Решительный барон

— О да. И ваш отец отказал ему в самой резкой форме. Он возненавидел семью Уилтон задолго до того, как Алекс попросил у него руки вашей тети.

— Но почему? Впрочем, если все ваши родственники такие же… м-м-м… настойчивые, как вы, я могу его понять.

— Очень смешно! Скажите, неужели ваш отец никогда не говорил вам о леди Харриет, дочери маркиза Уордема?

— Нет. А кто она такая?

— Уже никто. — Дэвид слегка улыбнулся. — Она была моей матерью.

Грейс в одно мгновение совершенно переменилась. Она перестала хмуриться, взгляд ее смягчился, исчезла жесткая складка губ. Она дотронулась до руки Дэвида.

— Прошу прощения.

Дэвид ощутил неведомое ему до сих пор тепло в груди. Глупости. Сочувствие Грейс направлено не по тому адресу. В детстве бабушка проводила с ним куда больше времени, чем родная мать. По всей видимости, его родители были людьми своевольными и неуправляемыми; они превращали обыденную жизнь в некий непрекращающийся ураган, предоставляя всем и каждому расчищать вместо них завалы.

Теперь у него уже не было бабушки. Имение Ривервью опустело.

Однако оно перестанет быть пустым, когда он женится на Грейс. Они наполнят дом детьми — сыновьями и дочерьми. И дом этот сделается таким живым, каким никогда не был в дни его детства.

Грейс должна принять его, отказать тому мужчине, о котором упомянула.

Он прогнал прочь мысль о том, что виноват перед ней, поскольку повел себя чересчур вольно. Он ни в чем не виноват. Она не любит того человека.

Не так ли рассуждал его собственный отец, когда планировал свое тайное бегство и похищение леди Харриет у Стандена?

Господи, нет! В нем нет никакого сходства с Люком Уилтоном.

Грейс снова нахмурилась.

— А почему папа должен был рассказывать мне о вашей матери? — спросила она.

— Ах да…

Придется ему позже поразмышлять о параллелях, вроде бы не существующих, между ним и его отцом. Он как-никак наедине в парке с прекрасной женщиной, хотя всего лишь может преподать ей урок истории.

— Потому что тридцать один… впрочем, теперь уже тридцать два года назад моя мать бросила вашего отца ради того, чтобы убежать в Гретна-Грин с пресловутым Люком Уилтоном.

Глава 4

— Я должна найти Грейс.

Кейт произнесла это с некоторой запинкой, поскольку к этим поискам у нее не особенно лежала душа. Хорошо. У Алекса были иные планы на их короткое пребывание вместе.

Снаружи к этому времени заметно похолодало. На террасе находилось несколько парочек, но леди Грейс тут не было. Алекс глянул влево и сразу заметил ее и Дэвида среди деревьев. Сказать ли об этом Кейт?

— Я полагаю, это первый сезон леди Грейс?

— Да, — со вздохом ответила она. — Грейс старовата для дебютантки, ей двадцать пять. Мой брат планировал, выдать ее замуж за соседа, но кузина его дворецкого работает у нас в молочной и рассказала об этом моей домоправительнице, а та сообщила мне. Я не могла… Я подумала, что должна отвезти Грейс в город.

— Понимаю.

В двадцать пять лет девушка вправе сама распоряжаться своей судьбой. Так же как и Дэвид. Он, Алекс, предостерегал Дэвида от «охоты на этом участке», но тот предпочел пренебречь советом своего мудрого дядюшки. Дэвид не сделает леди Грейс ничего плохого. А у Алекса есть о чем задуматься на свой счет.

Он продел руку Кейт под свою. Ах, от нее пахло лавандой, как и в те далекие годы, когда он верил, что будущее полно обещаний, а не чувства вины и горьких сожалений.

Пальцы Кейт слегка дрожали, но она не отняла руку.

Алекс улыбнулся. Может, будущее все-таки полно обещаний. Он не чувствовал ничего похожего на эту надежду долгое, очень долгое время — с тех пор как в последний раз вошел в этот парк вместе с Кейт.

Бок о бок они спустились по лестнице с террасы, и Алекс, повернув направо, повел Кейт к беседке, где они уединились в тот первый сезон. Цела ли беседка? Вполне могло случиться, что ее там уже нет. Двадцать три года срок немалый. Герцог — предыдущий или уже нынешний обладатель титула — мог перепланировать ландшафт и превратить их убежище в клумбу для анютиных глазок. Или же капризы непогоды сровняли ее с землей, и вместо беседки они увидят кучки грязи, смешанной с изломанными ветками и сухими листьями.

Однако Алексу повезло — беседка нисколько не изменилась.

— Вы помните это место?

— Да. — Голос Кейт дрогнул. — Разумеется.

Она помнит. Печаль снова омрачила душу Алекса.

Ей тогда было всего семнадцать, а ему двадцать два. Мужчина, да, но немногим взрослее мальчика. Он все еще верил, что восторжествует благородство, а любовь победит все.

Он был глупцом, а кем еще он мог тогда быть, незрелый юнец?

Он должен был поступить так же, как его брат Люк: уговорить Кейт бежать с ним в Шотландию. Он прожил бы двадцать три года, полные семейного счастья, вместо бесконечно долгих лет одиночества, когда просиживал ночи напролет с книгой у камина или, что еще хуже, крадучись поднимался по лестнице в какой-нибудь гостинице, чтобы провести время в постели с одной из тех женщин, которых ничуть не любил.

Увези он Кейт в Шотландию, у него была бы теперь семья, дочери, сыновья.

Но нет, он был надежным братом, вдумчивым, осторожным, разумным человеком — и полюбуйтесь, черт побери, куда это его привело.

С другой стороны, Люка погубила его безрассудная смелость.

Может ли он рассчитывать на то, что покончит с ностальгией следующим путем: встретиться, погулять в парке и подняться по лестнице на террасу — вежливо, по-джентльменски, как некий образец полной благопристойности?

Нет, будь оно проклято. Он проделал весь этот путь до Лондона не ради благопристойности. Он приехал, чтобы вести себя дерзко, и так оно и будет всем чертям назло. Дерзко и смело вести себя с Кейт. Слишком много провел он бессонных ночей, слишком долго страдал из-за нее.

Он пригнулся под низко нависшей веткой, чтобы уйти подальше в тень. Кейт не раздумывая последовала за ним.

Он взял ее за руку, чтобы она не упала, споткнувшись об один из множества змеившихся по земле древесных корней, и вывел наконец на узкую тропинку в траве, протоптанную другими парочками. Есть поблизости еще кто-нибудь? Он остановился, прижал палец к губам Кейт, когда она собиралась заговорить, и прислушался. Он услышал отдаленные, прерывистые звуки музыки, доносившиеся из бального зала, чей-то смех на террасе, легкий шорох в зарослях, по которым, видимо, пробиралось какое-то маленькое животное, но, благодарение Богу, ни единого звука поцелуев в беседке.

Через проход в живой изгороди они с Кейт проникли в маленькое тайное укрытие. Алекс встал таким образом, чтобы загородить выход. Кто бы ни сунулся сюда, увидит только его спину и, само собой, немедленно отсюда уберется.

Он не хотел, чтобы его узнали. Не хотел, чтобы им помешали. Ему наплевать на прием в доме герцога, на лондонское высшее общество да и на весь белый свет в придачу. Он хотел, чтобы жизнь для него и для Кейт сосредоточилась в этом вот убежище в густой зелени. К дьяволу время, прошедшее и проходящее, к дьяволу воспоминания. Только теперь. Только в этой беседке.

— Мы здесь одни, — скорее выдохнул, нежели выговорил он из страха, что нечто более громкое, чем, шепот, нарушит очарование момента.

— Да, — шепотом произнесла Кейт, наклонив голову и глядя на жилет Дэвида.

Лунный свет падал сквозь ветви дерева на обнаженные плечи и на грудь Кейт в глубоком вырезе платья, отчего казалось, что кожа ее светится сама по себе.

Алекс ненадолго закрыл глаза. Кейт так красива — до боли у него в сердце и еще в одном органе. Он любовался очаровательными линиями ее шеи, выбившимися из прически непослушными прядями. Он так хотел обнять ее, прижать к себе, защитить от всех горестей жизни — и нежно ласкать каждый дюйм ее совершенного тела.

Он и не мечтал, что ему снова придется оказаться здесь вместе с ней. Когда Алекс узнал, что она выходит замуж за Оксбери, душа у него словно умерла. И теперь снова вернулась к жизни.