Призрачно все...

Эффект присутствия

Наверное, каждая юная пара, мечтающая о долгой и красивой любви, должна вначале пройти какое-то испытание, проверку чувств. И если любовь окажется сильнее дрязг, измен и клеветы, если она сумеет выстоять, то можно быть спокойным за ее будущее. Пусть этот вариант достаточно жесток, но именно тогда в России будут крепкие семьи, и значительно уменьшится количество бездомных детей и детских домов.

Так рассуждал Егор Кедрач, сидя за столиком ресторана «Камские огни» напротив Кристины и Вениамина. Молодые не могли отвести блестевших глаз друг от друга.

В больнице с Вениамином произошло чудо: он излечился от диабета. Лечащие врачи схватились за голову, когда вынуждены были снижать дозу инсулина до минимума, а потом совсем его отменить, поскольку уровень сахара в крови оставался стабильным.

Сенсационный случай тотчас попал в медицинскую периодику, лечащий врач сел за диссертацию, а сам Поплевко буквально летал на крыльях, так как Кристина сообщила ему, что простила его и больше не сердится.

Видя, как молодежь любуется друг другом, Егор чувствовал себя немного не в своей тарелке. Он был счастлив, что его ученик Поплевко выздоровел, что у него благополучно решился личный вопрос. Он, собственно, с этой целью и пригласил ребят в свой любимый ресторан, чтобы отметить радостное событие. Но теперь ощущал себя лишним и искал повод, чтобы исчезнуть. Поэтому, заметив появившуюся «на горизонте» знакомую физиономию, тотчас зашевелился:

— Вот что, голубки, я покину вас, — улыбнувшись одними глазами, он вышел из-за стола. — А вы поворкуйте пока в свое удовольствие.

Одноклассника в компании симпатичного молодого человека он застал как раз в тот момент, когда они усаживались за столик у самой эстрады. Надо отметить, что ему никто не обрадовался: ни Ворзонин, ни его собеседник. По лицу психотерапевта поползла не знакомая театралу гримаса, и тот не постеснялся «подкрепить» ее словесно:

— Привет, писака… Извини, у нас приватная беседа.

— Да, Кедр, мы, конечно, рады тебя видеть, но… — неожиданно похлопал театрала по плечу совершенно молодой незнакомец. — Мы с тобой потом поделимся новостями непременно. А сейчас, извини, вопросы просто архиважные.

— Мы разве знакомы? — отдернул Кедрач руку. — Я в первый раз тебя… вас вижу. Вы, собственно, кто такой?

— А я тебя в пятьсот первый, — мгновенно отреагировал молодой, в интонации которого промелькнули знакомые Кедрачу нотки. — Но все подробности в деталях потом, потом… Сейчас, извини, не до тебя. У нас крайне мало времени.

Едва возмущенный Кедрач «отчалил», за столом воцарилось недолгое молчание. Изместьев разглядывал свои ухоженные руки, чувствуя в теле странную легкость и прыгучесть. Ему хотелось вскочить на столик и громко захохотать на весь ресторан. Казалось, падение самолета странным образом изменило не только его внешность, но и темперамент.

Первым нарушил молчание мужчина с внешностью Павла Ворзонина. То и дело дергая себя за усы, он объявил:

— Вот что, Аркадий Ильич… Советую распрощаться с прежним именем раз и навсегда. Метаморфозу, произошедшую с тобой, затеял я. Конкретно — ведущий эрмикт-коатер Института Времени, научный руководитель проекта «Маркиз» Карл Клойтцер. Настало время назвать вещи своими именами. Час пробил.

— Погодите, что-то припоминаю… — наморщил Изместьев молодой лоб. — Кажется, появление на свет гения, рожденного проституткой. Или что-то в этом роде. Все, как в тумане, словно с большого бодуна. Но кое-что уже проступает!

— Проститутка, кстати, должна родить не гения, а его отца. По вине человека, в облике которого я сейчас сижу рядом с тобою, реализация проекта едва не провалилась. Между тем моим визитом и сегодняшним днем в будущем «промелькнуло» почти 25 лет. Сам понимаешь, я стал значительно старше, и обладаю совершенно другой информацией. В облике этого Самоделкина мне будет проще подготовить его клинику к выполнению проекта. К тому же его методика нейро-лингвистического программирования, когда пациент находится в эрмикт-сфере… дает фантастические результаты. Наши ученые были вынуждены это признать. Методики случайно наложились одна на другую… Получилось нечто запредельное. Для обычной человеческой психики, я имею в виду.

— А при чем тут я?! — с недоумением и, как показалось Клойтцеру, с обидой воскликнул «гость из Москвы». — Кстати, я могу узнать, где пробыл все это время?

— Что ж, — устало усмехнулся «психотерапевт». — Ты заслужил это право — знать правду. Я догадывался, что с «багажом знаний» этот Самоделкин тебя обратно, в 2008-й, не пустит. Но после авиакатастрофы, когда матрицы перезагрузились, память должна восстановиться. Хотя и не сразу. Как ты, наверное, помнишь, вначале эти проекты никак не пересекались. Благополучно существуя порознь.

— Какие проекты? — недоуменно икнул «москвич».

— Я имею в виду наш «Маркиз» и коварный замысел Ворзонина имплантировать тебе в мозг реальность 1984 года. Им двигало, насколько я разобрался, два жгучих желания. Первое — чисто научное, амбициозное. Ты лежал в клинике под электродами и камерами, все твои показатели тщательно регистрировались, и прежде всего — энцефалограмма. Сам факт свершившегося, который ты бы впоследствии подтвердил, — сделал бы его гением на века. И второе — субъективное, понятное, человеческое, — дискредитировать в твоих глазах Жанну Аленевскую.

Услышав знакомое имя, уцелевший в катастрофе косметолог встрепенулся:

— Зачем это ему?

— Насколько я разобрался в ситуации, он давно и безнадежно влюблен в Ольгу, твою супругу. И первоначально им руководило огромное желание угодить ей. Очень благородный порыв, признаюсь. Твое увлечение Жанет ни для кого секретом не было. Как спровоцировать твое разочарование в ней? Вернее, в ее прошлом? Правильно: вложить тебе в подкорку преступление, характеризующее ее резко с отрицательной стороны. Но желаемого результата он так и не добился, несмотря на все ухищрения.

— Сволочь! — попытался изобразить злобу на чужом лице Изместьев. — Его уничтожить мало! Одноклассник, называется.

— Положа руку на сердце, признаемся, что он в данном желании не большая сволочь, чем… ты. Вспомни, на что ты подписался, прыгая якобы вниз головой? Ты фактически приговорил семью… свою, заметь, не чужую! Савелия ты этим поступком фактически стер из действительности. Нет, как раз в данном желании я Ворзонина понимаю. Он руководствовался высшими соображениями.

Клойтцер замолчал, видя направляющегося к ним официанта. Листая предложенное меню, он не переставал теребить усы.

— Не знаю, как ты, Аркадий Ильич, — бросил он короткий взгляд на притихшего «коллегу», — а лично я здорово проголодался. Что закажем?

— На что хватит денег, — Изместьев пошевелил чужими бровями.

— Ну и скряги же эти москвичи, — подмигнул безучастно застывшему официанту «психотерапевт». — Будьте добры, солянку по-испански, тушеное мясное ассорти, картофель не забудьте нафаршировать зеленым луком и… бутылку шампанского, пожалуйста.

Когда официант с поклоном удалился, заказчик продолжил:

— Проекты бы не пересеклись, если бы не твое горячее желание навсегда «улететь» в прошлое, если бы не творческий кризис Кедрача, если бы не диабет, который мы в будущем недооценили… Видишь, сколько «если бы»! Именно благодаря этим «если бы»… Именно!

— О каком еще «кризисе Кедрача» вы заикнулись? — замотал чужой головой Изместьев. — При чем здесь Егорка?

— Театрал с самого начала был в проекте. Все, что с тобой бы случилось в прошлом, должен был придумать Кедрач. Сценарий «имплантации» писал он. Но ничего вразумительного придумать не мог, как ни старался. Но об этом мы узнали слишком поздно. Непростительно поздно!

— Ничего не понимаю. Нельзя ли поподробней?

— Можно, только надо все по порядку, — проглотил слюну Клойтцер. — Не торопи меня! Итак, я улетел из вашего времени в полной уверенности, что ты прыгнешь, эрмикт-бластеры тебя переместят куда надо… Только прыжка в реальности так и не состоялось. Хотя и не по твоей вине. Ворзонин тебя перехватил. С помощью своей подруги Люси он подкараулил момент, «выключил» тебя и поместил под электроды.