Корона Аквилонии

— Насколько я знаю, в троном зале всякие гнусности, наподобие проваливающихся в бездну плит пола не предусмотрены, — шепнул я герцогу и Конану. — Опасаться надо только этих…

За скромным каменным сиденьем без спинки и с ножками в виде львиных лап стояло с полдюжины ликторов, рядом еще столько же самых верных королевских прихлебателей. В отличие от спокойного, в чем-то даже отрешенного Нумедидеса эти месьоры заметно нервничают. Знают, что против нескольких сот гвардейцев, заполонивших тронный зал грудью не попрешь. Это конец, окончательный и бесповоротный!

Сам Нумедидес, облаченный в парадное белое с золотом одеяние и алую шелковую мантию выглядит очень бледным, кожа стала сероватой, губы синюшные, тусклые глаза устремлены в одну точку, куда-то вверх и в сторону. Он словно бы уже не присутствует в этом мире.

— Король дозволяет тебе говорить, — сказал граф Роук, увидев легкое движение пальцев Нумедидеса. Просперо сначала взглянул на Конана, предлагая ему сказать самые важные слова, но варвар смущенно помотал головой.

— Сегодня, десятым днем третьей весенней луны 1288 года по основанию королевства Аквилонского, — тяжело начал Просперо, — высшие дворяне королевства и войско Аквилонии объявляют о том, что король Нумедидес из династии Эпимитреев низложен, как не вынесший бремени власти и способствовавший разорению страны. Граф Кертис, где текст отречения?

Я вынул из рукава пергамент, подошел к трону, поднялся по мраморным ступенькам и передал свиток королю. Нумедидес безучастно пробежался глазами по строчкам, молча отложил бумагу на подлокотник. Я заметил, что в левой ладони он сжимает украшенный мелкими рубинами золотой пузырек.

— От этого яда погиб мой дядюшка, — тихо-тихо, так чтобы слышал только я один, проговорил Нумедидес. — С чего начали, к тому и пришли, не так ли? Уберите вашу бумажку сударь… Я умру королем. Все ведь потеряно, верно?

— Боюсь вы правы, ваше величество, — столь же тихо сказал я.

— Восхищаюсь вашей хитростью и силой…Впрочем, теперь это не важно. Прощайте.

Нумедидес резко сорвал крышечку и был готов проглотить содержимое склянки, но неожиданно вмешался Конан — он видел, что отречение, предававшее перевороту вид законности, не подписано. Варвар прыгнул к трону, выхватил склянку из трясущейся ладони короля, отбросил в сторону, одной рукой взял пергамент, другой прихватил Нумедидеса за плечо.

— Сначала подпиши, — угрожающе сказал Конан. — А потом отправляйся на Серые Равнины. Ну?!

И тут случилось неожиданное. Нумедидес вдруг захрипел, глаза выкатились, у губ появилась беловатая пена. Он задыхался.

— Конан, отпусти его, королю трудно дышать, — я отстранил киммерийца, а Нумедидес тяжело, мешком, повалился обратно на трон. — Эй там, лекаря!

Лекарь не понадобился. Король прожил еще очень недолго — не выдержало сердце. Спустя одну пятую квадранса все было кончено. Из гортани короля врывался последний вздох, глаза остекленели и Нумедидес сполз с трона на холодные ступени возвышения. Знаменитый пятизубый венец Первых королей откатился в сторону, оказавшись у сапог молодого барона Ортео. Парнишка не долго думая нагнулся, поднял корону, озадаченно осмотрел ее и вдруг рявкнул во весь голос:

— Король умер! Король умер своей смертью! Да здравствует король!

Ортео шагнул к хмурому Конану, привстав на цыпочки надел древний венец на голову киммерийца и снова взревел ликующим тенором:

— Да здравствует король!

Барон, конечно же, не подозревал о подобных тонкостях, но в соответствии с традициями замка короны первый дворянин, объявивший о восшествии на престол нового государя, сразу же получает высокую должность первого королевского герольда — весьма немаленький чин в дворцовой иерархии! Ортео, сам того не зная, в единый миг сделал отличную придворную карьеру. Пускай его, это нам не в убыток, прежнего герольда Нумедидеса все одно следовало заменять… И малышу из захолустья будет приятно, все-таки вошел в историю!

— Да здравствует король Конан Первый, Аквилонский, из Канахов!

Зал многоголосо подхватил, а через несколько мгновений от криков, казалось бы, могла обрушиться куполообразная крыша. Конан стоял над телом Нумедидеса безмолвно. Его лицо ничего не выражало.

— Жутковатый момент, честно признаться, наконец-то сказал он мне и подошедшему Просперо. — А что дальше-то делать?

— Дальше? — Просперо на миг задумался. — Ждем остальных действующих лиц и начинаем церемонию присяги. Конан, тебе бы переодеться поприличнее…

— Ну уж нет! Если я стал королем в форме Черных драконов, в ней присягу гвардии и приму. Пусть гвардия видит, что Нумедидеса сбросили ее руками! И вот, кстати… Надо бы тело убрать. Зачем ему здесь валяться? Кертис, распорядись, чтобы его перенесли в усыпальницу или что тут у них есть? Паллантид — выстави всех лишних из тронного зала! Холуев Нумедидеса — в Латерану!

— Слушаюсь, ваше величество, — привычно ответил легат, а я ухмыльнулся:

— Не успел побыть королем и одного квадранса, а уже командует. Ладно месьоры, идемте. Длинный вечер закончился, впереди не менее длинные ночь и день! Конан, сдвинь корону с уха на темечко, а то уж больно вид ухарский…

Это была удивительная ночь. Сутолока, суматоха, неразбериха, и одновременно суровые гвардейские вояки вкупе с конфидентами Латераны наводили свой, невиданный прежде порядок. Уверен, что восемь из десяти людей, находившихся тогда в замке представляли либо военных, либо тайную службу.

Предстояло решить десятки если не сотни важнейших вопросов — сохранить драгоценности короны (то есть сам венец, скипетр, церемониальный Орден Большого Льва и прочие регалии короля), расставить на караул только верных нам гвардейцев, которые с непривычки путались в лабиринтах замка, уберечь важнейшие документы, хранящиеся в канцеляриях и королевских покоях, не впускать и не выпускать посторонних и в то же время подготовить присягу на верность новому государю, назначенную на полдень — а это значило, что во дворец придется доставить почти две сотни высших дворян Тарантии… Представляете какой сумбур?

Труп Нумедидеса немедленно переправили в родовую усыпальницу аквилонских королей, что находится на острове посреди полноводного Хорота чуть полуночнее рубежей города и оставили под охраной, туда же отправили поднятых с постелей мастеров-бальзамировщиков — Конан настоятельно потребовал, чтобы последний Эпимитрей был упокоен в родовой гробнице, историю надо уважать. Пусть Нумедидес был дурным государем, но он умер на своем троне, королем не подписавшим отречения. А то, что его преемник узурпировал власть древней династии без всякого права, сейчас никого не волновало.

Ближе к рассвету начали поступать проверенные и точные донесения о положении дел в столице — мы принимали гонцов в Малахитовой церемониальной зале, которую сочли наиболее удобной. Круглый, отделанный красивым зеленым камнем, зал превратился на время в личную резиденцию короля, куда перетащили множество столов и кресел. Ждали прибытия Троцеро, Публио и непременного барона Гленнора, который все еще занимался делами в городе.

Конан, так и не снявший черно-серебряное облачение капитана Черных Драконов (аквилонский венец временно переправили в сокровищницу, для надежности) пока ничем не напоминал короля. Взъерошенный, уставший, с кругами под глазами от долгого недосыпа, он распоряжался гвардейскими отрядами, отдавал приказы, а когда окончательно был готов свалиться с ног от усталости, подозвал меня:

— Кертис, если я не посплю хотя бы половину колокола, вам придется искать нового короля. Кто лучше всего знает дворец и столицу? Назначу двоих человек временно поуправлять Аквилонией. Разбудите после восхода солнца.

— Со столичными делами лучше будет разобраться мне, — ответил я. — Я отвечал за спокойствие в Тарантии в Латеране, город знаю, не запутаюсь. А по дворцу? Глянь на Просперо, свежий, как весенний листок!