Вторжение, которого не было

Поступило предложение сохранить базу в Ольстере. Эта идея не была отвергнута, хотя все прекрасно понимали, что длитель­ное содержание базы в данном месте связано с большими труд­ностями.

Тщательным образом рассматривался вопрос об организации и задачах Сопротивления в случае немецкой оккупации. В отли­чие от поляков и бельгийцев, имеющих опыт в этом вопросе, англичане были плохо осведомлены о методах и традициях парти­занской войны. Исключение составляли участники “беспорядков” в Ирландии после 1918 года. В любом случае, для детальной раз­работки этого вопроса оставалось очень мало времени. Было орга­низовано несколько подпольных ячеек и устроены тайные склады оружия, но конкретные вопросы “что делать” на данной стадии еще не обсуждались.

Не могло быть и речи об уничтожении промышленного по­тенциала Великобритании. Это означало лишить рабочих средств к существованию. Немцы однозначно давали понять, что они на­деются на отсутствие саботажа в “общих интересах”.

Последний штрих

Шведское правительство обеспечило компетентное и быстрое ведение переговоров. Черчилль изо всех сил старался выиграть [279] время, чтобы успеть вывезти с английской территории все ценно­сти и укрепить форпосты, от которых зависело будущее империи. Перевозка за океан золота, ценных бумаг и национальных сокро­вищ началась 24 июня. 8 июля для этой цели были привлечены эсминец, крейсера, четыре миноносца и три лайнера. Англичане очень торопились, так как хотели иметь на руках нечто суще­ственное, если придется торговаться. В это время огромный кон­вой с оружием из США направили не то на Средний Восток, не то в Канаду. Черчилль информировал Рузвельта о намерениях ан­глийского правительства, и вопрос о прямом вмешательстве аме­риканцев отпал сам собой.

Англия более не была благополучной страной. Стоило про­явить какой-то намек на волю в переговорах, проходящих в Сток­гольме, немцы немедленно начинали избирательный обстрел це­лей, которые расценивались как гордость британской нации. Они выбирали культурные центры, имеющие архитектурную ценность, надеясь воздействовать на эмоции британских лидеров. 30 июля бомбили Оксфорд, 31-го настала очередь Кембриджа; Итону и Хэрроу также досталось. Здание школы в Хэрроу пострадало очень сильно. Один из самых блестящих учеников этой школы — ныне премьер-министр Великобритании был в отчаянии.

Основные силы вермахта медленно, но верно захватывали английскую территорию. Они не спеша и со знанием дела [280] ликвидировали очаги сопротивления в городах и деревнях. Побе­да была не за горами, и немцы старались избегать ненужного риска. Моторизованные подразделения просачивались вперед, сея сумятицу и тревогу среди местного населения. Из Сент-Олбанса, Хай-Уикума, Дидкота, пригородов Оксфорда и Суиндона посту­пали сообщения об очень агрессивном поведении врагов, кото­рые могли творить все, что им заблагорассудится. Местное насе­ление было охвачено ужасом.

Однако в районах, где немцы уже более или менее обоснова­лись, оба народа постепенно начали приспосабливаться друг к другу. В свое время во Франции происходило то же самое.

Население в целом проявляло к оккупантам холодное непри­ятие, но все больше и больше англичан вступали в тесный кон­такт с немцами и иногда изменяли свое предвзятое мнение. Под несгибаемой холодностью и серой униформой можно было раз­глядеть признаки человеческого достоинства, известной практич­ности в поступках, а иногда и сочувствия к простым англичанам, даже доброты. Одинокие люди жаждали взаимопонимания и обыч­ных человеческих отношений.

Немцам, конечно, приходилось использовать местные ресур­сы. Однако повсеместно отмечалось, что они занимались маро­дерством меньше, чем некоторые английские военные из разроз­ненных формирований, которые более не подчинялись дисципли­не. К удивлению приверженцев старых имперских традиций, британская социальная структура начала меняться. И даже, по мнению самых консервативных британцев, изменения не всегда были к худшему.

Процесс трансформации протекал медленно. Никто, конеч­но, не решался в открытую проявлять братские чувства.

Очень немногие англичане испытали радость, став свидетелями символического события в Ливерпуле. Вечером 31 июля линейный корабль “Нельсон” покинул порт с королевской семьей на борту.

Отъезд короля Британии не был тайной. Огромный военный корабль вдруг появился далеко от арены боевых действий. Было известно, что какие-то странные передвижения происходят через порт Мереей. Потом поползли слухи, что война скоро закончится. Люди начали строить всякие предположения. Короля узнали на территории порта. Собралась эмоционально настроенная толпа народа. Всех присутствующих охватило ощущение надвигающейся [281] катастрофы. Послышались возгласы. Люди, казалось, не верили своим глазам. Потом все замолкли, как будто их постигло страш­ное горе. Король и королева помахали в знак приветствия, и кор­теж проследовал дальше. Под вой сирен королевская чета быстро поднялась на борт. С наступлением ночи линкор и корабли со­провождения покинули пределы порта и взяли курс через Атлан­тику. Тем временем Уинстон Черчилль перевел свой кабинет из Лондона в Глазго, где было относительно безопасно. Там он до­жидался последних новостей из Швеции, прежде чем последовать за своим монархом в изгнание.

Гитлер строит планы

Гитлер и его приближенные испытали облегчение и радость, получив известие о победе. Фюреру было чему радоваться. Он пошел ва-банк и выиграл. Накануне “Дня S” Редер видел на лице своего вождя нерешительность. Руководители ОКВ, начиная с 13 июля, неоднократно обращали внимание, что их Главнокоманду­ющий не может найти себе места от беспокойства — особенно, когда RAF удавалось одержать частную победу над “Люфтваффе” или когда Королевский флот входил в Проливы. Теперь же победа была налицо, а мирные переговоры близились к завершению. На­конец-то можно было расслабиться в обществе ближайших со­ратников и подумать о будущем. За последние четыре месяца фашисты во главе с Германией поставили-таки Западную Европу на колени. Вне всякого сомнения, Гибралтар скоро окажется в руках Испании, а Мальта подчинится Италии. Таким образом, последние оплоты Англии на континенте будут нейтрализованы. Баланс мировых сил резко изменился. Соединенные Штаты Евро­пы во главе с Германией стали реальностью.

Все эти мысли бродили в голове великого фюрера, когда он обратил свой жадный взор на Восток. Западный континент был порабощен, Британия и Франция раздавлены. Если он двинет свои силы на Россию, ему уже не придется воевать на два фронта. “США, — заметил он в разговоре с фон Риббентропом, — не имеют ни возможностей, ни желания лезть в европейские дела. Они примут "новый порядок" и станут сотрудничать с нами”. Вряд ли Уинстону Черчиллю удастся поддерживать сопротивле­ние из-за рубежа, как он громогласно заявлял. [282]

“Ведь ясно, — начал Гитлер с полувопроса, — что, потеряв промышленную базу и основную часть населения, Черчилль не сможет провести свои агрессивные намерения в жизнь без явно­го вмешательства США? А Штаты, как я уже сказал, не хотят прямого вмешательства, пусть они сейчас и пытаются взять под контроль имперские территории в Вест-Индии”.

Гитлер не имел ничего против “закручивания гаек” в Англии до подписания мирного договора. Захваченных территорий было вполне достаточно. Лондон находился на осадном положении. Это вряд ли способствовало росту мятежных настроений. Ведь населе­ние нуждалось в продовольствии.

Следовало заставить англичан сохранить нетронутыми про­мышленные предприятия и порты. Германия должна получить в свое распоряжение экономику в хорошем работоспособном со­стоянии. Особенно если принять во внимание планы Гитлера относительно России. Итак, настала пора применять драконовс­кие меры в рамках указа “Об организации и функционировании военного правительства в Англии”.

Это, разумеется, было сугубо временной политикой. Добив­шись своего и не опасаясь отныне вмешательства извне, Гитлер намеревался в недалеком будущем разыграть роль доброго дя­дюшки. Ведь сотрудничество с порабощенными нациями — в интересах Германии. Скрытая враждебность может привести к сопротивлению. Промышленный потенциал нуждается в челове­ческом факторе. Сытые люди вряд ли будут агрессивны. Поэтому нужно будет заняться импортом продовольствия. Английский флот покидает прибрежные воды, и блокада Европы автоматически пе­рестает существовать. Почему бы в таком случае английскому тор­говому флоту не возобновить свою обычную деятельность? Если, разумеется, англичане сами того пожелают. Гитлер и его советни­ки прекрасно понимали, что правительство Черчилля в эмигра­ции может столкнуться с забавной дилеммой: противостояния торгового и военного флотов Британии. Неужели они используют Королевский флот, чтобы отрезать себя от собственного 48-мил­лионного народа?