Волчий капкан

– А теперь – самое интересное, – продолжил свой рассказ Пырван. – Тот, у кого живет Милчо Половянский, человек далеко не его круга. Бывший наш торгпред в Швейцарии, а сейчас важная шишка во внешней торговле и системе СЭВ. Как и почему он пустил к себе в дом такого типа, как Половянский, и с какой стати позволяет ему водить домой пьяные компании? Все это мне кажется по меньшей мере странным, а если припомнить еще таинственное происхождение валютных доходов Милчо и случайно вырвавшиеся у него слова о «беспроигрышной игре» – то тут я уже не могу удержаться от предположения, что речь идет не просто об уголовной афере. И еще кое-что: один раз наш человек провел целую ночь с пьяной компанией друзей Половянского в квартире этой важной персоны. Он заметил, что Милчо чувствует себя там совсем как дома – распоряжается и на кухне, и в гостиной. Случайно подобранные на улице девицы устроили танцы, подняли невероятный тарарам, но Милчо ни разу не сделал им замечания, чтобы вели себя потише.

– А хозяин-то был дома? – спросил я.

– Да, был. Милчо его пригласил, но тот отказался, сославшись на какое-то важное дело утром. Скоро все о нем забыли. А тот ничем о себе не напоминал. Самым странным мне кажется здесь то, что Половянский чувствует себя хозяином в этой прекрасной квартире.

– Да, действительно странно, однако возможно. У меня тоже есть приятель – у него хоть из пушки дома пали, он слова не скажет. Добряк! Почему бы не предположить, что владелец квартиры, где живет Половянский, именно такой человек?

Пырван задумался. Я едва сдерживался, чтобы не спросить, как зовут этого владельца. Если окажется, что это тот самый, то дело и вправду приобретает интересный оборот. Не придется ли мне в таком случае рассказать ему, на каких угольях сижу сам? Пырван наверняка обидится, что я не включил его в оперативную группу. Но в любом случае то, что он узнает о задаче, поставленной мне генералом, означает: его придется держать в курсе. Это надо хорошенько обдумать. Не хочется мне впутывать его в такие крупные дела – молод еще, зелен, да и важные соревнования на носу.

– Как ни жаль, – сказал Пырван, – но я все еще ни разу не видел хозяина этой квартиры, этого ангела с крылышками. Зато я хорошо знаю Половянского и могу вас заверить, что никакой, даже самый большой добряк не смог бы его вынести. Вы себе представить не можете, что это за отвратительный тип. Меня тошнить начинает каждый раз, когда я его вижу. Его запальчивость заставила меня предположить, что у Пырвана с этим мошенником могут быть какие-то личные счеты, однако решил спросить об этом потом – сейчас меня интересовало только имя хозяина квартиры.

– А как зовут этого, с крылышками? – спросил я весело. – Ты ничего больше не узнал о нем? Он случайно не родственник Половянскому? Есть у него жена, дети?

– Нет, никого у него нет, никаких родственников. Единственное, что у них общего, – это возраст. Они ровесники. Я проверял в ЗАГСе. Но это, конечно, не важно. Владельца квартиры зовут Петр Чамурлийский. Все его родственники умерли, кроме одного дядьки, то ли со стороны матери, то ли отца – не помню, не уверен.

Он! Тот самый! В моем списке под номером четвертым. В списке, составленном после стольких колебаний, в списке, стоившем мне стольких терзаний.

– Так ты говоришь, Петр Чамурлийский? Я, кажется, уже слышал это имя. Но в сфере внешней торговли он вроде бы не из самых важных птиц?

– Как раз из самых, товарищ полковник. И поездка на Запад для него все равно, что для нас с вами прогулка до центрального стадиона. Чуть ли не каждый месяц летает то в Париж, то в Болонью…

Я вдруг похолодел – мучаюсь тут как грешник, стараюсь действовать максимально осторожно, чтобы никто ни о чем не догадался, а этот юнец, как видно, вверх дном перевернул все Министерство внешней торговли, наводя справки не о ком-нибудь, а об одном из высших чиновников. Вот как человек может провалиться, без вины виноватый! Я с трудом овладел собой и спокойно спросил:

– Откуда тебе известны все эти подробности о нем? Бог знает, какую шумиху ты там поднял.

– Ну что вы, товарищ полковник, – улыбнулся он. – Я в министерстве вообще не был. Только в милиции. Да и там… совсем под другим предлогом, интересовался совсем другими вещами… Сами понимаете!

– Половянский как личность мне ясен, – продолжал старший лейтенант, – а вот его ровесник Чамурлийский пока нет, хотя и это со временем прояснится.

Очень меня смущают их взаимоотношения. Как в них разобраться? У меня самые ужасные мысли в голове вертятся. Ну, а если именно он дает Половянскому доллары? Если они сообщники?.. Нет, просто не верится. С чего бы это такому человеку, как Чамурлийский, связываться с таким отпетым проходимцем, который к тому же давно на примете у милиции? И потом – Чамурлийский прилично зарабатывает, семьи у него нет, от загранкомандировок остается и валюта, но на эту валюту ему машины в "Корекоме", конечно, не купить, следовательно, доллары Половянский получает от кого-то другого. И не за просто так. Вопрос только – за что? Просто голова идет кругом! А что, если Половянский собирает разные сведения, передает их Чамурлийскому, а тот, в свою очередь…

– Глупости, – прервал я его. – Какие сведения может собирать тип вроде Половянского? Где он бывает, к чему имеет доступ? В наше время за кордоном никто не станет платить за ресторанные сплетни. Даже если Чамурлийский и шпион, то он никогда в жизни не пустит к себе в дом бывшего шулера, спекулянта и бездельника.

– Да, но ведь пустил же! Боец интернациональных бригад, участник Движения сопротивления во Франции и Греции, доброволец в конце второй мировой войны, после Девятого сентября служил в армии, разоблачил подпольную группировку. Изучал экономику, был торгпредом в Швейцарии, специалист в области управления и планирования народного хозяйства, отличный работник и общественник, но в личной жизни исключительно замкнут. А ко всему этому – к худу ли, к добру ли – нужно добавить и случай с Половянским, со всем, что из него вытекает. Куда же смотрели мои помощники, почему до сих пор не сообщили, с кем живет Чамурлийский? Разумеется, будь он шпионом, он ни за что не стал бы держать дома подобного типа, разве только если этот тип каким-то образом пронюхал о его темных делах. Довольно неправдоподобно, но… факт остается фактом – человек, имеющий положение в обществе, всеми уважаемый, ценный специалист пустил к себе в дом мелкого уголовника и терпит его. Случайно это или нет? Я поднялся из-за стола:

– Товарищ старший лейтенант, с сегодняшнего дня ни шагу без моего ведома, самостоятельно ничего не предпринимать! Ясно?

– Так точно!

– На первое время сделаем вот что: дадим задание нашему человеку устроить еще одно посещение квартиры Чамурлийского. Там он должен будет "случайно" разбить или испортить какую-нибудь дорогую вещь, принадлежащую хозяину квартиры, и внимательно наблюдать за реакцией Половянского. Станет он паниковать или беззаботно махнет рукой? Нам нужны именно такие незначительные доказательства.

– Половянский – истеричный тип, и разораться он может по любому поводу, все зависит от его настроения. И потом, зачем? Разве нам не достаточно того, что мы уже знаем? То, что он чувствует себя в квартире хозяином и водит туда пьяные компании, – бесспорный факт, а если будет испорчена дорогая вещь, это может насторожить Половянского.

– Тут все зависит от нашего человека. Ему нужно так обернуть дело, чтобы Половянский сам заговорил о владельце квартиры. Что-нибудь вроде: "Эх, Милчо, что же я наделал? Как ты теперь будешь оправдываться перед хозяином? Может, лучше я сам ему объясню? Я за все заплачу, не хочу, чтобы ты из-за меня нажил неприятности. Что он за человек? Ругаться не будет? Вот ведь незадача! Дай бог, чтобы все обошлось!" Пырван покачал головой:

– Мне кажется, что вряд ли мы что-нибудь выиграем от этого трюка, но попробовать можно.

Кафе «Бамбук» расположено в одном из самых приятных мест Софии – на углу между Народным театром и Городским садом. Это почти в самом центре, но машин и прохожих здесь мало. Внутри уютно – зал разгорожен низенькими барьерчиками, за каждым из них умещается вдвое больше людей, чем можно предположить на первый взгляд. Круглые и квадратные столики имеют то же чудесное свойство. Щедро заставленный бутылками буфет, богатый выбор сигарет. Дверь на кухню почти не заметна, а аромат туалета не смущает обоняния. Публика здесь самая разношерстная, особенно вечером. Тогда в кафе хозяйничает молодежь, и после семи здесь почти невозможно найти свободное место. Самое спокойное время утром, часов до десяти – тогда можно и газету прочитать, и письма, и чаю попить, и тихо побеседовать с друзьями; самые солидные клиенты, из тех, кто поддерживает репутацию заведения, приходят к обеду, пьют кофе или итальянский вермут, но больше часа обычно не задерживаются. Мы с Пырваном появились там как раз в момент, когда писатели, поэты и художники, расположившиеся на самых видных местах, уже поглядывали на часы и один за другим вставали. Никто их не удерживал, в «Бамбуке» существует неписаное правило: за столик «к своим» можешь садиться, не спрашивая разрешения, и уходить, когда пожелаешь.