Волчий капкан

– Уж не твои ли приятели из Мюнхена это были? – поинтересовался я, хоть и не хотел вступать в разговор.

– Как вы догадались? Нет, вы и вправду все время как в воду глядите!

– Я просто предположил.

– Товарищ полковник, за рулем был именно тот тип, который в Мюнхене вызвался подвезти меня до центра, а потом свернул в лес. Я сидел на переднем сиденье и поэтому хорошо запомнил его лицо. Бросился я было ловить такси, но везде очереди, никто и слушать не желает никаких просьб. Времени совсем не оставалось, я мог как пить дать их упустить.

– Короче говоря, ты их поймал.

– Да, поймал. Кончено, это стоило мне немалых трудов. На чем я только за ними не гнался – и на такси, и на грузовике, и даже на поезде. Так вот, они спрашивали дорогу на Драгоман, а сами отправились в сторону Русе. Хотели пересечь болгаро-румынскую границу по Мосту дружбы. Им, видно, каким-то образом удалось узнать, что в Драгоманской таможне работают опытные специалисты по наркотикам, вот они и решили ехать по другой дороге. Аж из Ирана к нам пожаловали.

– Значит, в этот раз они приехали не по твою душу, то есть кожу?

– Нет. – Пырван закатал рукав и с улыбкой поглядел на свою татуировку. – В первый момент и я так подумал, потому-то и стал их преследовать. Ну, теперь-то я с вами за все расквитаюсь, решил я тогда. Если бы вы только знали, как я был разъярен!

– Ярость я могу понять, но безответственность… Что, по-твоему, важнее – банда мошенников или наша работа?

– Виноват, товарищ полковник.

– Легко сказать – виноват! Наша работа, дорогой, напрямую связана с политикой. Надеюсь, хоть это тебе не нужно объяснять. Мы здесь в "казаки-разбойники" не играем. Впрочем, посидишь под арестом – поймешь. Времени подумать у тебя будет предостаточно.

– Под арестом?! – как эхо отозвался ошарашенный Пырван. Он никак не предполагал, что я способен на такое коварство.

– Да, под арестом. Ты прежде всего офицер, а уж потом борец, чемпион Европы и все такое прочее. Бросил все на свете и полетел сломя голову. Хоть бы предупредил кого-нибудь, ведь даже и о тренировках не вспомнил. Ничего, с Косолапым тебе придется дело иметь, не мне!

– Вина моя в том, что я не успел ничего сообщить вам. Хотя врать не буду: разрешили бы вы мне или нет, я все равно, как вы сказали, "полетел бы сломя голову" вслед за ними. Я же вам говорю, меня такая ярость охватила, когда я узнал в этом шофере того типа из Мюнхена… Те, кто были с ним в машине, мне не знакомы, это какие-то новые люди. Под сиденьями машины было спрятано огромное количество наркотиков. Товарищи из Русенской таможни остались мной очень довольны, я вам даже письмо от них привез. Хотелось бы, конечно, "прокатить" контрабандистов до Софии и побеседовать в спокойной обстановке с моим знакомым о городе Мюнхене и его окрестностях, да разве можно найти общий язык с таможенниками. Нет, сказали мне они, в нынешнем году это самая крупная партия наркотиков, и нам бы хотелось расследовать этот случай до мельчайших подробностей. Ведь эти друзья не впервые проезжают транзитом через Болгарию. Если хотите, я могу вам рассказать поподробнее.

– Нет, предпочитаю отложить этот разговор на завтра.

– Мне сказали, что Десислава отказалась давать показания. Вы думаете, она замешана в этом убийстве? Мне что-то не верится. Полчаса назад позвонил врач и сообщил, что ей уже лучше и что ее уже можно допрашивать. Вызвать ее?

– Нет, и это, пожалуй, отложим до завтрашнего утра. Пусть она выспится. Скажи доктору, чтобы дал ей снотворное.

Мучительная сцена. Похожая на многие другие и все-таки отличающаяся от них.

– Вы даете себе отчет в том, на какие мысли наводит нас ваше упорное молчание? Неужели вам трудно сказать, где вы провели ту ночь?

– Хоть распните меня, ничего не скажу. Я его не убивала. Господи, ладно, у меня мозги набекрень, но вы-то совсем спятили! Знали бы вы, как я вас ненавижу, – совсем меня замучили, житья от вас нет. Ничего не скажу. Назло вам. Раз уж вы такие умные и проницательные, то сами догадайтесь, где я провела ночь. Черта с два догадаетесь! Поглядите-ка на них – сидят и думают. Думайте, думайте. Дядюшка, вы мне так симпатичны! Угостите сигареткой, я вас еще больше любить стану… О-о! с фильтром! Какой прогресс… Мерси, дядя, у тебя хоть манеры изысканные. Медвежонок, ты действительно так хочешь узнать, где я была? А если тебя это расстроит? Да, с мужчиной! Всю ночь. И очень довольна. Всю жизнь буду помнить. Сумку мою, надеюсь, вы уже перерыли? Деньги там… это от него, платит человек. Не то что ты – голь перекатная. Дядя, у тебя-то хоть деньжата водятся?

Да, ничего не скажешь, действительно мучительная сцена. С одной стороны – двое здоровых, хорошо выспавшихся мужчин, румяных и свежевыбритых, спокойных и трезвых, а с другой, сломленная женщина с опухшими от слез глазами, изгрызенными до крови ногтями, в мятом платье и с размазавшейся по всему лицу косметикой. К тому же она почти на грани истерики и несет сплошной вздор, не понимая, что тайное постепенно становится явным. Десислава еще ни в чем не призналась, а мне уже было ясно, что ее рассказ – чистая правда. Она запирается не из-за упрямства или из-за вспышки внезапной ненависти к нам, ненависти, которая на фоне ее истерии придает ей силу фанатика, не думающего о последствиях своего поведения. Нет, молчать ее заставляет стыд – ей неудобно перед Пырваном, не случайно она так старается избежать его взгляда.

Решив проверить, правильно ли я рассуждаю, я попросил Пырвана выйти из комнаты. Результат был совершенно неожиданный: Десислава вскочила с места и бросилась к двери.

– Куда он ушел? Почему? Чего вы от меня хотите? Скажите ему, чтобы он вернулся! Умоляю вас, пусть он вернется!

Я еле-еле сумел ее успокоить. Она послушно вернулась на свое место, но по-прежнему вся дрожала, не спуская глаз с двери.

– Я боюсь. Он думает про меня… как будто это я убила Милчо.

– Это все выдумки. На вашем месте любой бы мог такое вообразить. Никто вас ни в чем не подозревает, вы просто себе внушаете. Вы только мне скажите, где вы были, и сразу кончим. Я никому не скажу. Обещаю, все останется между нами.

– Почему? Я теперь могу и в его присутствии, мне и так известно, что он думает обо мне. Раньше-то, конечно, он так не думал. Впрочем, он далеко не джентльмен, а такие только этого и заслуживают. Позовите его!

– Это необходимо?

– Позовите, говорю! Пусть он тоже послушает!

– Хорошо, но дайте слово, что больше торговаться не будем.

– Ладно. Дайте мне еще одну сигарету.

Я дал ей сигарету и направился к двери, но она вдруг остановила меня:

– Нет, не надо, я не буду говорить.

Я вырвал у нее изо рта сигарету, швырнул ее на пол и растоптал.

– Да это, в конце концов, ни в какие ворота не лезет! Вас словно и не касается, что убийца спокойно себе разгуливает на свободе?!

– Убийца… Вот с кого все началось! – Она нагнулась и протянула руку к растоптанной сигарете. Думала, что я ее остановлю, как-нибудь отреагирую, однако я не сдвинулся с места. Решил позволить ей унизиться окончательно.

Деси изо всех сил смяла окурок в пепельнице и тихо повторила:

– Позовите его, пусть послушает… Пырван вошел и остался стоять у двери.

– Можешь записывать, – обратилась к нему Десислава. Взгляд у нее при этом был испепеляющий. – Итак, вчерашнюю ночь я провела с одним типом по прозвищу Ванта. Ты с ним знаком?

– Нет, – ответил старший лейтенант совершенно спокойно.

– Как? Ты не знаешь Ванту? Да этого не может быть. Это самый отпетый мерзавец во всей Софии. Тебя это удивляет?

Пырван не ответил.

– Значит, не удивляет, – прошипела она сквозь зубы, снова на грани истерики. Я поспешил вмешаться:

– Все ясно, с Вантой. Этого достаточно.

– Как это – достаточно? Вы же сами хотели послушать… До полуночи мы с ним просидели в "Красном маке". Пили. Потом я сама предложила ему пойти куда угодно, только чтобы не на улице… Ну вот, он меня завел на какой-то чердак, потому у меня и вид такой, – она взглянула на свое платье, – всю ночь прокувыркались в пыли и паутине, даже и мыши там бегали. Но все было не так уж неприятно. Вот только адреса я, к сожалению, не помню, но вы можете расспросить Ванту. Там и вещественные доказательства остались – пустая бутылка из-под ракии и окурки по всему полу.