Страница 6 из 20
— Витя, это я, — Ив с ходу рассказал о звонке. К его изумлению, Виктор отозвался не смехом, а долгим молчанием.
— Мне тоже звонили, — сказал он наконец. — Просили дать твой адрес, телефон и марку автомобиля. Низким голосом.
Журналист буквально почувствовал, как волосы на голове встают дыбом.
— Что ты ответил? — спросил он хрипло.
— Я повесил трубку.
— Они перезвонили?
— Нет.
— Уффф… — журналист перевел дыхание. — Значит, не ФСБ…
— Уверен? — мрачно спросил Виктор. — Я бы на твоем месте пару дней погостил у друзей. Подальше от города. Оставь мобилу и машину дома, езжай на автобусе. Ноутбук и все материалы бери с собой. Мне не звони, они точно поставят прослушку, если еще не поставили.
— Да… Да, лучше не рисковать, — Ив нахмурил брови. — Витя, та бумажка с адресом старухи — у тебя не осталось копии?
— К счастью, нет. И хоть убей, наизусть я адрес не помню.
— Значит, я их единственный ключ… — пробормотал Ив. — Витя, слушай внимательно: мчись в редакцию, прямо сейчас, обзвони всех друзей и скажи чтобы срочно, немедленно, стали звонить в офис со всех номеров которые смогут найти — мобилы, соседи, друзья, кто угодно. Надо набрать тридцать два звонка.
— Зачем? — удивился редактор.
— Старуха звонила вчера. Если они еще не успели проверить АТС, у нас есть шанс — в буфере сохраняется только тридцать два последних номера, откуда тебе звонили.
Пауза.
— Ясно… — Виктор вздохнул. — Такое может и боком выйти, Ваня.
— Если найдут старуху, мы с тобой до конца дней будем в Сибири сидеть, — оборвал Ив. — Потому как сразу станем носителями гостайны стратегического значения. В курсе, чем это чревато?
— В курсе. Ладно, так и сделаю. А ты рви когти.
Трубка легла на место, и в квартире воцарилась душная, липкая тишина. До Ива только сейчас начало доходить, в какую историю угодили они с Виктором.
Элджи приходил в себя очень медленно и трудно. Страшно кружилась голова, тело ломило, болела каждая мышца. Целый час, а может и больше, он беспомощно лежал на спине, глядя вверх и вдыхая вонявший нашатырем воздух. В памяти почему-то назойливо вращалась песня «Наутилуса» — «…В комнате с белым потолком, с правом на надежду… В комнате с видом на огни…»
— С верою в любовь, — с трудом разлепив губы, прошептал Элджи. Напрягая все силы, он повернул голову и встретил взгляд внимательных голубых глаз.
Некоторое время человек и его пленник молча смотрели друг на друга. Элджи лежал на мягкой подстилке в кубическом боксе из десятисантиметрового кристаллического стекла, способного выдержать попадание кумулятивного снаряда, к лапкам и основанию хвоста пленника крепились датчики диагностической системы. Судя по сильной боли в плече, ему сделали инъекцию антидота, так что последствия отравления должны были быстро пройти.
В комнате толпились люди всех рангов и профессий. На столе рядом с боксом было аккуратно разложено оборудование Элджи, включая оставленные им за стеной компрессор и униходы, а в углу, в другом стеклянном боксе, пленник с ужасом заметил свой самолет. «Вот и все» — понял Элджи. Свобода длилась сорок лет, и, хотя успел он не так уж и мало… Жаль. Обидно.
— Профессор, объект очнулся и что-то сказал, — произнес обладатель голубых глаз. Его тут же оттолкнули в сторону, и Элджи увидел лицо, которое до сих пор иногда вспоминал в кошмарах. От изумления он даже на миг позабыл, что скоро умрет.
— Глеб Николаевич… — прошептал потрясенный пленник. Добронравов отпрянул.
— Что-что?! — он сдвинул очки на нос и недоверчиво уставился на Элджи. — Т-ты говоришь? Что за глупый вопрос, разумеется говоришь. Иное было бы странно! Да, да! Мое имя, вот что любопытно! Как ты его узнал?
Элджи с трудом улыбнулся. Какая разница, сейчас-то…
— Мы уже встречались, профессор, — отозвался он хрипло. — Хотя вы едва ли меня помните. Я LG-72005, чистая линия 67-05-Д.
— Как?! — вот теперь Добронравова изумили по-настоящему. Другие люди в комнате буквально оцепенели, тишину нарушало только тихое жужжание видеокамер.
— Над моей клеткой был ярлык, — отозвался Элджи. — Я тогда еще не умел читать, но запомнил как выглядят буквы, а позже нашел в словаре. «L» и «G», сокращение от «Last Generation», да, Глеб Николаевич?
Академик молча, моргая, глядел на пленника. Элджи, в свою очередь, разглядывал ученого и размышлял, каким образом тот еще жив, ведь сорок лет назад ему было не менее шести десятков. Даже внешне Глеб Николаевич Добронравов не то что постарел — он выглядел моложе и энергичнее, чем в те далекие дни. Объяснение напрашивалось лишь одно: какую-то часть модификаций, предназначенных Элджи, академик применил на себе и весьма успешно. Это разом поднимало столько вопросов, что пленник в отчаянии зажмурился. Боже, как несправедливо умереть сейчас, в начале такого приключения!
— «L» и «G» означают лицин и гуанин, — после длительной паузы сказал Добронравов. — В твоей линии азотные основания гуанин и цитозин были заменены пустотным белком — цеонием, а стеониновые литакциновые ланолиновые структурные соединения… — он запнулся и помотал головой. — Святые угодники, я объясняю мыши, какие опыты проводил над нею полвека назад!
Элджи с трудом заставил себя сесть и тяжело перевел дыхание. Газовые отравления — самые опасные и болезненные.
— Как видите, Глеб Николаевич, вы преуспели в куда большей степени, чем планировали, — сказал он устало. — Я разумное существо, и я совершенно не постарел за сорок лет.
— Невероятно… — прошептала толстая девушка с пышной копной рыжих волос, стоявшая рядом с академиком. — Чем он разговаривает? Профессор, вы привили мыши голосовые связки?
— И цветовое зрение, и регенерацию, и многое другое, — вставил Элджи. — Я ударный тактический мыш. В те дни никто не верил, что компьютеры удастся уменьшить до размеров, пригодных для управления беспилотными истребителями. Проще было создать миниатюрных пилотов, верно, Глеб Николаевич?
Девушка ахнула:
— Фантастика!
Добронравов молча теребил свою знаменитую бородку, поглядывая то на Элджи, то на его оборудование, разложенное по скатерти. Наконец, решительно кивнув, он протянул руку и поднял алмазный резак.
— Кто это проектировал? — спросил он жестко.
— Я, — спокойно отозвался Элджи.
— Ты не мог изготовить такие детали без прецизионных станков.
— У меня есть прецизионные станки.
Академик вздрогнул.
— В каком смысле, да-да, поясни? — спросил он недоверчиво.
Элджи усмехнулся.
— Я не терял времени, профессор. Прошло сорок лет, помните? — он кивнул в сторону самолета, стоявшего за стеклом. — Я создал собственную индустрию, Глеб Николаевич, я могу производить даже полимеры. Конечно, скоро вы убьете меня, но остановить то, что я начал, уже не сможете.
Он встал, качнувшись от слабости, и скрестил на груди лапки.
— Я повторил утерянное людьми изобретение Никола Теслы, резонансный источник электричества. Мои энергетические ресурсы неисчерпаемы. Рано или поздно, другой тагвар отыщет мои записи.
Люди в комнате переглянулись. Академик отложил резак и поднял ранец от комбинезона.
— Вижу, ты придумал даже имя своему виду? — спросил он задумчиво.
— Придумал, — отозвался Элджи. — Я тагвар. На одном из ваших языков «тагви» означает «мышь».
Профессор потер подбородок.
— Что ж… Я мог бы тебе не поверить, молодой… Вернее, очень-очень старый тагвар, да-да, если б своими глазами не видел резонатора, — произнес он медленно. — Мы, правда, еще не успели изучить твой замечательный летательный аппарат, но, полагаю, ты и без того задал всем нам нелегкую задачку, да-да, не самую легкую, я бы сказал… Да. Именно так.
— Профессор, что же теперь будет?! — в ужасе спросила рыжеволосая девушка. Добронравов долго молчал, задумчиво потирая подбородок.
— Хороший вопрос, Настенька, да, неплохой, можно сказать. Хотел бы я знать ответ, — он наморщил лоб. — Прошло столько лет… Кажется, в той линии было пятнадцать представителей. Или шестнадцать? Не помню. Какая досада! — Добронравов топнул ногой. — Выходит, я добился успеха уже в 67-м! И полагал, что все сгорело!