Страница 6 из 40
— А если нет?
Амос пожал плечами.
— Откуда я знаю? Вот встречу ее и привезу к вам. Это я должен сделать. Потом вернусь сюда, а она останется. Все. Тони и Гас позаботятся, чтобы держать ее подальше от меня.
Филиппа с любопытством посмотрела на него.
— Почему ты такой пассивный, Амос? Вера вертит тобой как хочет. Зачем тебе ее встречать? Пусть едет Тони.
— Он предлагал, но я отказался. Я хочу встретиться с ней и показать, как она мне теперь безразлична.
— На твоем месте я бы ее ненавидела.
— Ты — возможно. А я… как это говорят — мне плевать на нее.
— Что ж, наверное, так лучше. Ненависть — тоже чувство, как и любовь, а вот безразличие может убить. Если она поверит, то оставит тебя в покое. Мне жаль ее.
— Тебе? Веру?
— И Веру, и любую женщину, которая имеет с тобой дело. — Филиппа сверкнула глазами. — Ведь я никогда по-настоящему не нравилась тебе?
— Я счастлив с тобой, — осторожно ответил Амос.
— Но ты меня не любишь?
Их взгляды опять встретились, и в его глазах она прочитала искреннее изумление.
— Фил, ради бога, что такая женщина, как ты, могла во мне найти? Я не молод, не силен, не весел, не галантен. Я даже не остроумен и не любезен. Иногда мне кажется, что ты влюблена не в меня, а в мои книги. Умные женщины часто подсознательно ищут в мужчине превосходство ума, так же как глупые — богатство или привлекательную внешность. Разве не так? Любовь интеллектуального мужчины придает остроту ощущениям? Только так я могу объяснить, почему тебя не мучает совесть. В истории талант всегда оправдывал адюльтер.
— Какое мерзкое слово.
— Талант или адюльтер? — Амос вздохнул. — Хорошо, пусть я не прав, но мне кажется, ты любишь свою любовь к гению, как другие любят богатство или власть. Понравился бы тебе Амос Коттл, будь он простым механиком в гараже? Сомневаюсь. Деньги и власть тебя не волнуют, потому что так или иначе ты всю жизнь имеешь с ними дело. Интеллект — совсем другое. Это загадка, которая внушает тебе беспокойство. Женщинам свойственно влюбляться в то, что выше их понимания. Скажи, разве я не прав?
— Какое это имеет значение? — Голос Филиппы слегка охрип, она наклонилась к Амосу и закрыла глаза. Губы ее приоткрылись, и Амоса охватило страстное желание.
— Никакого, — пробормотал он, дрожащими руками срывая с нее одежду.
Потом ему стало страшно. Дверь не заперта, и Тони мог беспрепятственно войти в любую минуту.
Филиппа искренне удивилась.
— Ты и вправду чувствуешь себя виноватым?
— Он столько для меня сделал!
— Да, он издал твою первую книгу, но ведь он на ней хорошо заработал.
— Тони так доверчив. Если он узнает, это станет для него трагедией. Что тогда? Вот отчего я не могу быть спокойным и удивляюсь твоему спокойствию.
— Вот как! Я не писатель, это они любят копаться в себе. Но иногда и они забывают о своей профессии и становятся просто людьми. Ты же — никогда. Ты только наблюдаешь и никогда не участвуешь. Ты только зритель и никогда — актер. Даже когда любишь, какая-то часть тебя будто отсутствует, ты не весь тут. Как будто чего-то не хватает. Почему ты никогда не рассказываешь мне о своей жизни? О матери, об отце, о твоей школе, о девочке, которую ты в первый раз поцеловал. Многие мужчины говорят об этом. Ты — никогда. Ладно… Лучше скажи, Вера могла бы тебя шантажировать, если бы захотела? Может, она что-то знает и потому так уверена, что ты ее примешь?
— Нет, Вера ничего не знает, — спокойно сказал Амос, но Филиппа заметила тревогу, промелькнувшую в его глазах. Ее выстрел попал в цель, и Амос всеми силами постарался это скрыть. Он встал и подошел к окну.
— Ну а кто-то другой, — настаивала Филиппа. — Ты никогда мне не рассказывал о своем прошлом.
— О нем написано на обложке моего романа, — сказал Амос и бросил ей книгу. Филиппа рассмеялась.
— Знаю я, как Тони сочиняет такие вещи.
— Но я дал ему факты, — резко парировал Амос. — Кстати, уже около трех. Возьми себе что-нибудь выпить, а я пока приму душ. Мне надо в аэропорт.
Услыхав плеск в ванной, Филиппа села на кровать и принялась — в который раз! — за биографию Амоса на обложке «Страстного пилигрима».
Амос Коттл родился в Китае в 1918 году, в семье методиста-миссионера. Закончив школу при миссии, он поступил в Пекинский университет. В дальнейшем жизнь опровергла пословицу: «Кому на месте не сидится, тот добра не наживет», ибо стала для Коттла богатым источником сюжетов. Коттл сменил множество профессий, был моряком, барменом, репортером в Голливуде, ковбоем, химиком, строителем. Во время Второй мировой войны служил на Тихом океане. Воспоминания об этом периоде его жизни легли в основу романа «Никогда не зови к отступлению». Амос Коттл женат на актрисе Вере Вейн. Большую часть времени Коттл живет в собственном доме в штате Коннектикут.
Задумавшись, Филиппа отложила книгу. Гладкие, банальные фразы мало что сказали ей о настоящем Амосе. Он никогда не говорил о своем детстве в Китае или своих скитаниях. Не очень чувствительная от природы, Филиппа вдруг ощутила пустоту, поняв, что ее связь с Амосом с самого начала была только физической. До сих пор она все еще ничего не знает о нем — и совершенно его не понимает. Теперь, когда приезд Веры ускорил кризис в их отношениях, невозможно предсказать, как он поведет себя дальше.
Неожиданно она почувствовала отвращение к Амосу. Разве он достоин ее любви? Она знала, что отныне отвращение будет расти. Она разлюбила Амоса, как когда-то разлюбила Тони…
Войдя в столовую, Филиппа увидела на полу скомканную «Трибюн», подняла газету и, разгладив страницы, внимательно прочитала рецензию Эммета Эйвери, которую мельком проглядела утром. Филиппа вспомнила, какую ярость эта заметка вызвала у Тони.
— Ничтожество! Подумать только, ведь это я познакомил его с издателем, потому что он нам не подошел. Вот он мне и припомнил!
Шум воды стих.
— Амос, я должна идти, — мягко сказала Филиппа. — Увидимся вечером.
— Мы приедем около пяти.
— До свидания.
Филиппа медленно шла по дорожке к дереву, где оставила собаку. Она никак не могла избавиться от неприятной мысли. Если предположить, что Морис Лептон впервые ошибся, а Эммет Эйвери прав… Тогда «искусство» Амоса Коттла — просто-напросто обман, необходимый, чтобы поднять тираж посредственных книг…
Филиппа не доверяла себе, когда речь заходила о вещах интеллектуальных. Ее мнение об Амосе сформировалось под влиянием таких людей, как Лептон. Секрет ее любви к Амосу прост. Коли она сама не может писать великих книг, то в ее власти служить тем, кто их пишет, — как жрицы служат избранникам своих богинь.
А что, если избранник не стоит того? Тогда жрица должна найти другого.
Неожиданно она вспомнила волнующую улыбку Мориса Лептона. Кто посмеет усомниться в его интеллекте? Да разве он позволит? Он — не Амос!
Боксер встретил ее, прыгая от нетерпения. Прежде чем отвязать собаку, Филиппа оглянулась на дом и подумала, что это была последняя встреча с Амосом. А Морис Лептон… Не может быть, нет, она не влюблена в человека, которого и видела-то всего два раза.