Страница 43 из 50
и в авторской речи Шолохова:
«4 февраля съехавшимися на Круг делегатами... он [Назаров] был избран войсковым наказным атаманом».
Кстати, та же ошибка с «наказным» атаманом, отмеченная еще Р.А.Медведевым[61], встречается у Шолохова в «Донских рассказах».
Представляется логичным указать на книгу Антонова-Овсеенко как на возможный источник этой ошибки в романе:
«2-го декабря, при избрании наказного Атамана, Каледин получил почти 90% всех голосов... Круг постановил образовать высшую власть на Дону на «паритетных основаниях» по 7 представителей от казачества и от остального населения, а 15-м — наказной атаман».[62]
Тенденциозность рисуемой Шолоховым картины встречи повстанцев со своими же братьями-казаками, избавителями от смертельной опасности, проявляется и в заострении внимания на безобразном облике напившегося на банкете генерала, и в выделении из рядов освободителей следующей фигуры:
«...его [Секретева] вскормленник... Вчера отбил под Макеевкой денежный ящик у красных. Два миллиона денег хапнул. Глянь-ка, они у него изо всех карманов пачками торчат!»
и в поведении Пантелея Прокофьевича, теряющего чувство собственного достоинства и умиляющегося близости своего сына к генералам:
«Скажи на милость! В какую ты честь попал, Гришка! За одним столом с настоящим генералом! Подумать только! — И Пантелей Прокофьевич, умиленно глядя на сына, с восхищением поцокал языком».
Между тем для настоящего казака, каким и изображен в романе Пантелей Прокофьевич, холопское умиление перед генералами (властью) просто немыслимо. Естественно, что в описании Шолохова таких освободителей казаки (среди них и Григорий) встречают «кисло», скептически. Что же в действительности происходило на Дону в описываемое время? Мы вернемся к этому вопросу, но прежде подведем некоторые итоги.
«Повстанческие» главы.
Результаты анализа.
Попытаемся суммировать выявленные нами особенности описания Верхнедонского восстания в «Тихом Доне» и на их основе сделать вывод о том, как все это характеризует Шолохова, уровень его знаний и представлений, метод работы над текстом.
С одной стороны, в «повстанческих» главах мы обнаруживаем тщательную разработку даже мелких деталей событий, историческую достоверность и отсутствие серьезных фактологических ошибок в эпизодах, связанных с Григорием Мелеховым, а также в некоторых фрагментах, относящихся к персонажам-большевикам (гл. 39, 40) и к восстанию Сердобского полка.
С другой — слишком очевидна попытка «растянуть» небольшой эпизод боя у ст. Еланской и включить его в текст таким образом, чтобы хронологически линия коммунистов присутствовала в повествовании в тех же временных пределах, что и основная, казачья.
Осуществление такой задачи привело при соединении различных эпизодов к возникновению в романе грубых ошибок и анахронизмов, к нарушению логики и просто здравого смысла. Обращает на себя внимание и нашедший применение весьма оригинальный «творческий» прием размножения текста, когда одни и те же фрагменты или их части многократно включались в роман. При этом содержание первичного эпизода лишь слегка изменялось или просто пересказывалось.
Многократное использование одного и того же фрагмента встречается в тексте по крайней мере еще дважды. В двух разных местах вставляется уже обсуждавшийся отрывок «подготовки прорыва фронта» на Донце, заимствованный у Краснова, а также изложение отрывка о восстании на верхнем Дону из книги Какурина «Как сражалась революция», который включен в 38-ю и 57-ю главы шестой части. Сам отрывок, служивший первоисточником, в ранних изданиях тридцатых годов (до ареста автора, комбрига Какурина) приводился тут же, в сноске к гл.57.
Отметим здесь еще один интересный факт: хронология «вставной» 57-й главы (в отличие от всех остальных дат «повстанческих глав») дана по новому стилю. Это упоминание о прибытии «в начале мая» на фронт и последовавшей затем гибели Кронштадтского полка. Событие это действительно имело место — окружение и рассеяние батальона 3-го Кронштадтского полка, и произошло оно в ночь на 9 мая по новому стилю или 26 апреля по старому!
Первый вывод относится к органичности и единству текста. До 29-й главы роман можно считать однородным по композиции, идейной направленности, развитию сюжета и использованию изобразительных средств. Начиная с 29-й главы он расслаивается, каждый из слоев внутренне однороден и относится к какой-нибудь определенной сюжетной линии романа.
Следующий вывод касается неорганичности соединения отдельных частей текста. Мы встречаем в «повстанческих» главах:
— разрывы в событиях и датах, провалы в развитии сюжета;
— нарушения последовательности и логики повествования;
— повторное включение в текст одних и тех же фрагментов;
— смещения эпизодов и несовпадение различных дат.
Все это столь разительно не соответствует соединяемым эпизодам, единству их содержания, достоверности и их художественному уровню, что мы вправе снова поставить вопрос о вероятности соединения в романе текстов различного происхождения и авторства. Материалы «другого» автора, заимствованные Шолоховым для «повстанческих» глав, были полностью, либо в значительной мере завершенными. Представления самого Шолохова о событиях, его литературные возможности оказались явно недостаточными, чтобы этот материал связать воедино, а недостающий — восполнить собственными страницами.
4. «Большая человеческая правда» Шолохова
Выявление и изучение множества отдельных фактов и наблюдений позволяют поставить вопрос о текстологии «Тихого Дона» несколько шире, постараться понять цели, которые преследовал Шолохов при создании своей версии романа. Попытаемся посмотреть на проблему в целом и понять, ради чего нужны были все эти вставки, связки и т.п. Какова основная направленность, главная цель сделанных в тексте изменений и корректировок?
Встреча восставших со своими освободителями — один из кульминационных эпизодов романа. В нем как в фокусе проявились наиболее характерные особенности «соавторской» работы с текстом, ранее уже рассматривавшиеся нами:
— использование заимствований для связывания отдельных эпизодов;
— восполнение недостающего материала «самодельными» отрывками, резко выделяющимися из основного текста недостоверностью содержания, сбивчивой хронологией, лексикой, идейной направленностью;
— плохое понимание содержания и внутренних связей в тексте;
— попытки идеологической переориентации всего произведения.
А что же в действительности происходило в описываемые дни в районе Верхнедонского восстания?
Шолохов неоднократно заявлял, что в «Тихом Доне» идейным стержнем его творчества всегда была «большая человеческая правда». Интересно узнать, как относились к этой «правде» современники, хорошо знавшие донскую землю, преданные ей всем сердцем, принимавшие непосредственное участие в событиях и разделившие трагическую судьбу Дона и России. Вот, например, как воспринимался в эмиграции только что вышедший в свет роман:
«Повседневная казачья жизнь, не затрагивающая собой господствующей в романе большевицкой «большой человеческой правды», изображено так верно и образно, что такие места романа читаешь и перечитываешь до упоения.
В самом деле, кому из казаков неизвестна такая дорогая и милая картинка и кого она не возьмет за живое:
— Давай, Ксюша, заиграем песню?..»[63]
61
«Вопросы литературы», 1989, №8, с.213.
62
В.А.Антонов-Овсеенко. Записки о гражданской войне. Т.1, с.67.
63
В.П.Елисеев (В.Петров). «Большая человеческая правда» и «Казачий национализм»
(По роману М.Шолохова «Тихий Дон»). «Вольное казачество», 1931, №84-85, с.17. Автор, чтобы подчеркнуть известную двойственность содержания, даже вынес эту проблему в заголовок.