Другой

— Есть, о них и речь для тебя. Приходит ко мне прошлый год одна, скажем так, девушка и рыдает. Юноша ее над ней же надругался, над ее любовью к нему. К тому же, мать умерла, отец пьет, жить, как обычно, не на что, но главное тоскливо после всего. Короче, повеситься хочет. Обычная история, казалось. Но нюанс в том, что перед тем как кончать, она просит, чтобы я за это ее деяние смыла, успокоила ее совесть. Ей, видите ли, совестно повеситься.

— О, какая тонкая натура!

— Много я с ней провозилась. Денег с нее — кот наплакал, но душу-то жалко. Я и так и эдак… Совесть успокоишь, она тут же и кончит. И все-таки, я ее напугала. Отговорила от такого злодеяния. Но, Лера, какой я метод использовала, даже тебе не могу сказать, это моя тайна.

Лера вздохнула.

— Недавно на мой день рождения мне звонила. Забыть не может. Я ее спрашиваю: больше не тянет? Она сквозь слезы отвечает: почти никогда.

Лера задумалась.

— А что еще?

— Но эта девушка тебе интересна? Я могу ее адрес дать.

— Не надо, не надо, — испугалась Лера. — Я додумаю сама образ.

— Испугалась? А то ведь затянет, меня она тянула, как бы ни с того ни с сего. Бессознательно.

— Тетя Соня, варенье у вас такое вкусное… — протянула Лера. — И что еще? — с нетерпением добавила она, так что варенье с ложки упало на голову кота, который к тому времени приласкался к ее ноге.

— Все не терпится? Для тебя тут один санитар есть. Ну, настоящий бугай лет тридцати. Пришел ко мне, глаза слезятся, и бормочет что-то. Я ему говорю: «Говорите яснее, я не донесу. Это же будет во вред моему бизнесу. Если замочили кого или иные проблемы, — говорите четко, не нервничайте».

— А он?

— А он психует. И не поймешь чего бормочет. О медицине, о каких-то лекарствах, о том, что он де кровь пьет. Не просечь, то ли он метафорически выражается, то ли буквально.

Лера насторожилась и даже напряглась физически. «Этот подходит. Может быть, зацепка» — подумала молниеносно.

— Чем кончилось-то?

— Сбежал. Точнее, я ему сказала: вы бормочете что-то несусветное уже полчаса, у меня голова разболелась. Я вас таким не могу принимать. Он поднялся, такой бугай, и пискнул: «Извините». Я говорю, оставьте ваш телефон, когда я приду в себя, я вас приглашу. Думала, конечно, не даст. Но мне интересно, я люблю полусумасшедших. И представь, Лерочка, он дал телефон.

— Ну и тип!

— Я его обязательно приглашу. Но поскольку он чудной, в ту комнату, — она кивнула в сторону, — я своего телохранителя спрячу. На всякий случай.

— Спрячьте и меня! — чуть не взвизгнула Лера.

— А почему нет? Прячься. Наглядно все услышишь, как на ладони.

Лера даже чуть сладострастно потянулась на стуле.

— Бугай для меня прямо. В роман просится, — добавила она и опять полезла за вареньем, на этот раз не обидев кота.

— Еще один эпизод любопытен, — Софья Петровна округлыми глазами посмотрела в пустоту. — Это с Риммой. Девушка такая. По ее словам, ее любовник — убийца или тянет его к этому. Все карты она боится раскрыть. И сказала, что нуждается в моей душевной помощи. Любовника любит, но убийцу в нем — нет.

— И не боится о таком говорить?

— А чего меня бояться? — обиделась Софья Петровна. — Меня и мухи не боятся. А она девушка чуткая, сама экстрасенс почти. Кроме того, она говорила, дескать, она чует, что он убийца, но доказать это прямо невозможно.

— На том свете докажут, — заметила рассеянно Лера.

— Ну, так вот. Одного сеанса с ней оказалось недостаточно. Я ей наказала еще придти, продолжить. Скоро придет.

— Ой, вы меня тоже к ней спрячьте, — облизнулась Лера. — Загадочно, но не совсем.

— Ради Бога. Для тебя мне не жалко. Набирайся мирского опыта. Мир-то у нас широк…

— А больше ничего нет?

— Для тебя пока ничего нет, — строго сказала Софья Петровна. — Не все кошке масленица.

И они потом проболтали, сколько надо, о сущих пустяках. Лера пустяки не любила, но тетушка их допускала.

глава 9

Прошла неделя, и утром в квартире Одинцовых раздался телефонный звонок. Анна Петровна только-только укатилась на работу, оставив в кухне завтрак сыну и Лере.

К телефону подползла Лера, в ответ в трубке взвизгнули, а потом раздались гудки. Но Лера все поняла: это означало, что скоро приедет Инна.

Быстро поднялись, Лёня бросился в душ. Но и в душе он стал забываться, и только присутствие Леры возвращало его в мир: тогда он пел.

Завтрак отложили, и вскоре зазвенел домофон. К изумлению Леры (Лёня уже ничему не изумлялся) сама Инна Лазункова была не одна. С ней был мужик, лет около сорока, огромный, с отвислым животом и выпученными глазами. Лера знала его, это был Тарас Ротов, но Лера называла его «рот Истины». Лёня же знал о нем только одно: Тарас — дальний родственник Ковалевых, у которых пропал сын, но связи между Истиной и им (Ротовым) Лёня пока не ощущал.

Ротов довольно развязно прошел на кухню, тут же выпил пива и уставился в окно.

— Жаль парня — отключенно проговорил Леня.

Инна бросила злой взгляд на задумчивого Одинцова.

— Хуже! Хуже! Все хуже! — слегка разъярилась она.

— Но бывает еще хуже, — мирно рявкнул Ротов и похлопал себя по животу.

— Ты знаешь, Лера, — вдруг устало проговорила Инна, переходя от ярости к тишине, — в этом мире даже умереть не дадут спокойно. Ковалевы с безнадеги обратились к гадалке. С первого сеанса она как отрезала: Володя лежит около кольцевой дороги, там-то и там-то, дала точные координаты. Ковалевы понеслись.

— И я понесся, — вставил Ротов, глядя в потолок.

— Жара неимоверная. Приехали. Рыщем как безумные. Весь перелесок обегали. Ничего. И вдруг — башмак. Черный такой, — его, Володи, нет сомнений. А самого нигде нет. На другой день милиция обыскала — ни души, ни тела. Один башмак.

Ротов посмотрел на портрет Достоевского.

— Не думала я, что так повернется. — тихо добавила Лера, — Вместо трупа — ботинок.

— Только не надо глядеть на этот портрет, — взвилась Инна, — хватит, нагляделись. Короче, мы опять к гадалке. Так, мол, и так — ботинок и ничего больше. А она озверела: «Да вы кому это говорите, — кричит, — я видела без дураков вашего Володю на этом месте». Катя в слезы. Андрей стоит как столб. Конечно, родители…

— Чем кончилось? — простодушно прервал Леня.

— Второй раз гадала. Вскрикнула: «вижу, вижу его, вижу местность и улицу». Короче, ошалели все. Со мной, конечно, истерика.

— Неуютно это все, неуютно, — пробормотал Ротов. — Человек должен в могиле лежать, а не на траве, в земле-то уютней.

— Понеслись в то место. Искали. И нашли.

— Что нашли?!

— Штаны. Володины штаны, это точно.

Ротов шумно вздохнул:

— А что для таких кровь? Химическая формула — и дело с концом. Скорее всего, увезли на органы.

Лера спросила:

— У гадалки-то были еще?

— Естественно, Лера. Ковалевы и я. «Вы меня достали, — кричит, — раз вместо него предметы на виду, то я больше не гадаю. Сил нет на такое виденье. Я людей раскрываю, а не штаны»… Брюки Володины мы сдали в милицию, следователю. Наверное на штанах отпечатки чужих пальцев, слюна или еще что… Как все мерзко однако!

Инна посмотрела на Леню:

— Я тебя не узнаю, Одинцов.

— Он в порядке, — объявила Лера.

— Володю жалко, — вздохнул Ротов, — где человек, там и смерть.

— Однобоко слишком, — возразила Лера. — Я вот что скажу. Смогут ли Катя и Андрей пережить такое?

— Еще как смогут, — мирно проскулил Ротов. — Они жизнь любят. Не откажутся от такого бреда, как жизнь.

— А я хотела дать телефон одного батюшки. Он — настоящий. А что это значит, не каждому дано знать.

Инна тупо ответила:

— Спрошу их. Устала я от всего.

— Устанешь, — согласился Ротов. — Мне из Нижнего звонил приятель. В его квартиру два бомжа забрались. Тихие такие, пришибленные. Он-то спал по пьянке. Мирно вели себя, не шумели, ничего не взяли, потому как взять нечего. Одно только: кота съели. Голодные потому что. Но самого хозяина не тронули. Побоялись огласки. Не одна только мафия безобразит, но и простой человек бывает порой не дурак…