Камень ангела

Саймон надеялся, что им удастся найти что-нибудь съестное, и тогда они смогли бы выбраться из этого шумного, вонючего города и, как обычно, заночевать в лесу. Он уже чувствовал, как у него слипаются глаза — даже в таком оживленном месте. Ему казалось, что сквозь весь этот шум он слышит тихий зов лесов, где кипит тайная жизнь, что-то вынюхивая, прячась в норы и устраиваясь на покой среди корней деревьев и в подлеске. Опустив глаза и расставив локти, он пытался двигаться в одном ритме с толпой, которая напоминала какого-то многоголового зверя. Потом они свернули за угол, и мать остановилась.

— Вот вы где! — воскликнул возчик.

Глаза Саймона широко открылись, и мать сжала его руку. Возчик с гнусной ухмылкой смотрел на женщину; за спиной у него стоял ночной сторож с фонарем и длинным топором.

Мать Саймона отступила на пару шагов. Через пальцы мальчику передавался ее страх.

— Это те самые, о которых я вам говорил, — сказал возчик, не отрывая взгляда от женщины. — Я знаю, что вам нужно сообщать о незнакомцах.

— Мы не забираем нищих, — ответил ночной сторож.

— Они не нищие, — возразил возчик. — Они со мной.

Мать посмотрела на него и тут же отвела взгляд. Ночной сторож кивнул в ее сторону и спросил:

— Она беременна?

— Нет, — поспешно произнесла мать Саймона, поскольку знала, что никакому приходу не нужен лишний рот.

Ночной сторож смотрел на них со злобным прищуром. Глядя на сверкающее лезвие топора, Саймон размышлял о том, как далеко им удастся убежать. В одном городе его мать прогнали кнутом по улицам, в другом их преследовали с криками: «Лови! Держи!»

— У вас есть где остановиться? — осведомился ночной сторож.

— Они пойдут со мной, — возчик не дал матери Саймона ответить и решительно направился к своей повозке.

— Очень хорошо, тогда ступайте, — велел ночной сторож. — Только не дай бог церковному сторожу увидеть, как вы просите милостыню! Он прикажет вас высечь!

Возчик ничего на это не ответил, но натянул поводья, и лошадь тронулась с места, в знак протеста издав слабое ржание. Городской шум усилился, когда они медленно проезжали по улице. Саймон видел, как торговцы закрывают ставни своих лавок, а молочница несет полные до краев ведра. Крошечный мальчик в тонкой рубашечке бежал перед ними, а его мать звала пронзительным голосом: «Иоаким! Иоаким!» Телеги побольше, чем у возчика, загородили главную улицу возле рынка, и возчики приветствовали друг друга. Наконец они оказались на длинной улице, все дома на которой были разных размеров и как бы опирались друг на друга. Кто-то выплеснул из окна помои, и они чудом успели увернуться.

Затем возчик остановил свою лошадь и как-то странно взглянул на мать Саймона.

— Ну что же, леди, — обратился он к ней. — Отдавайте его обратно.

Женщина потупила взгляд. Саймон с удивлением посмотрел на возчика.

— Отдайте его, миссис, — повторил возчик. — Или я снова позову ночного сторожа.

Мать Саймона, не поднимая глаз, быстрым движением вынула кожаный кошелек и положила на сиденье. Схватив Саймона за руку, она вместе с ним спрыгнула на землю.

— Считайте, что вам повезло! — сказал возчик, стегнув лошадь вожжами, так что она двинулась за ними. — Это место называют Канавой Повешенных!

Он проехал мимо, и грязь из-под колес повозки забрызгала юбки матери.

Мимо просвистел мяч, и один из мальчишек насмешливо посмотрел на мать с сыном. Женщина сжала руку Саймона.

— Пошли, — прошептала она.

На некоторых из домов имелась вывеска с изображением руки. Это означало, что здесь варят пиво. Мать Саймона робко постучалась в боковую дверь одного из них. Когда из дома вышла служанка, мать сделала перед ней реверанс.

— Да сохранит вас бог, миссис, — обратилась она к девушке. — Да благословит бог вас и вашу семью…

— Убирайтесь! — ответила та, захлопнув дверь.

— Миссис, — говорила мать Саймона возле следующего дома. — Я хорошая работница, очень выносливая, и нам не надо денег — только немного еды и место для ночлега.

Она поспешно отступила, когда женщина позвала собак.

— У вас доброе лицо, миссис, — говорила она в третьем месте, приседая в реверансе и устремив вверх искренний взгляд. — Счастливое лицо. Я могу предсказать вам судьбу по вашему лицу.

— Колдовство! — воскликнула женщина и перекрестилась, защищаясь от сглаза.

— Никакого колдовства, миссис, это Божий дар, — возразила мать Саймона и, сжимая его руку, поспешила по улице прочь и от этого дома.

Прошло более часа, и улицы почти совсем опустели, а мать с сыном так и не нашли прибежища. Усталой походкой они брели мимо ветхих пивных. Доносившийся из них запах баранины напоминал Саймону о том, как он голоден. Ему приходилось ждать, пока мать заходила в одну пивную за другой и быстро возвращалась, усталая и разочарованная. Саймону не нравились кабаки. От прогорклого запаха жира его тошнило, несмотря на голод, а крики и смех, доносившиеся изнутри, оглушали его. Он все время спрашивал мать, нельзя ли им теперь уйти, но она лишь качала головой. По-видимому, она решила остаться в городе.

— Снова ты! — заорал какой-то мужчина. — Куда это ты идешь, а?

Старуха, стоявшая в дверях, плюнула, когда они проходили мимо.

— Пошли ко мне домой, красотка, — предложил какой-то оборванный старик, покрытый язвами, и двое мальчишек в переулке захихикали.

Начался мелкий дождь, и мать Саймона накрылась вместе с ним синим одеялом.

— Мне здесь не нравится, — сказал Саймон, но мать ничего не ответила.

— Daya! — произнес он, коснувшись ее лица. — Пошли.

Но мать только покачала головой и сказала, что здесь он должен говорить по-английски.

Они шли мимо других домов, на которых тоже была вывеска с рукой. Из одного доносились крики и пение, из другого выкатилось несколько мужчин, сцепившись в драке. Вместе с ними из пивной вырвалась целая толпа, и все они кричали на драчунов. Саймон с матерью метнулись назад, в тень ближайшего переулка. Из боковой двери выскочила женщина, пронеслась мимо них и врезалась в толпу.

— А ну-ка, расступитесь, пьяницы! — заорала она и, схватив бадью, стоявшую у входа, окатила водой двоих дерущихся мужчин, которые отпрянули друг от друга под хохот и насмешливые возгласы.

Эта женщина, маленькая и кругленькая, но свирепая, сгребла одного из них и как следует поддала ему ногой.

— Убирайся домой! — велела она драчуну, затем принялась за остальных.

— Это относится и к вам тоже! Вам должно быть стыдно. Как будто у нас и без этого мало неприятностей!

Вот так она несколько минут распекала их. Некоторые пересмеивались и подтрунивали над ней, но тем не менее один за другим, ворча, отступили.

— Ну вот, теперь мне придется опять набирать воду! — сказала женщина. — А я зуб даю, что водокачка закрыта.

С этими словами она подхватила бадью и поспешила на рыночную площадь.

Мать взглянула на Саймона и сжала руку, и они последовали за женщиной. Мальчик не понимал, зачем это нужно — разве что им все равно нечего было делать.

Рыночная площадь уже опустела. Лишь какой-то человек пристраивал доски для разделки мяса к грубым деревянным прилавкам, да старик с метлой неторопливо подметал мусор. В центре площади стояла высокая каменная колонна, а рядом с ней — деревянный пьедестал с лесенкой. Сверху были прикреплены колодки. Саймон отвел взгляд: он слишком много раз видел это орудие пытки в действии.

Голуби слетели с коньков крыш, чтобы поклевать мусор. Саймон ощутил, как у него покалывает в плечах, и руки поднялись, как крылья. Затем он услышал женский голос.

— Лейте, лейте, — сказала она. — Вы же еще не закрылись.

— Вы знаете правила, — ответил мужской голос. — Лишь столько воды в один сосуд, сколько может унести женщина.

— Но я ведь женщина, — возразила она. — А унести могу гораздо больше. Лейте еще!

— Вы уже здесь были один раз, — заметил мужчина.

Мать с Саймоном быстрым шагом пошли на звук голосов. Там, где соседняя улица упиралась в рыночную площадь, была водокачка, а рядом стоял на страже мужчина. Саймон увидел перед ним маленькую кругленькую женщину, пухленькую, как птичка. Светло-каштановые волосы выбились у нее из-под чепчика.