Багровые волны

В свое время в училище имени Фрунзе курсантам на лекциях рассказывали об истории подводного флота. Когда в еще царском флоте только-только появились первые подводные лодки вместе с кораблями возник вопрос: какое жалование положить офицерам? Тогда все делалось по ранжиру, по инструкции, как начальство утвердило. А вот штатов на подводников не было.

Говорили, штабные и финансисты и так рядили, и этак. Все не то. С одной стороны — много, не по погонам довольствие. А если иначе взглянуть — слишком мало выходит, под водой плавать, не зная всплывешь или нет, не каждый пойдет. Набирали в подплав самых отчаянных, а такие не только с противником, но и с начальством дерзко разговаривают.

В итоге вопрос решил один старый заслуженный адмирал. Некоторые баяли, будто не адмирал, а чуть ли не великий князь. Но это не важно. Выслушал адмирал спорщиков да и предложил: "А сколько сами запросят, столько им жалование и положите. Для казны ущерба не будет. Все равно потопнут".

Байка старая, жаль — те ставки ныне не действуют. Хотя честно, и при советской власти жаловаться было грех. Довольствие подводникам всегда выделяли по высшему разряду. Даже знаменитая винная порция сохранялась. Нынче ее назвали иначе, и обосновывали врачебной необходимостью. Но как бы там ни было, но вино подводникам выделяли исправно. В походе по 200 граммов на человека в сутки. Прочее довольствие тоже не задерживали, пусть не коммунизм, но жить можно, на семью хватает. Даже жилье выделяют вне очереди.

В свое время Котлов очень удивился, когда, перегнав корабль в Ленинград на Балтийский завод, узнал, что ему уже выделили неплохую коммуналку на Васильевском острове на все время ремонта. Остальные корабельные командиры тоже не остались на улице: или комната в городе, или отдельная квартира на территории военной части. Больше всего этому факту обрадовалась Леночка — переезд из Полярного в Ленинград она восприняла как настоящее чудо.

Виктор прекрасно понимал супругу, заполярье не самое лучшее место для молодой женщины, но служба есть служба. Задерживаться в Ленинграде сверх необходимости он не собирался. Влачить жалкое существование сухопутного моряка, видеть море только с берега было выше его сил. Да и какое это море?! Жалкая лужа, пресноводный залив, перекрытый со всех сторон берегами иностранных государств, лимитрофов, бывших российских колоний.

Другое дело — Север! Открытые морские просторы, незамерзающий порт, постоянные походы, научные экспедиции, прекрасные, сильные, открытые люди. Недаром сосед семьи Котловых старый помор Саша Авраменко говаривал: "На юге легче гнутся спины. Воздух севера делает свободным". Такова жизнь, недаром поморы никогда не знали рабства и крепостного права. Не жаловали они и туповатых, гонористых чиновников, не видевших дальше своего носа и все меривших своим карманом.

В тот вечер, Виктор Котлов с одной стороны грустил по Полярному, простым человеческим отношениям в бригаде подплава и штабе Северного Флота. И одновременно он не хотел уезжать из Ленинграда. Город Революции покорил его сердце еще во времена голодной и бесшабашной курсантской юности.

Большой город, широкие улицы и проспекты, непривычные пареньку из Нижненовгородской губернии каналы и мосты. Новые друзья, флот, первое знакомство с морем, будоражащие кровь рассказы наставников о дальних походах. И любовь! Танцы по вечерам, свидания с местными скромницами и совершенно случайная встреча с Еленой. Случайная на первый взгляд.

Только потом, через несколько лет, уже после окончания училища, получения Виктором первого в жизни назначения на флот и женитьбы они поняли, что встреча была неслучайной. Это было зимой, подводная лодка задерживалась в море, отмеренные сроки возвращения вышли, связи с кораблем не было. Один из первых кораблей советского флота, не особенно надежная техника, зимнее штормовое море, случиться могло все что угодно.

На берегу начали беспокоиться, только когда прошли три дня с предписанного срока возвращения из похода. Поднявшиеся в небо гидропланы тщательно обыскивали прилегающую акваторию. Командующий бригадой подплава запросил помощь у штаба флота, но корабли не были готовы к выходу в море. С большим трудом удалось в авральном темпе снарядить и вывести из Полярного два сторожевика.

Корабли шли через шторм по возможным маршрутам возвращения подлодки. Несмотря на непогоду, на мостиках и палубах держали усиленные вахты сигнальщиков и наблюдателей. Десятки биноклей неусыпно обшаривали морскую поверхность. Каждое мелькнувшее среди волн бревно, обломок дерева, ящик привлекали к себе внимание. Тщетно, два сторожевика и несколько гидросамолетов ближнего действия и не могли обшарить весь район.

На пятые сутки с момента объявления тревоги, когда всем уже было ясно, что корабль не вернется, когда поиск продолжался только потому, что иначе нельзя, нельзя бросать товарищей, пока еще есть надежда, потерянная подлодка вошла в Кольский залив. К тому времени, когда корабль подошел к порту, на пирсе собрался почти весь наличный состав военной базы. И одними из первых к спускающимся по трапу усталым, небритым морякам бросились их жены.

Официальная церемония встречи была безбожно скомкана, но оно и к лучшему. Командующий бригадой счел за благо не мешать людям, а спокойно подождать пока все не успокоится, и только потом выслушать доклад. Причиной задержки корабля оказалась банальная поломка дизелей. Подлодка неделю дрейфовала в штормовом море не границе плавучих льдов, пока механики не отремонтировали моторы. Кроме того, в шторм сорвало антенну, а передатчики вышли из строя от сотрясений корпуса. По идее, ЧП, но так как все закончилось благополучно, шум поднимать не стали, а командиры подлодки и БЧ-5 получили поощрения от начальства.

Именно тогда, обнимая на продуваемом всеми ветрами пирсе плачущую от радости Леночку, штурман Виктор Котлов и понял, что та встреча в далеком Ленинграде была не случайной. Судьба ненавязчиво столкнула две судьбы и дала им шанс слиться воедино. Некто невидимый и напрочь отрицаемый коммунистической идеологией незаметно помог молодым людям встретить друг друга. Дальнейшее же зависело только от них. И они не упустили свой шанс. Через много лет, и вернувшись в Ленинград, и на мостике крейсирующего в Атлантике боевого корабля, и уже после войны Котлов ни разу не пожалел о случившемся и прожитых вдвоем с Леной годах.

Воспоминания воспоминаниями, а время между тем идет. Идея пройтись одному по улицам выветрилась из головы так же, как и пришла. Дома ждут. Докурив трубку, старший лейтенант Котлов застегнул ворот реглана и направился вдоль Мойки к Адмиралтейству. Дальше его путь лежал мимо Зимнего, через мост, вдоль Биржи и по Среднему Проспекту домой.

Время шло. Не смотря на грозные требования Наркомата флота, балтийские рабочие не спешили завершать ремонт. Их тоже можно было понять — план заводу навалили такой, что средств и ресурсов на ремонт кораблей почти не оставалось. Но зато начальство не оставляло своих застрявших на берегу моряков без внимания. На командиров навалились обязательные учебные курсы, кроме того, никто не освобождал их от обязанности готовить личный состав к службе.

Пусть срочнослужащие экипажа море видели только с берега, пусть не все могли написать свою фамилию без ошибок, но нормативы существовали, сроки экзаменаций никто не переносил. За заваленные же результаты вполне можно получить по шапке. Можно ли сделать из призывников настоящих моряков, не выпуская их в море, только во время кратких выходах на учебных лайбах в Кронштадт и обратно, это другой вопрос. Как показал опыт, научить владению техникой и вбить в головы основы дисциплины и субординации можно. Остальное же зависит от командиров и старшин.

Зачеты экипаж Котлова сдавал, людей готовили. Если уж нет возможности учиться на практике, делали упор на теорию. Начальство смотрело на заботы подводников благосклонно, помогало, чем могло. Хотя могло оно мало. Не смотря на настойчивые просьбы старшего лейтенанта Котлова и его замполита политрука Эммануила Махнова, пытавшегося поспособствовать делу со своей стороны, ни одного выхода в море на учебной подлодке им не дали.