит в полицию с заявлением, что не имеет отношения к убийству. С одной стороны, это похвально, хотя и невероятно, а с другой стороны, это невероятно подозрительно. Чего он вдруг перепугался?
- Вы говорите, что однажды познакомились с упомянутой Анежкой Тихой по ее желанию. Как это понимать?
- Так, как я и говорю. С упомянутой имел свидание рядовой соседней роты, некий Карел Ваня.
Мы его знаем... Далее!
- Пожалуйста. У него было с ней свидание, потом она проводила его к воротам, потому что вышеупомянутый рядовой Ваня не имел увольнительной и в девять часов ему полагалось находиться в расположении части. Я же в это время возвращался в казармы.
- Вам тоже полагалось находиться там в девять?
- Не обязательно. Как курсант, я имел право отсутствовать до десяти. Но от нечего делать я вернулся раньше положенного и увидел, как рядовой Ваня прощается с девчонкой. Она пошла прочь и, проходя мимо меня, остановилась и выразительно улыбнулась мне. Ну, и я пошел ее провожать домой, чтоб она одна не скучала.
- Короче, отбили у него девчонку, - бодрым голосом заключил пан Боуше.
- Как вам сказать... И да, и нет. Какой-то там ефрейтор Богачек, конечно же, не отбил бы девчонку у Вани, а вот Роберт Борина - безусловно. Это уже совсем другое.
- А это еще кто такой? - профессиональным тоном проговорил пан Боуше.
- Я, с вашего позволения, - гордо ответил ефрейтор.
Пан Боуше пристально посмотрел на собеседника через свои очечки, и ему очень захотелось чихнуть. Свербенье в носу было признаком сильного нервного напряжения. По документам сидящий против него молодой человек был Богачек.
- Роберт Борина - мое поэтическое имя, - развеял его недоумения ефрейтор. - Согласитесь, разве может поэт носить прозаическое имя Алоис Богачек!
Ирасека[ 50 ], между прочим, звали Алоисом, - буркнул пан Боуше.
- Все равно Роберт лучше, - строптиво возразил поэт. - Я принес свои стихи. В них отражена моя жизнь гораздо ярче, чем можно изложить в простых словах. Я выражаюсь стихами. На военной службе стихи - единственная моя утеха, потому что армия подавляет дух... Вот стихи о том, как я познакомился с Анежкой.
Пан Боуше смотрел на листок со стихами несколько обалдело, но без особого интереса.
-Короче, вы состояли с убитой в близких отношениях! -рявкнул он.
- Да, безусловно, можно так выразиться, но близость была больше духовная. Вот, пожалуйста, несколько стихотворений, в которых я воспеваю ее. Например:
Ночную я красу пою и нежность чувствую твою. Обнять тебя почту за счастье да сжать тебя в своих объятьях!
Пан Боуше наконец громко чихнул:
- Надо же! И вы, что... все время и сочиняете?
- В свободное время. Я для того и принес стихи, чтоб вы поняли, как я ее любил, хотя она и изменила мне.
- С Ваней?
- Нет. Появился кто-то еще... Об этом у меня другой стих.
- Меня совсем не интересуют ваши стихи, меня интересует, что вы знаете о среде, когда оба они были в той проклятой роще. Вы их видели?
- В тот день не видел, знаю только, что Ваня поехал к ней,
потому что слышал, как он выпрашивал у постового на время велосипед и обещал за это пяток сигарет. Я своей внутренней интуицией почувствовал, что за этим кроется...
- А после возвращения Вани вы видели его?
- Нет, начался сильный ливень с грозой. Я сидел в казарме, но времени зря не терял, а писал стихи... Я подумал, что они с Ваней помирились, потому что за два дня до этого она не пришла на свидание со мной. И я написал об ее измене. Я оставлю вам эти стихи, прочитайте.
- Простите, вы чем занимались на гражданке?
- Я учитель. Но прежде всего - поэт. В будущем же хочу посвятить себя исключительно поэзии. Мне приходилось уже печататься в журналах. Возможно, вы даже читали...
Пан Боуше зажмурился и ничего не возразил. Он размышлял - выкинуть этого типа за дверь или посадить... В нем крепло подозрение, что на самом деле все было иначе и ефрейтор припожаловал в полицию, чуя, что под ним горит земля...
Пан Боуше все же глянул мельком на лежавший перед ним листок со стихами, который положил сидевший против него субъект.
- Вы написали это в среду?
-Да.
- В ту среду, когда ее нашли мертвой?
- Да, к прискорбию... Но когда я писал, еще не знал об этом. Все равно стихи получились интересные. В них вы почувствуете, как я люблю ее, несмотря ни на что. В последних строках я пишу:
Была жестока ты и неверна, но для меня - святая... Его же молнии и гром сопровождают...
- Кого ж это? - ошалело воскликнул пан Боуше.
- Ну, моего соперника, Карела Ваню. Когда он подъехал к казармам, бушевала гроза. Я отразил состояние моей разрывавшейся на части души...
А если все было совсем наоборот? Пана Боуше все настойчивее сверлило подозрение... Ефрейтор знал про их свидание, ревновал и отправился за ними следом. Когда они расстались, он нашел ее, начал упрекать... а потом убил... Сам же вернулся, рассчитывая, что подозрение падет на Ваню, накропал свои сти-шочки и воображает, что я попадусь на его крючок!
- Вы утверждаете, что в роще не были?
- В ту среду не был, а в другие дни бывал. Роща была ее любимым местом.
- Выходит, девушка проводила время с военнослужащими вашего полка и всех приводила на одно и то же место... Не кажется ли это вам странным?
- Чего же тут странного? - удивился ефрейтор. - Утренняя смена у нее кончалась в два, ближе всего было до рощи, а если она удирала с работы во время второй смены пораньше, то в рощу тоже идти было в самый раз... Разве не ясно? Я даже не осуждаю ее за то, что она завлекала многих мужчин.
- Вы не осуждаете ее за это как Роберт Борина или как Ало-ис Богачек?
- Скорее как Роберт Борина, - с грустным вздохом проговорил молодой стихотворец. - Одно мне в ней не нравилось. Она не скрывала, что у нее много поклонников, даже кичилась этим. Мне, например, часто рассказывала о нем... о Ване то есть. А ему, видимо, обо мне. И наконец сказала, что нашла нового.
- Его фамилия?
- Не знаю. Не сказала. В последнее время она держалась немного загадочно, но для меня, как поэта, это не имело большого значения. Ее поведение вдохновляло меня на стихи.
50
Алоис Ирасек (1851-1930) - известный чешский писатель, автор исторических романов и пьес.