Страница 45 из 55
Я зажмурился от внезапной полоски света. Это был, увы, только луч электрического фонарика. Уиллинг, словно кошка, спрыгнул вниз и приземлился рядом со мной.
— Что, черт подери…
При слабом свете фонаря мы различили подземную камеру с узким лазом над головой. Пол представлял собой утрамбованную землю, покрытую то ли глазурью, то ли патиной, отчего он настолько затвердел, что стал похож на деревянный или даже каменный. Большими каменными плитами был выложен низкий потолок. Нам нужно было согнуться в три погибели, чтобы не упереться в него головой. Стены были выложены мелкими плоскими, неправильной формы камнями, и каждый из них плотно прилегал к своему соседу. Изнурительная, требующая большого терпения работа! Пальцы Уиллинга обследовали щели.
— Никакого известкового раствора, — проговорил он с благоговейным уважением. — Это, по-моему, называется «сухой кладкой». Вы знаете, что это означает? То, что этому месту немало лет, — может, целая тысяча.
Я уже понял, что мы сидим в камере, которой века, но у меня возникло еще и другое чувство, — настолько же гнетущее, как и клаустрофобия. Обычно я не испытывал страха, находясь в небольших замкнутых помещениях. Но на сей раз все было иначе. Мне почудилось, что здесь творились самые ужасные, самые темные дела. Это жаркое место, казалось, было настоено как на земных запахах, так и на витающих здесь флюидах ужаса и зла.
— Что это за место? — заикаясь, спросил я.
— Понятия не имею, — ответил Уиллинг, и в его обычно спокойном голосе я почувствовал то же отвращение, которое в эту минуту испытывал и я.
— Кто же ее построил? — продолжал размышлять я. — Нет никакого сомнения, что это дело рук человека. Почему же лорд Несс ни разу не упомянул об этом сооружении? Почему ничего не сказал Ангус Макхет?
— Возможно, они ничего об этом не знают.
— Да, она хорошо замаскирована, — согласился я. — И все же вся долина принадлежит Нессу, а прежде принадлежала его семье на протяжении бесчисленных поколений. Клан Нессов был самым знатным во всем этом районе еще во времена Малкольма Шипмора и Сомерледа Макджилабрайда. Он должен знать каждую его пядь, ему отлично известны все его традиции, все легенды. Но даже то, чего он не знает, обязан знать Ангус Макхет.
Уиллинг направил луч на пол. Несмотря на твердую поверхность, на нем сохранились следы стычки. Опустившись на колено, он начал внимательно обследовать булыжник размером с грейпфрут.
— Данбар, здесь убили Шарпантье. А вот и орудие убийства… — Он поднял какой-то предмет и передал его мне. Маленький серебряный карандаш с инициалами «М. Ш.».
Уиллинг бросил взгляд на низкий проход, ведущий в темноту.
— Нужно посмотреть, что там такое, — предложил он. Чувствовалось, что ему это все больше не нравится, как и мне самому.
— Предположим, там нет другого выхода, а существует только тот лаз, через который мы попали сюда… Ну а если… там кто-то скрывается. Скажем, убийца?
— Все равно нужно осмотреть. Слава Богу, у нас есть фонарик.
Мы стояли в нерешительности. Уиллинг направил луч фонарика через проход, и за ним мы увидели такую же камеру, с таким же полом, стенами и потолком. Больше никаких проходов там не было. Вначале мне показалось, что в дальнем углу лежит куча тряпья. Но вдруг она зашевелилась. Кто-то ворочался во сне и скулил.
Я подошел поближе и наклонился. Уиллинг поднес фонарик. Спящим оказался ребенок. Вдруг он проснулся, сел и уставился опухшими глазами с мигающими ресницами в фонарный луч. Затем, издав дикий вопль, бросился ко мне в объятия, привалился всем телом и зарыдал.
Это был Джонни Стоктон.
Глава одиннадцатая
Кто-то тряс меня за плечо. После тяжелого сна я очнулся в темной комнате, слабо освещенной горевшей свечой. Рядом с кроватью стоял Уиллинг, побритый, умытый, причесанный, уже одетый. У него было бледное сосредоточенное лицо.
С трудом мне удалось сесть в кровати.
— Нужно ли обязательно вставать посередине ночи?
— Солнце взойдет через час, — спокойно ответил: — Миссис Грэм поднимается в это время каждое утро.
Она нагрела для вас воды и приготовила чай.
— У вас такой вид, словно вы вообще не ложились.
— Вы правы. Я съездил на машине в Далриаду и вернулся обратно. Не мог заснуть.
— Почему?
— По разным причинам. — Он был немногословен. — Во-первых, ночью после того как обнаружили Джонни, нужно было его допросить.
— Ну вы же видели, в каком он был состоянии. С ним случилась истерика.
— Знаю. Как врач, я вполне одобряю то, что мы ради него сделали — уложили в постель и дали успокоительное. Но как криминалист, считаю, что мы упустили шанс, чтобы добиться от него правды.
— Вы думаете, он на самом деле что-то знает?
— Мне кажется… он знает… всё. И когда он встретится с нами сегодня утром, пройдет достаточно времени, чтобы подготовить на досуге устраивающую его версию, сгладить по необходимости острые углы всей этой истории. В конце концов он всегда избегал расспросов после каждого своего побега. Ни Стоктону, ни Нессу не удалось ничего из него выудить.
— Вы думаете, нам повезет больше?
— Ночью он на самом деле находился на грани припадка. Будь он взрослым человеком, я бы все равно настоял на Допросе. Может, и нужно было так поступить. Ведь, как мы выяснили, ему никто не причинил никакого вреда.
Я неодобрительно покачал головой.
— Своими действиями вы бы только навлекли на себя гнев Стоктона, и все равно не добились бы ничего существенного от Джонни. К тому же вы знаете не хуже меня, что такое «сверхпризнание». Преступник, подвергающийся слишком долгим допросам, начинает сознаваться во всем под воздействием обычной истерии.
Уиллинг задумался.
— Вы считаете, что у Джонни психология преступника?
— Конечно, нет. Но ни в чем не повинный человек, даже мальчик, может реагировать точно так же.
— Может, вы и правы.
В его голосе я все равно уловил нотку сомнения.
— Спускайтесь вниз, как только оденетесь. Мы отправляемся на озеро.
— В гости к Блейну?
— Это — вторая причина, помешавшая мне заснуть. Хотя вчера уже было поздно, все же нам следовало пойти к нему.
— Если бы вы видели ту тропинку, которая ведет к его коттеджу, то не стали бы рисковать ночью, даже до полного восхода солнца.
— Солнце взойдет, когда мы уже будем там.
Быстро одевшись, я спустился вниз. Голова у меня болела из-за недосыпа. После того как мы вернулись в Ардриг, Уиллинг не дал мне сразу лечь в постель и около часа расспрашивал о впечатлениях, сложившихся у меня о долине Тор. Он меня сильно утомил.
В гостиной он внимательно изучал мое лицо, а затем, достав из заднего кармана фляжку, протянул мне:
— Налейте немного в чай.
У меня не было аппетита, и я оставил нетронутым хлеб с маслом. Горячий чай с алкоголем вызвал у меня прилив энергии, притупивший головную боль.
Мы вышли в сад. Серый ровный свет был скорее похож на ранние сумерки, чем на зарю, если бы только не возбуждающая утренняя свежесть, провозвестница дня, которую, казалось, гнала перед собой солнечная колесница. Уиллинг уже знал дорогу от Ардрига через олений лес к болоту, так как дважды прошел по ней накануне, но я пошел впереди него.
— Сегодня опять будет сумрачный день, — заметил он, посмотрев на бледное небо, которое с каждой минутой все больше озарялось жемчужным светом.
— Скорее всего, будет яркий солнечный день, — возразил я. — В этой стране серая утренняя мгла означает, что будет солнечный день, а солнечное утро — это верный признак скорого дождя.
Слава Богу, узкий проход в горах не был затянут туманом. Я с ужасом взирал на отвесную скалистую стену на северной стороне, где я чуть не попал в скверное положение. Если б она не была скрыта туманом день назад, я наверняка бы не рискнул продвигаться дальше вперед.
Мы ступили на мягкий ковер луга в тот момент, когда сумрачная физиономия пика Бен Тор вдруг осветилась ярким розовым светом, а солнце выскользнуло из-за горизонта у нас за спиной. Острые золотые лучи, словно пики, пронзили узкую горловину, отражаясь от гранитной груди почти вертикального ската. Внизу, за границей света, где лежали озеро и луг, было по-прежнему холодно. Там еще царил сумрак.