Страница 143 из 144
— Привет! — радостно поздоровался Мэтью.
— Привет. Увидела твою свечу. — Она протянула ему кувшин.
— Спасибо.
Мэтью привык ночью брать воду в ближайшем колодце, но иногда бывало, что Берри уже набрала кувшин, как вот сегодня.
— Ты к ужину не пришел, мы тебя ждали.
— А, да. Мой приятель, Ефрем Оуэлс. Ты ведь его знаешь?
— Это который наступил…
— …на кошку. Случайно. Он меня позвал ужинать, я прямо из конторы туда пошел.
— Из конторы. Как это официально звучит!
— Так и должно быть. В общем, мы заигрались в шахматы… ты же знаешь, как бежит время, когда ты рисуешь? Тут так же.
— Понимаю.
— Ага. — Мэтью кивнул, не очень понимая, куда девать глаза.
Берри тоже кивнула. Потом сказала:
— Какой прекрасный вечер сегодня. — И едва заметно на секунду нахмурилась. — У тебя все хорошо?
— Да, у меня…
— Мне просто показалось, что у тебя вид…
— …все хорошо, абсолютно…
— …будто тебя что-то…
— …в порядке.
— …беспокоит. Что-то не так у тебя? — спросила она.
— У меня? Не так? Нет, все более чем в порядке. Как ты сама только что сказала, прекрасный вечер.
— Ну, ладно, — сказала она.
— Все дело вот в чем, — ответил он, приподнимая кувшин и улыбаясь самой идиотской улыбкой, когда-либо появлявшейся на человеческом лице.
— Мэтью! — Она взяла его за плечо. Не за раненое, она помнила.
— Послушай… — начали они одновременно.
— Давай ты, — предложил он.
— Нет, ты.
— Даму пропускают вперед.
— Ладно, слушай. — Берри выставила подбородок, собираясь сказать что-то важное. — Раз ты согласился быть моим… ну, опекуном и так… в общем, хорошо эту работу сделал, я бы хотела тебя спросить. — Она замолчала, Мэтью ждал. — Тут вечеринка будет в следующую пятницу. Я хотела бы спросить, не хочешь ли пойти? Как мой опекун.
— Вечеринка? Постой… в следующую пятницу, говоришь?
— Деда печатает афиши. У Салли Алмонд.
— А, у Салли Алмонд. В следующую пятницу. — Он прикусил нижнюю губу, зная, Что Берри внимательно за ним наблюдает. — Я… ты же знаешь, что я не танцую. Ну совсем.
— Я же не сказала, что это танцы. Вечеринка. Встретиться с людьми, познакомиться. Музыка, наверное, будет. Но танцы? Не знаю. — Она слегка наклонила голову набок: — А почему ты не танцуешь?
— Никогда не мог научиться.
— Это совсем не трудно. Просто делаешь то, что все вокруг.
— Ага, ты это моим ногам расскажи. — Он вздохнул. — Берри, честное слово, не могу. В следующую пятницу — никак. Мне надо будет, похоже, уехать в пятницу утром и вернуться только в субботу.
— Уехать? Куда?
— Наверное, пора мне снова навестить миссис Свенскотт.
— Понимаю, но почему именно в следующую пятницу?
— Единственный день в ближайшее время, когда я смогу вырваться. — Он опустил взгляд, тут же подумал, что она может принять этот жест за попытку прикрыть неправду, и посмотрел прямо ей в глаза: — Правда.
— Правда?
— Куча работы навалится, — вздохнул он.
— Я огорчена, — созналась Берри, — но я знаю, что у тебя работа. Как ты думаешь, прилично мне будет пойти одной? Хочется познакомиться с кем-нибудь моего возраста.
— А? Да… хотя постой… вот есть Ефрем.
— Ефрем?
— Ефрем. И кстати, если ты любишь танцевать… — Что-то перехватило ему горло. Он понятия не имел, что это, но надо было продолжать говорить, чтобы не задохнуться: —…я случайно знаю, что он член клуба «Молодые львы» и у них как раз в тот самый день будет танцевальный вечер в «Док-хаус-инн». Вот. Так что если вы с Ефремом… — снова тот же спазм в горле, — сперва пойдете на тот вечер, то потом можете успеть на танцы. Разумно?
Берри уставилась на него. Потом глаза ее загорелись, лицо осветилось улыбкой.
— Еще как! Но каким манером мне заставить Ефрема меня сопровождать?
— Ты забываешь, — ответил Мэтью, — что я зарабатываю себе на жизнь решением проблем.
— Ладно тогда. Но ты отведешь меня на следующий вечер, и пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, обещай мне, что позволишь мне научить тебя танцевать.
— Обещаю, что позволю тебе попытаться. Когда-нибудь.
— Вполне справедливый уговор. — Она всмотрелась в его лицо. Он не мешал ей, хотя и не знал, что она там ищет. Что бы это ни было, ясно, что этого она не нашла. — Да! А что ты хотел у меня спросить?
— Знаешь, — ответил он, — я что-то так устал, что мозги спотыкаются. Наверное, что-то не очень важное.
— Может быть, потом вспомнишь.
— Наверняка, — согласился он.
Она кивнула. Легкий порыв ветерка шевельнул ей волосы, донес до него едва слышный аромат — чего? Что это было? Травянистый запах полевых цветов? Она чуть мотнула головой в сторону своего дома:
— Пойду я уже спать.
— Да, мне тоже пора.
— Тогда спокойной ночи. Утром придешь завтракать?
— Ни свет ни заря, — улыбнулся он.
Берри отступила от двери, повернулась и пошла к дому. Он смотрел ей вслед и думал, не похоже ли это ощущение на рапиру в сердце. Но почему? Они же друзья, и все. И только.
Она снова обернулась к нему.
— Мэтью? — спросила она с заботой в голосе. — Ты уверен, что все у тебя в порядке?
— Уверен, — ответил он, невероятным усилием сохраняя ровный голос. — Абсолютно.
— Я хотела убедиться. Спокойной ночи тебе и приятных снов.
— И тебе тоже, — ответил он, посмотрел, как она входит в свой дом, и тогда только закрыл дверь. И запер.
Снова достал коробочку, вернулся в свое кожаное кресло перед окном и открыл ее.
В коробочке лежал предмет длиной примерно восемь дюймов, обернутый синим бархатом. И письмо.
Дорогой Мэтью!
В агентстве «Герральд» есть освященная временем традиция. Ее создал Фичард, и я ее продолжаю. Если ты читаешь эти строки, это значит, что ты прошел свое вступительное испытание. Ты успешно справился с одной задачей из первых своих трех. Я приветствую тебя — уже не младшего помощника, но полноправного агента, имеющего в своем распоряжении все уважение и всю силу имени моего мужа. С его именем и с теми способностями, которые ты проявил, перед тобой откроются такие двери, само существование которых тебе и не снилось. Прими этот подарок как знак моей веры в тебя, и пусть с его помощью ты увидишь мир еще даже яснее, чем раньше.
С полным к тебе уважением и восхищением,
Развернув синий бархат, Мэтью увидел увеличительное стекло. Его хрустальная прозрачность напомнила ему о цели миссис Герральд, а шероховатая деревянная рукоять — о предстоящей фехтовальной тренировке с Грейтхаузом. И о маленьком кусочке оконного стекла, подарке от старого директора Стаунтона, который привез его когда-то в приют и открыл ему чудеса чтения и образования, дисциплины самоконтроля и самопознания. Тогда, как и сейчас, подарок был ясным окном в мир.
Настало время ночного отдыха, но оставалась еще одна вещь.
Мэтью встал, подошел к письменному столу и открыл первый ящик. Вытащил оттуда окровавленную карточку, подсунутую под дверь ночью три дня тому назад в простом белом конверте, запечатанном красным сургучом. Он подошел к креслу, уселся опять и повертел карточку в пальцах.
Конверт из магазина мистера Эллери. Мэтью туда заходил. Карточку он не стал показывать, но был уверен, что вряд ли она куплена в этом магазине.
Простая изящная белая карточка с кровавым отпечатком пальца в середине. И все.
Обет смерти.
Уйдут на то недели или месяц, год или десять лет…
«Профессор Фелл не забывает».
Он все вертел в руках карточку. Мелочь. Сущий пустяк.
Вопрос был вот в чем: кто подсунул это под дверь? Если не профессор, то кто-то, им уполномоченный. Названый сын? Дочь? Кто?
Мэтью знал, что высматривает Берри у него в лице. Знал, что он там все время скрывает — но он не мог дать ей это увидеть. Никогда. Потому что если он разрешит себе любить кого-то, если осмелится разрешить… убить двоих не дороже, чем убить одного, потому что убить душу можно, как и тело. Попроси Кэтрин Герральд рассказать о Ричарде.