Скайлар в Янкиленде

— В большую часть месяцев, да.

— Синяя луна, — пропела Джинни.

— Откуда ты знаешь эту песню?

— Папа иногда ставит на проигрыватель старые пластинки.

— Правда?

— Тебя это удивляет?

Скайлар развернул каноэ против течения.

— Не могу представить себе, как дядя Уэйн делает что-то… что-то такое… ну, не знаю… к примеру, слушает музыку.

— Ты думаешь, он холоден, как рыба? Многие так думают.

— Я этого не говорил.

— Приходи к нам на ужин в какой-нибудь четверг. У слуг это выходной день, до полуночи. Поэтому по четвергам у нас семейные вечера. Без слуг и посторонних папа расслабляется. Особенно после операции на сердце.

— Твоему отцу делали операцию на сердце? Когда?

— Вскоре после возвращения Джона. В конце июня, в июле. Так что все лето он не работал.

— Никто нам ничего не сказал.

— С какой стати?

— Мы же близкие родственники.

Конечно. Твои родители послали бы отцу горшок с цветами, а моя мать написала бы им благодарственное письмо… С прибылью остались бы только цветочники, телеграф и почтовая служба.

— Не очень-то ты сентиментальна, Джинни.

— Так или иначе, в четверг вечером, если все идет как обычно, папа разговаривает с нами не как со своими подчиненными. Иногда он нас даже слушает. Иногда в его речи появляется южный акцент. Иногда он слушает музыку. Случалось, даю честное слово, он даже танцевал с мамой. Правда, не в последнее время.

— И ты знаешь, что такое синяя луна.

— Ты думаешь, что все янки глупы?

— Стараюсь так не думать.

— Твою подружку убили этим летом?

— Вот об этом я тем более стараюсь не думать.

— Извини. Джон не мог упоминать про другую девушку, с которой ты вырос и…

— Пожалуйста!

— Ладно. Итак… — Джинни опустила пальчики одной руки в воду. — Несмотря на мою неистовую и страстную любовь к тебе, полагаю, моим первым мужем будет Алекс Броудбент.

— Кто такой Алекс Броудбент? Сексапильный тридцатидвухлетний киноактер, который все играет подростков?

Джинни улыбнулась.

— Нет. Он живет в рыбачьем домике, со своей женой. Днем и ночью к нему приходит множество людей. Интересных людей. Артисты. Музыканты, писатели, художники, фотографы, иногда политики. Моя мама называет их «Алексова флотилия». Он — критик в бостонской газете.

— И что он критикует?

— Музыку, книги, кино, искусство. Политику.

— Он во всем этом хорошо разбирается?

— Никто еще не сказал, что не разбирается. Дело в том, что его колонка приносит пользу. Он решает проблемы. Всех слушает, пишет о том, что ему говорят, потом вносит предложение, или задает очевидный вопрос, или находит какое-то другое решение.

— И люди реагируют?

— Будь уверен. Дают деньги на добрые дела. Принимают законы.

— Почему? Почему они должны ему верить?

— Потому что в основе написанного лежит здравый смысл. Он может быть очень остроумным, но никогда не высмеивает кого-либо ради красного словца. И потом, все знают, что он не использовал эти деньги и власть себе во благо. Или ради того, чтобы отомстить. Так, во всяком случае, говорит папа.

— Твой отец его уважает?

— Именно поэтому Алекс живет в нашем рыбачьем домике. Я думаю, своей колонкой он много денег не зарабатывает.

Скайлар улыбнулся. Значит, одному человеку, моему дяде, Уэйну Уитфилду, удалось купить Алекса Броудбента.

— Сколько ему лет?

— Чуть больше тридцати.

— Вроде бы ты сказала, что у мистера Броудбента есть жена? Как же ты собираешься выйти за него замуж?

— Мама говорит, что поначалу Диану считали очень умной, когда она молчала. Все думали, что она мыслит. Потом она поступила в колледж. И начала говорить. Сама вырыла себе яму. — Взгляд Джинни обежал вершины растущих на берегу деревьев. — Этот семейный союз долго не продлится. Чем больше она говорит, тем глупее выглядит.

— Зато поговорить с тобой — одно удовольствие?

— А разве нет?

— Чье это поместье?

На левом берегу высился большой кирпичный, выкрашенный белой краской особняк, от которого к берегу сбегал просторный луг.

— Оглторп.

— Это их настоящая фамилия?[6]

— Конечно. Луиз Оглторп учится со мной в школе. Мы — самые близкие подруги. Я ее ненавижу.

— Почему?

— Потому что она во всем опережает меня. Как бы я ни старалась. Начиная от произношения слов по буквам до прыжков на лошадях через изгороди. Она все делает чуть лучше меня.

Скайлар рассмеялся:

— По крайней мере в этом ты честна.

Рассмеялась и Джинни.

— На прошлой неделе, на теннисном турнире в клубе, я сдобрила ее лимонад водкой. Я думала, эта паршивка по меньшей мере знает, какова водка на вкус. Ей же тринадцать лет. Я не ожидала, что она все выпьет.

— К чему это привело?

— Она выиграла.

Обернувшись, Джинни направила Скайлара с залитой солнцем реки в прибрежную тень.

— Чуть правее, Скайлар, видишь? Где нет камней. Носом ткнись в берег. Он тут мягкий. Тогда мы не замочим ноги.

— Да, мэм.

Над ними высилась башня из серого камня.

Они поднялись к ней.

— Башню построил дед судьи Ферриса, тоже судья Феррис, — пояснила Джинни. — Эта семья сидит на одном месте так давно, что они разучились бы ходить, если б не гольф. — Она всмотрелась в лицо Скайлара. — Тебе понравилась шутка?

Он рассмеялся.

— Естественно.

— Ее придумал мой дядя Вэнс. И постоянно повторяет.

Железная дверь, ведущая в башню, висела на одной петле. Внутри каменный пол блестел от осколков стекла. У стены лежали семь или восемь банок из-под пива. Рядом с остатками ватного матраца. Несколько презервативов (два синих, один красный) вроде бы появились здесь не так уж и давно.

— Сюда ты приводишь всех своих друзей? — спросил Скайлар.

Джинни повела его по каменным ступеням, спиралью поднимающимся по стене башни.

— Старый судья Феррис построил ее в конце прошлого столетия. Думаю, он собирался приводить сюда дам, чтобы в жаркий день они могли попить чаю, наслаждаясь легким ветерком. Во всяком случае, на полу немало осколков фарфора.

Диаметр верхней площадки башни не превышал трех метров. Ее огораживала стена высотой в метр.

— Там произошла первая битва Войны. — Джинни указала на юг.

— Какой войны?

— Американской революции.

— Там, откуда я приехал, под Войной подразумевают войну между штатами.

— Здесь тебе что-нибудь напоминает Теннесси, Скайлар? Ну хоть что-нибудь?

Он огляделся. Особняки и лужайки, проглядывающие сквозь листву деревьев, синяя река меж зеленых берегов, холмы на западе.

— В вашей зелени больше желтого.

— Ты тоскуешь по дому, Скайлар?

— Больше, чем ожидал.

— Почему?

— Не хочу уточнять.

— Говори. Никто не слушает.

— Это одна из причин. Никто не слушает, — ответил Скайлар. — Я думаю, люди различаются тем, как они говорят «нет». Вместо того чтобы слушать, вы все только и ждете, чтобы перебить человека и сказать «нет», независимо от того, что этот человек говорил.

— Ты находишь нас нетерпимыми? Принимающими все в штыки? Наверное, на то у тебя есть причины.

— Я не пробыл здесь и суток, как меня обвинили в краже пяти миллионов долларов или чего-то подобного у моей семьи.

— Действительно обвинили?

— Да. Полисмен прямо заявил мне об этом в лицо. Твои родные действительно считают, что я украл эти драгоценности?

— Увы, да.

— А слуги?

— И слуги.

— Каким-то образом за обедом из меня сделали посмешище. Наверное, мне не стоило развлекать людей в долгой поездке на автобусе. Этот посол рассказывал мне о том, что интересно как ему, так и мне, а Джонеси заявила, что я вел себя грубо. И я раздражаю твою мать.

— А чему говорят «нет» у вас?

— У нас всегда выслушают человека. Никогда не проявят злобы. Не хочется говорить тебе этого, Джинни, но многие южане, которых я знаю, не хотят, чтобы их дети учились на Севере. Боятся, что они будут вести себя как северяне.

6

По-английски она звучит как уродливый (ugly) Торп (Thorp), поскольку фамилия Торп достаточно распространенная.