Исландский рыбак

Крепкой ли будет у Янна любовь?.. Порой Го вспоминала его подружек, его вспышки гнева, его любовные приключения, и ей становилось страшно: сохранит ли он эту безграничную нежность, это кроткое почтение к ней?..

Поистине, для такой любви, как их, шесть дней супружества – ничто, крохотный аванс, в лихорадке взятый у жизни, которая может быть еще такой длинной! У них почти не было времени, чтобы видеться, разговаривать, осознать, что они принадлежат друг другу. Все их планы о совместной жизни, исполненной тихой радости, вынужденно откладывались на потом, когда Янн вернется из плавания…

О, в будущем нужно любой ценой не дать ему уехать в эту Исландию!.. Но как это сделать? На что они будут жить, оба такие небогатые?.. И потом, он так любит свое ремесло…

И все же, несмотря ни на что, в следующий раз она попытается его удержать, употребит на это всю свою волю, весь ум и все сердце. Быть женой рыбака, каждый год с тоской ждать приближения весны, каждое лето проводить в мучительной тревоге – нет, теперь, когда она обожала его так, как не могла себе даже представить, ее охватывал ужас при мысли о будущем…

У них оставался один-единственный весенний день. Это было накануне отплытия. Янн никуда не спешил. Они гуляли, взявшись за руки, как гуляют влюбленные, прижавшись друг к другу и говоря о самых разных вещах. Добрые люди, видя их, улыбались:

– Это Го с Большим Янном из Порс-Эвена. Они совсем недавно поженились!

Настоящая весна! В этот последний день странно было вдруг увидеть полное спокойствие в природе: на небе, по которому еще вчера неслись тучи, не было ни единого облачка, ветер стих. Море сделалось нежным и ласковым, до самого горизонта простиралась одна и та же бледная голубизна. Ярко сияло белое солнце, и суровый бретонский край насыщался этим светом, словно чем-то лакомым и редкостным. Казалось, земля вокруг, вплоть до самых отдаленных уголков, ожила и повеселела. В воздухе разлилось восхитительное тепло, запахло летом, хотелось думать, что так останется навсегда, что никогда больше не будет пасмурных дней и ненастья. Бухты и мысы, на которые уже не ложились изменчивые тени облаков, вырисовывали на небе большие недвижные контуры и тоже будто наслаждались спокойствием, которому не было конца… Казалось, природа стремится сделать нежным и вечным праздник их любви, и уже кое-где, вдоль канав, появились ранние хрупкие цветы – примулы и фиалки.

Когда Го спросила:

– Как долго ты будешь любить меня, Янн?

Он, удивленный, ответил, глядя ей прямо в лицо красивыми искренними глазами:

– Всегда, Го…

И это слово, так просто сказанное, казалось, заключало в себе подлинную вечность…

Она держала мужа под руку. В упоении сбывшейся мечты, Го прижималась к нему, по-прежнему мучимая тревогой: завтра он, как большая морская птица, улетит далеко… И она не в силах помешать ему…

С тех тропинок в скалах, где они гуляли, была хорошо видна вся округа – местность, лишенная деревьев, поросшая низким утесником и усеянная камнями. Тут и там, на скалах, стояли дома рыбаков – с их старыми гранитными стенами, соломенными крышами, высокими и горбатыми, позелененными молодыми ростками моха. А в дальней дали море, словно огромное прозрачное видение, рисовало свой вечный, гигантский, стремящийся все объять круг.

Ей хотелось рассказать мужу много удивительного и замечательного о Париже, где она когда-то жила, но он не интересовался этим.

– Так далеко от берега, – говорил Янн, – среди сплошной суши… Это, должно быть, вредно. Столько домов, столько людей. В этих городах, наверное, есть дурные болезни… Нет, я бы не хотел жить там, это уж точно.

Она улыбалась, с удивлением обнаруживая, что этот огромный парень, в сущности, наивный ребенок.

Временами они спускались в лощины, где росли настоящие деревья, укрытые от морского ветра. Там холодный воздух был влажен, зелень застилала опавшая листва, окаймленную утесником дорогу затеняли ветви деревьев, потом она суживалась меж стенами ветхих спящих домишек. И непременно впереди, среди мертвых веток, высилось изъеденное распятие с большим деревянным Христом, мучимым нескончаемой болью.

Потом тропинка поднималась, и вновь открывались необъятные горизонты, вновь грудь дышала живительным воздухом гор и моря.

Янн, в свою очередь, рассказывал Го об Исландии, о бледном лете без ночей, о косых лучах никогда не заходящего солнца. Го многого не понимала и просила объяснить.

– Солнце делает полный оборот, – говорил он, указывая вытянутой рукой на далекое полукружье голубых вод, – и всегда стоит низко, потому что, видишь ли, не имеет сил подняться. В полночь оно краешком чуть опускается в море, но тут же опять поднимается и продолжает свой обход. Иногда луна тоже появляется на другом краю неба, и тогда они работают вдвоем, и трудно их отличить друг от друга, потому что в тех краях они очень похожи.

Видеть солнце в полночь!.. Как, должно быть, далек этот остров – Исландия. А фьорды? Го много раз встречала это слово на дощечках с именами погибших моряков в часовне. Ей казалось, что слово это обозначает нечто зловещее.

– Фьорды, – объяснял Янн, – это большие бухты, вроде как наша, пемпольская, только там кругом высокие горы, такие высокие, что не видно, где в облаках кончаются их вершины. Знаешь, Го, унылое место, правда. Камни, камни, ничего, кроме камней, и люди, живущие на острове, не знают, что такое деревья. В середине августа самое время нам возвращаться домой, потому что начинаются ночи и они быстро становятся все длинней и длинней. Солнце уходит куда-то под землю и не может подняться. И ночь длится всю зиму.

– На берегу, в фьорде, – продолжал он, – тоже есть небольшое кладбище, совсем как у нас. Там лежат пемпольцы, которые умерли во время путины или погибли в море. Это святая земля, так же как в Порс-Эвене, и на каждой могиле стоят деревянные кресты с именами. В Исландии похоронены оба Гоаздиу и еще Гийом Моан, дед Сильвестра.

Она мысленно видела это маленькое кладбище на берегу пустынного мыса, в бледно-розовом свете нескончаемого дня. И еще думала о мертвых, покрытых льдом и черным саваном ночей, долгих, как сама зима.

– Все время ловить и ловить рыбу? – спрашивала она. – И никогда не отдыхать?

– Все время. Еще нужно совершать маневры, потому что море не всегда спокойное. Черт возьми! К вечеру вымотаешься, проголодаешься – так и проходят дни.

– А скучно не бывает?

– Никогда! – ответил он с таким убежденным видом, что ей сделалось не по себе. – На борту, в открытом море, я не замечаю, как идет время.

Она понурила голову. Ей стало совсем грустно: она поняла, что не сможет победить море.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

…На исходе этого весеннего, совместно прожитого дня наступающая ночь вернула ощущение зимы, и они отправились ужинать домой, к ярко горящему очагу.

Их последний ужин!.. Оставалось еще провести целую ночь в объятиях друг друга, и предвкушение этой ночи не давало им впасть в тоску.

После ужина по дороге в Порс-Эвен они вновь ощутили легкое и нежное дыхание весны: почти теплый воздух был тих, и остатки сумерек не спешили спуститься на землю.

Янн и Го шли к родителям попрощаться, но не стали задерживаться и, вернувшись домой, рано легли спать, намереваясь встать завтра с рассветом.

На следующее утро набережная Пемполя была полна народу. Отплытие началось два дня назад, и с каждым отливом новая группа рыбаков уходила в море. В то утро четырнадцать судов вместе с «Леопольдиной» должны были покинуть порт. Жены и матери моряков наблюдали за последними приготовлениями. Го не переставала удивляться, что сделалась женой рыбака и теперь находится среди этих женщин. Ее судьба так резко, в несколько дней, переменилась, что она едва успевала осознавать действительность. Словно быстро скользя по склону, она достигла неизбежной развязки, которую теперь следовало пережить так же, как переживали другие.