Страница 10 из 20
Кира тепло улыбнулась.
— Отличное имя, Орби.
— Спасибо… — мышка совсем смутилась. — А ты? Почему тебя зовут Кира?
Долгое молчание.
— Трудно рассказать в двух словах, — ответила золотая мышь. — Если совсем коротко, то… Мы с братом родились пять лет назад, в лаборатории людей, от обычных, не разумных родителей. Мать чувствовала, с нами что-то не так, и отказалась кормить нас молоком. Позже ее и вовсе пришлось отсадить в другую клетку.
Кира вздохнула.
— Нас выкормила одна пожилая лаборантка, в ее честь брат и дал мне имя.
— Брат? — тихо спросила Орби. — Ты сказала, он погиб…
— Да, — отрезала Кира. — Его звали Итан. Он был… Величайшим представителем нашего вида. Гением.
Орби вскинула голову, но тут же вновь опустила глаза, чуть помахивая хвостиком от волнения.
— Подруга, только не обижайся, — сказала она робко. — Я думаю, мы принадлежим разным видам…
— Так и есть, — кивнула Кира.
— Мы даже внешне отличаемся. Ты такая красивая! — Орби мечтательно улыбнулась. — Вся золотая, с этими кисточками и волосами, и глаза у тебя красивые. А я просто мышка…
— Ты разумное существо, — серьезно ответила Кира. — И не понимаешь, как сильно отличаешься от простых мышей. Взять хотя бы мою золотую шерсть; мыши не различают цвета, ты знала?
— Не-ет… — удивленно протянула Орби.
— Вот видишь, — Кира гневно прижала уши. — У обычных мышей нет даже голосовых связок, потому-то они и пищат. А мы разговариваем, хоть и на человечьем языке. Но настанет день, вот увидишь, и наше племя создаст свой язык, свою страну, свой мир! Мы больше не будем ютиться в подполье людских городов! У нас появятся свои города!
Она запнулась и перевела дух, стараясь успокоиться. Агрессивность и упорство сильно отличали Киру от ее миролюбивого брата.
— Итан не мог читать мысли людей, будто книгу, — продолжила она после паузы. — Это невозможно, говорил он, поскольку мысль не только электрический, но и химический процесс. Телепатия работает иначе; силой воли, брат мог копировать память одного существа в разум другого, где та постепенно приживалась. Именно так он научился говорить и обучил меня…
Кира опустила голову.
— Люди в лаборатории были образованные, их разумы хранили море информации. За несколько лет, не покидая клетки, мы с братом узнали о внешнем мире и его обитателях так много, словно всю жизнь были свободны. И вот, я теперь на воле… Без него…
Кира сглотнула. Брат, добрый, пушистый, как наяву встал перед глазами и с улыбкой протянул сестре лапу.
— Жизнь кажется пустой, когда некого любить, — отрешенно сказала золотая мышка. — Вот так все просто. Понимаешь?
— Лучше, чем ты думаешь, — тихо отозвалась Орби. — Подруга… Как он погиб?
Кира зажмурилась. Последние слова Итана горели в разуме, будто он произнес их минуту назад.
— Он не погиб, — жестко ответила золотая. — Его убили. Люди узнали о наших способностях и решили провести операцию на мозге, чтобы подавить опасные умения. Брат прочел нашу судьбу в памяти одного из лаборантов, и успел отправить меня на волю с помощью гениального изобретения, которое готовилось для нас обоих. Сейчас я свободна, а он… — Кира всхлипнула и отвернулась.
Орби долго молчала.
— Путь был лишь для одного, да? — спросила она наконец.
— Нет, — глухо ответила золотая. — Итан ко всему подходил с беспощадной логикой. Если б мы применили все свои способности, без остатка, то, наверное, могли бы спастись и вдвоем, но тогда люди поняли бы, что мы умеем, и превратили город в атомную воронку, лишь бы не допустить нашего бегства. Брат сказал — убежим вместе, вместе и погибнем, вот так все просто.
Орби встрепенулась.
— А что вы умеете?
Кира развела лапками.
— Многое, Орби. Я пока научилась лишь управлять животными и генерировать электричество. Итан говорил, мы — нечто совершенно новое и полностью отличны от всех живых существ на Земле.
Мышка вздрогнула:
— Чем отличны?
— Брат называл это «новой архитектурой», — отозвалась Кира. — По его словам, наши тела могут почти моментально адаптироваться к любой поставленной задаче. Он говорил, когда мы научимся управлять этими процессами, сможем по желанию за несколько секунд отращивать крылья или жабры, заживлять любые раны, даже изменять структуру собственного мозга. Понимаешь… — Кира задумчиво провела лапкой по груди. — Мы с ним… Как бы… Одна клетка. Животные и растения состоят из огромного числа разных клеток, а у нас иначе — весь организм одна гигантская клетка, такая сложная, что содержит все органы живого существа и способна любой из них восстанавливать.
— Да-да, я понимаю! — с волнением вставила Орби. — Изменяя работу клетки, можно изменить и все, что внутри!
Кира кивнула.
— Точно. Обычные животные — многоклеточные организмы, а нас Итан называл метаклеточными. Я сейчас выгляжу как мышь просто потому, что рождена от мыши и в моей метаклетке содержится такая программа.
Орби широко раскрыла глаза.
— Так ты оборотень!
— Стану, когда научусь, — улыбнулась Кира.
— Но… — мышка вскочила. — Это же значит, твой брат жив!
Кира застыла:
— Орби?
— Он жив! — мышь чуть не прыгала от волнения. — Ты сказала, ваш организм заживляет любые раны согласно заложенной в метаклетку программе! А разве операция на мозге — не рана?
Глаза Киры широко раскрылись.
— Брат… — прошептала она.
— Что бы с ним ни делали люди, он быстро оправится! — воскликнула Орби. — Мы должны его спасти!
Кира судорожно вздохнула.
— В комплекс не пробраться.
— Ты же спаслась!
— Прибора, спасшего меня, больше нет. Он одноразовый.
Орби умоляюще сложила лапки перед грудью:
— Подруга, ну пожалуйста, подумай хорошенько, ты же такая умная, такая смелая! Должен быть способ!
— Способ… — глухо повторила Кира. — Я не знаю.
Но ее разум уже работал на полную мощность. И, с каждой минутой, безрадостное и бесцельное будущее все дальше отступало в небытие.
— Чуть правее. Еще немного… Отлично! — Элджи радостно кивнул и обернулся к Насте. — Спасибо, огромное. Правда. Я не ожидал.
Девушка нервно улыбнулась.
— Не за что… Элджи. Какую программу включить?
— Нэйшнэл Джиографик, — попросил пленник. — Или Дискавери. Другие каналы я не смотрю.
Вздрогнув, Настя с натугой кивнула и повернулась к небольшому настольному телевизору.
— Может, «Планету зверей»? — спросила она, переключая каналы. Элджи покачал головой.
— Нет, я ненавижу животных.
Девушка чуть не уронила пульт.
— Что?! Но… Почему?
Элджи вздохнул.
— Это не так просто объяснить, Настя.
Ученая придвинула табуретку к столу.
— А ты постарайся, — сказала она серьезно. — Я хочу понять, изучить характер. Ведь ты… — она запнулась, но все же закончила: — Наш первый брат по разуму.
Элджи вздохнул.
— Боюсь, я такой же продукт человечьей цивилизации, как и сами люди. Иное строение тела ничего не меняет, ведь я родился и жил среди вас, впитал вашу культуру и систему ценностей. Даже образование получал из ваших книг.
Он улыбнулся.
— От «мышиного» поведения во мне осталась разве что потребность грызть всякие шишки. Разум-разумом, а резцы стачивать надо.
Настя помолчала.
— В тесте прогрессивных матриц Дж. Равена ты регулярно выдаешь 100 %. Вчера тебе дали тест Кеттела. Знаешь, сколько баллов ты набрал?
Элджи огладил усы.
— Должно быть в районе двухсот, если я, конечно, не тупею с годами…
Девушка с натугой кивнула.
— Двести семнадцать. Средний человек показывает 100–120 баллов, ученые — до 180, Эйнштейн набирал 297. Твой результат на три балла выше, чем у Глеба Николаевича.
Элджи смущенно покрутил в лапках хвост.
— Ваши тесты очень простые, на самом деле… — буркнул он. — И неверно отражают интеллект. Скажем, все задачки на подстановку недостающих букв к корневому слову и расшифровку анаграмм, в большей степени проверяют словарный запас, чем разумность, а поиск цифровых закономерностей в матрицах сильно зависит от умения быстро считать в уме, которое не связано с интеллектом и развивается тренировками.