Разные жизни Грэма Грина

Дальше прихожей мы не пошли и остановились, продолжая говорить о пустяках. Грэма как будто что-то беспокоило, и спустя некоторое время невысокая полноватая женщина в синих очках, делавших ее похожей на героиню викторианского романа, возникла на пороге. Она напоминала аппетитный пончик. В дверях женщина отпрянула и произнесла: «Ой, Грэм, я хотела спросить, нельзя ли мне позвонить от вас моему скорняку». Я сразу же подумала: «Ведь это ж надо, не поленилась преодолеть три лестничных пролета, чтобы из чужой квартиры в семь вечера звонить скорняку». Грин представил нас друг другу, и я тут же откланялась. Было очевидно, что он собирается идти с ней ужинать; непонятно, зачем понадобилась эта дурацкая история про скорняка.

В то время Дороти было уже за пятьдесят, но даже когда она была моложе, его друзья не могли разгадать тайну, чем ей удалось приворожить Грина. Она была толстушкой и коротышкой, а чертами лица, если судить по единственной фотографии в книге Нормана Шерри, смахивала на лягушку. Однако к Грину она привязалась всей душой, умела хранить секреты и была не робкого десятка. Особенно оценил он ее смелость во время бомбежки Лондона — в то время днем он работал в центре города, а вечерами участвовал в добровольной пожарной бригаде, да еще находил время для флирта с Дороти (какой-то пожарный чин был шокирован, увидев, как они нежничают в углу бомбоубежища. «Но это же мистер Грин, — сказал ответственный дежурный, — один из лучших наших пожарников, а с ним его прелестная жена»).

2

Пожалуй, уже стало общим местом, что молодые люди того же поколения и социального статуса, что и Грэм Грин, выросшие на буржуазных приключенческих и героических книгах Р. Киплинга, Дж. Хенти {{Джордж Хенти (1832—1920) - английский писатель и журналист, автор приключенческих рассказов для мальчиков.}} и Р. Хаггарда и воспитанные в духе патриотизма в английских частных школах, отчасти чувствовали себя обманутыми или виноватыми из-за того, что по молодости лет не воевали на Первой мировой. Ради морального удовлетворения и с целью «испытать себя» они искали приключений в далеких землях или уходили добровольцами на гражданскую войну в Испании. Рискованные и полные лишений странствия Грина по Либерии и Мексике, нашедшие отражение в книгах «Путешествие без карты» и «Дороги беззакония», как нельзя лучше вписываются в эту схему. Если Грин воздержался от участия в гражданской войне в Испании (после ряда неудачных и довольно вялых попыток войти в контакт с басками), то лишь потому, что ему была далека идеология обеих сторон. В ту пору большинство католиков становилось на сторону Франко, поскольку он защищал святую церковь от гонений республиканцев, однако Грину были ненавистны фашистские диктаторские режимы. Его романы 30-х годов, и «серьезные» и «развлекательные», исполнены сочувствия к эксплуатируемым и неимущим, что вполне соответствовало левым политическим взглядам, модным в то время в литературных и академических кругах, но социалистом Грин все-таки не был. Он сам объяснил это в «Путешествии без карты»: «Меня всегда мучает противоречие: я убежден, что жизнь должна быть лучше, чем она есть, и в то же время верю, что всякое видимое благополучие непременно скрывает темную изнанку»{{ Перев. с англ. Е. Голышевой и Б. Изакова.}}. Грин был одним из тех немногих литераторов, кто отказался отвечать на знаменитую анкету «Война в Испании: моя писательская позиция» (1937).

Учитывая все это, можно было бы ожидать, что Грин, как и его собрат по католической вере и приятель Ивлин Во, будет активно стремиться на фронты Второй мировой войны, особенно после заключения советско-германского пакта о ненападении, когда (по слову Гая Краучбека, персонажа Ивлина Во) «враг наконец предстал в полный рост»{{ Гай Краучбек - герой трилогии И. Во. «Вооруженные люди» (1952), «Офицеры и джентльмены» (1955), «Безоговорочная капитуляция» (1961).}}, то есть фашистский и коммунистический режимы явили себя этаким двуглавым монстром. В автобиографии «Пути спасения» Грин сообщает, что он записался добровольцем в пехоту, но затем попросил полугодовой отсрочки, чтобы закончить роман «Сила и слава». Однако, как удалось установить и Шерри, и Моклеру, даты не сходятся: роман был закончен до того, как Грина пригласили на собеседование в комиссию по вербовке добровольцев. Шерри великодушно объясняет это несовпадение тем, что писатель захотел подсобрать денег на содержание семьи, но всего вероятнее, сделав красивый жест в духе Джорджа Хенти, Грин все-таки решил, что как человек неорганизованный он не создан для полковой жизни и военной дисциплины (как и Ивлин Во, которому пришлось убедиться в этом на собственном болезненном опыте), и отложил зачисление на военную службу в надежде, что со временем ему подвернется нечто более интересное и менее сковывающее его свободу.

Грин попытался заинтересовать официальные круги идеей включения в успешно действующую программу «Война глазами художника» проекта «Писатели-фронтовики», который для него стал бы идеальной возможностью и самому понюхать пороху, и сохранить при этом личную свободу (много позже он возьмет на себя подобную миссию в Юго-Восточной Азии). Однако эта идея не получила поддержки, и весь его военный опыт свелся к гражданской обороне — к дежурствам на крышах во время ночных бомбежек Лондона (что, откровенно говоря, в ту пору было куда более опасным и захватывающим делом, чем пребывание в зоне военных действий). Грин даже испытывал определенное удовольствие, когда бродил по улицам под звон подметаемого стекла и думал о том, что прошедшей ночью удалось сорвать еще один кон, играя в прятки со смертью, а также не без злорадства наблюдал, как расползается под бомбами архитектурная ткань Лондона, усматривая в этом Божью кару за упадочное развитие цивилизации.

Месяца за два до призыва на военную службу Грин принял предложение занять некий пост в Министерстве информации (а может статься, и сам добился подобного назначения — над этим эпизодом все еще висит дымовая завеса). По замечанию Шерри, это был довольно неожиданный шаг, поскольку сравнительно недавно Грин поднял на смех поэта Стивена Спендера за то, что тот устроился на такую же непыльную канцелярскую работу. Однако сия непоследовательность не помешала Грину высмеять Министерство информации в рассказе «По горло в работе». В этой маленькой изящной вещице, литературные достоинства которой особо отмечает Моклер, писатель направляет свое насмешливое перо и против самого себя. В разгар битвы за Англию, когда Европу уже топчет кованый фашистский сапог, главный персонаж рассказа по имени Скейт председательствует на собрании Комитета по книгоизданию, повестка дня которого включает следующие пункты:

1. Процедурные вопросы.

2. Брошюра на валлийском языке об условиях труда в Германии.

3. Посещение Вилкинсоном Службы воздушных перевозок.

4. Дискуссия по поводу брошюры, представленной Боуном.

5. Предложения по листовке, поступившей от Комиссии по мясной торговле.

6. Индийский вопрос.

Вдруг кто-то приносит весть о недавнем налете немецкой авиации.

Но нам непременно следует выпустить в свет брошюру Боуна, — сказал Хилл.

Неожиданно для себя Скейт со злобой в голосе произнес:

— И это послужит им уроком, — и беспомощно повалился на стул, будто его кто-то уличил в предательстве.

Немного погодя, по завершении собрания, Скейт подходит к окну и выглядывает на улицу:

В высокой дали прозрачного неба белели тонкие штрихи, похожие на оставленные улитками влажные блестящие дорожки, — они указывали путь, по которому мужчины с работы возвращаются домой.

.

Срывая покровы тайны с частной жизни Грэма Грина, в которой находилось место и весьма неблаговидным поступкам, нелишне обратить внимание и на то, что в наше время немного найдется писателей, выстраивающих столь же точные и уравновешенные синтаксические конструкции. Вызывает интерес (но отнюдь не удивление) и сообщение Леопольдо Дурана: работая над новой вещью, Грин имел привычку зачитывать ее вслух, так как «придавал огромное значение ритму фразы».