Страница 69 из 106
Симеон видел, как двери Чанны открылись и закрылись, хотя никто не появился возле них. Он с трудом подавил в себе обиду и негодование. Он же говорил им, что выключит сенсоры, если они попросят его об этом. Но нет, они попросту исчезли без единого слова, заставив и его замолчать…
«Куда же катится мир? — раздраженно подумал он. — Кроме того, в присутствии ребенка».
Ребенка, который преподнес ему дьявольское изобретение, с которым он не может справиться. На рефлекторном уровне Симеон решил, что это сравнение до ужаса верно. Он старался изо всех сил, но его внимание словно зациклилось на ужасающих пробелах в его записях. Он уже привык знать все, что происходит на станции. Изобретенная Джоат раньше акустическая аппаратура и прочие штучки, отвлекающие его внимание, гораздо меньше раздражали его, чем последняя техническая новинка.
— Этот ребенок наверняка был рожден с золотыми руками или со встроенными в них микроскопическими орудиями, — пробормотал он. А как теперь он сможет помешать этим прутикам функционировать? Джоат в конце концов бросила ему вызов. Возможно, она и гений, но Симеон — капсульник, а этим все сказано.
«И к тому же я могу оказать сопротивление, поняв суть этого чуда техники», — с удовольствием подумал он. Иногда единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему…
«Я просто не могу поверить в это», — сказал он самому себе через пятнадцать минут. Оборудование, сделанное лучшими умами Центральных миров, спасовало перед изобретением его двенадцатилетнего ребенка! Что подтверждало уже давно зародившуюся у него мысль по поводу интеллекта тех, кто преклонялся перед бюрократией Центральных миров. Самого Симеона уже давно преследовала навязчивая идея о том, что коллективы конструкторов продолжали только совещаться. А теперь ему самому придется принять этот вызов.
Чанна выгнула спину под весом Амоса, ее руки ласкали нежную шелковистую кожу его спины. Он поцеловал ее шею, она счастливо вздохнула, уже готовая…
— О, Ча-а-ан-на-а, я тебя ви-и-и-и-жу.
— Уф, вот тебе на!
Амос отнял лицо от изгиба ее шеи, чтобы посмотреть на нее. Смесь чувственности и озадаченности на его лице выглядела ужасно глупо, если не сказать отвратительно.
Симеон смеялся.
«О, это просто кошмар», — подумала Чанна. Хотя с той точки, где находился Симеон в тот миг, было невозможно рассмотреть, что происходит. Она рассмеялась одновременно от ярости и собственного бессилия. Амос даже подскочил от ее смеха. Выражение его лица стало каким-то страдальческим, отчего она полностью потеряла контроль над собой.
— Чанна, — в отчаянье спросил он, скатываясь с нее и сжимая ее в своих объятьях. — Чанна, дорогая, с тобой все в порядке?
Она пыталась заговорить, чтобы заверить его, что не сошла с ума.
— Сим… Сим… он… хи-хи… хи-хи-хи, — сказала она, пытаясь избежать слова «он».[33] — Сим… — выдохнула она, — видит нас через мой имплантат… он… хи-хи, фрр…
Она замолчала, тяжело дыша и наблюдая, как с лица Амоса постепенно исчезает обеспокоенное выражение. Неожиданно она немного испугалась. Этот мужчина, чтобы сохранить собственное достоинство, привык отвечать на оскорбления, а ему только что было нанесено особенно унизительное.
— Симеон! — заревел он. Дверь, казалось, сама отскочила перед его стремительным порывом, и от прохладного ветерка из гостиной по коже Чанны побежали мурашки.
Амос схватил первую вещь, подвернувшуюся ему под руку, — вазу — и швырнул ее в колонну Симеона.
— Ты, гнусный пожиратель червяков, — заорал он. — Ты, грязный шелудивый пес. Бэнчат!
Чанна появилась в дверном проеме, завернутая в простыню. «Прежде мне никогда не приходилось видеть возбужденного мужчину в такой ярости, — рассеянно подумала она. — Ох, мне действительно не стоило прерывать его. Они настолько напряжены в этот момент!»
— Как ты мог вытворить подобную гнусность! Или у тебя нет понятия о приличиях? — вопил Амос.
— Какого черта тут происходит? — спросила Джоат и замолчала, ошарашенная видом голого разозленного Амоса.
Амос потянулся за простыней, которой замоталась Чанна, и они долго тянули ее каждый в свою сторону. Наконец он успокоился, натянув маленький кусочек себе на бедра.
Он остановился.
— Иди спать, Джоат, тебя это не касается. — В его голосе еще слышалась бешеная ярость. На Бетеле существовало жесткое табу на нудизм, а он неожиданно оказался обнаженным перед двенадцатилетней девочкой, и осознание этого было очень неприятным.
— Не вымещай это на ней, Симеон-Амос, ведь ты злишься на меня, — вмешался Симеон.
Амос развернулся, теряя захваченный кусок простыни.
— Я вряд ли забуду это! — выдавил он сквозь сжатые зубы.
— Какая замечательная задница, — отвлеченно пробормотала Джоат, оценивая эту часть тела Амоса по достоинству.
Чанна с Амосом, обернувшись, уставились на нее.
— Эй, ребята, — сказала она, покраснев. — Я молода! Но я же живая.
— Что вы за люди? — пробормотал шокированный Амос. — Ваши дети говорят пошлости, ваши капсульники — voyeurs…[34] — Его взгляд устремился на Чанну. — А ты, каким извращением ты страдаешь?
— Я? О, подожди минуточку, Симеон-Амос, ведь я тоже стала жертвой.
— Я так не думаю. Ты считаешь это поводом для веселья, а его нет! — Повернувшись к ним спиной, Амос устремился в свою комнату, дверь лишь бесшумно рассекла воздух, захлопнувшись у него за спиной.
— У-ау! — восторженно закричала Джоат. — А что такое voyeur?
Рот Чанны исказила гримаса.
— Voyeurs, Джоат, это сукин сын со скверными мыслями, постоянно сующий свой нос в чужие дела.
— А… Навроде Дорган-Орган из Комитета защиты детей?
— Ох, — вздрогнул Симеон.
Чанна решительно кивнула.
— Обещаю, я все объясню тебе завтра, но сейчас я должна поговорить с Симеоном.
— Ой-ой-ой, — сказала Джоат. — Ты действительно в глубоком пике, Симеон. Она хлопнула ладонью по его колонне, возвращаясь к себе в комнату. — Бедный грешник!
Чанна натянула повыше простыню и села на один из стульев в гостиной. Хлопнув руками по коленям и ничего не сказав, она усиленно жевала нижнюю губу
— Гм, — заметил Симеон. — Он по-прежнему разъярен. Он бросает все, что попадется ему под руку.
— Прекрати шпионить за ним! — раздраженно выдала Чанна.
— Мне и не надо шпионить. Просто послушай.
Так оно и было: даже через дверь слышались звуки от ударов вещей о стены. Минуту спустя наступила зловещая тишина. Еще через минуту уже полностью одетый Амос появился на пороге и покинул апартаменты без единого слова и ни разу не оглянувшись. Чанна быстро поднялась и сделала шаг в его направлении.
— Эй! Не можешь же ты в таком виде бежать за ним! Кроме того, куда ему идти?
— Ну… я полагаю, это доказывает, что в твоей излишней бдительности виноваты мы сами, — мрачно сказала Чанна. — Нам хотелось подразнить тебя. — Она улыбнулась, сохранив ледяное выражение лица. — Как я догадываюсь, ты нас рассекретил.
Симеон едва слышно застонал.
— Я скорее хотел закончить этот вечер на позитивной ноте. Теперь я знаю, что смогу связаться с тобой, даже если сенсоры не смогут тебя обнаружить.
— Да уж, достойное практическое применение изобретению Джоат, — устало сказала Чанна. — Я, без сомнения, расскажу об этом Симеону-Амосу, когда в следующий раз увижу его. Если я его увижу.
— Прошу прощения, Чанна, — смутился Симеон после недолгой паузы. — Я вышел за рамки приличия.
— Да, без сомнения. Чтобы вот так врываться, нужно спрашивать разрешение.
— И мне было интересно, насколько это неприятно для вас, людей, когда кто-то прерывает половой акт.
Она подняла бровь.
— Тебе нужна информация?
— Гм, ну… — ни на что не надеясь, сказал он.
33
В английском языке звукоподражание смеху совпадает с местоимением — «он», he.
34
Voyeur (фр.) — человек, любящий подсматривать эротические сцены. Множественное число здесь образовано по нормам английского языка.