Страница 30 из 46
— Теперь, когда стороны договорились по самому важному вопросу, — говорил я, — и между тремя государствами будет заключен пакт взаимопомощи, очень важно, чтобы этот необходимый дипломатический акт совершился без всяких промедлений Международная ситуация крайне напряжена, в Данциге не сегодня-завтра могут произойти чреватые опасностями события… Силам мира надо торопиться Если тройственный пакт будет подписан в ближайшие дни, это может сильно охладить Гитлера… Думаю, мы все заинтересованы в этом… Раздумывая над тем, что могло бы способствовать скорейшему созданию тройственной коалиции против агрессоров, я пришел к выводу, что многое зависит от вас лично, лорд Галифакс. Если бы вы согласились теперь же, на этой неделе или в крайнем случае на следующей, посетить Москву, довести там до конца переговоры и подписать пакт, мир в Европе был бы сохранен. Разве это не достойная большого государственного деятеля задача? Разве для ее достижения не следовало бы использовать все возможные усилия? С полной определенностью могу вас заверить, что Советское правительство приветствовало бы такое решение с вашей стороны, и вы встретили бы в Москве самый теплый и радушный прием.
Я внимательно наблюдал за Галифаксом. Его продолговатое бесстрастное лицо в начале сохраняло привычную скептическую улыбку. По мере того как я говорил, оно принимало все более серьезное выражение. Галифакс был достаточно опытным дипломатом, для того чтобы понять, что советский посол не мог бы с такой настойчивостью советовать ему, хотя бы и в «личном порядке», предпринимать поездку в Москву, если бы он не имел на это санкции своего правительства.
— Если бы вы, лорд Галифакс, — заключил я, — сочли возможным сейчас отправиться в Москву, я попросил бы свое правительство прислать вам официальное приглашение.
Выражение лица Галифакса стало сурово-загадочным. Он внимательно посмотрел на потолок, потом потер переносицу и, наконец, многозначительно сказал:
— Я буду иметь это в виду.
Я понимал, конечно, что Галифакс не может решить вопрос о поездке в Москву без обсуждения его в кабинете. Я подождал несколько дней — ответа на мое приглашение не было Прошла неделя — Галифакс продолжал хранить молчание. Тогда все стало ясно: Галифакс не хочет ехать в Москву, британское правительство не думает о скорейшем заключении пакта. Его согласие на подписание тройственного соглашения взаимопомощи, заявленное нам 25 мая, есть не искреннее изменение во взглядах, а простой маневр, навязанный ему обстоятельствами. Доверять этому согласию никак нельзя. Таким образом Советское правительство получило ответ на интересовавший его вопрос: пассивность Галифакса (до конца переговоров он так и не вернулся к поднятому мной вопросу) была красноречивее самых изысканных дипломатических заявлений.
Сейчас, много лет спустя, я могу сделать очень важный постскриптум к только что рассказанной беседе с Галифаксом 12 июня 1939 г. В опубликованных английским правительством «Документах британской внешней политики» имеется запись этой беседы, составленная тогда же самим Галифаксом. Как же там изображено мое приглашение об его поездке в Москву? Привожу подлинную цитату из только что упомянутой записи:
«…7. В заключение Майский заметил, что было бы хорошо, если бы я, когда обстоятельства станут более спокойными, сам совершил поездку в Москву. На это я ответил, что хотя ничто, конечно, не доставило бы мне большего удовольствия, однако я чувствую, что в настоящее время мой отъезд из Лондона был бы невозможен» [42].
Оставляя в стороне тот факт, что наша довольно длинная беседа на тему о поездке здесь сведена к нескольким весьма обтекаемым строкам, в приведенном изложении Галифакса имеются по крайней мере две определенные неправды.
Во-первых, я настойчиво рекомендовал Галифаксу отправиться в Москву немедленно, в середине июня 1939 года, для того чтобы в срочном порядке подписать пакт и тем самым создать в Европе «более спокойные обстоятельства», а Галифакс говорит как раз обратное: будто бы я советовал ему поехать в Москву лишь после того, как «обстоятельства станут более спокойными», то есть, очевидно, уже после подписания пакта. Правильность моей версии в сущности подтверждает сам Галифакс, ибо в своей записи, передавая свой ответ на мое предложение, он говорит: «в настоящее время мой отъезд из Лондона был бы невозможен», — стало быть, речь между нами шла о его поездке «в настоящее время», а не когда-то в будущем.
Во-вторых, Галифакс в своей записи утверждает, будто бы он сразу заявил мне о невозможности для него сейчас поехать в Москву, на самом же деле министр иностранных дел ничего подобного мне не говорил, а лишь ответил, что будет иметь мое предложение в виду.
Если вторая неправда не имеет особенно серьезного значения, то первая является настоящей и злостной фальсификацией, ибо она полностью извращает истину.
Не знаю, советовался ли Галифакс с господом богом, когда делал запись нашей беседы, но не подлежит никакому сомнению, что здесь благородный лорд поступил совершенно недостойно.
Невольно возникает вопрос, зачем это ему понадобилось? Мое объяснение таково, так как записи бесед с послами обычно рассылались всем членам кабинета, Галифакс хотел скрыть мое предложение даже от своих коллег министров, опасаясь, как бы оно не вызвало внутренних осложнений среди членов правительства. Ведь в это время вся внешняя политика Англии фактически концентрировалась в руках трех человек — Чемберлена, Хораса Вилсона и Галифакса, причем роль Вилсона была гораздо важнее роли Галифакса.
Правильность моего предположения подтверждается еще одним поразительным фактом. Около того же времени Иден, узнав о нежелании Галифакса ехать в Москву, по собственной инициативе обратился к британскому правительству с предложением своих услуг.
— Я имею основание думать, — заявил он, — что русские относятся ко мне неплохо… Если лорду Галифаксу почему-либо неудобно сейчас ехать в Москву, пошлите туда меня и поручите мне довести до конца дело о пакте.
Однако правительство Чемберлена отвергло предложение Идена [43].
Итак, мы теперь знали, что никакого «изменения сердца», как говорят англичане, у британского правительства не произошло, что оно остается по-прежнему верно политической линии «кливденцев». Тем не менее Советское правительство решило продолжать переговоры, несмотря ни на что, надо было довести до конца попытку обеспечить мир путем создания тройственной коалиции. Так нам повелевали интересы советского народа и всего человечества. Так нам повелевала ответственность перед историей.
У меня нет возможности описывать во всех подробностях (да и едва ли это необходимо) ту мышиную возню около тройственного пакта, с помощью которой англичане и французы летом 1939 года саботировали успешное завершение переговоров. Скажу лишь, что я все время чувствовал так, точно мы, советская сторона, продираемся сквозь густой колючий кустарник, где на каждом шагу нас подстерегают рытвины и ухабы. Одежда наша рвется в клочья, лицо, руки, ноги покрыты глубокими царапинами и даже ранами, из которых сочится кровь, но все-таки мы упорно идем к достижению поставленной цели Увы! — мы так и не дошли до нее, а почему — видно будет из дальнейшего. Сейчас остановлюсь лишь на основных вехах тогдашних переговоров.
Весь июнь прошел в борьбе (подумать только) вокруг вопроса — называть или не называть поименно в тексте пакта те страны, которые три великие державы должны были гарантировать. Как выше уже было указано, в англо-французском проекте 25 мая имелся пункт, который обязывал Англию, Францию и СССР приходить на помощь друг другу в случае вовлечения их в войну как гарантов какого-либо европейского государства. Это была слишком общая и недостаточно определенная формула, которая на практике допускала различные толкования Будь отношения между Советским правительством, с одной стороны, и правительствами французским и английским — с другой, построены на базе дружбы и взаимного доверия, с приведенной формулой, пожалуй, можно было бы примириться. Однако фактические отношения между названными правительствами были проникнуты взаимным недоверием и подозрительностью, для чего, как мы знаем, у Советского правительства было более чем достаточно оснований. Поэтому СССР в своем контрпроекте 2 июня точно поименовал те восемь стран, которые три великие державы брались гарантировать. Это были (повторяю еще раз) Бельгия, Греция, Турция, Румыния, Польша, Латвия, Эстония и Финляндия. Здесь учитывались интересы как СССР, так и Англии и Франции. Казалось бы, Чемберлен и Даладье должны были быть удовлетворены — так нет! Они были недовольны Чем именно?
42
«DBFP», Thud Series, vol. VI, L, 1953, p. 51.
43
Летом 1939 года до меня доходили лишь несколько неопределенные слухи об этой попытке Идена выправить положение. Значительно позднее, уже во время войны, Иден мне сам рассказал о своей тогдашней неудаче. О том же рассказывают биограф Невиля Чемберлена Кис Филинг (см. Keith F e l l i n g, The Life of Neville Chamberlain, p. 409) и У. Черчилль (W. Churchill, Second World War, vol. I, p. 347),