Страница 7 из 73
Девочка появилась в дверях с фломастером в руке.
- Нет, мама, - строго сказала она. - Мне еще не пора. Сейчас я буду смотреть конкурс красоты, а спать уже потом.
Уставилась холодным, неподкупным, непрозрачным взором, и Олеся смутилась.
- Заявления прямо на уровне нот правительства, - попыталась она растерянно пошутить. - Смотри на здоровье, только я не понимаю, почему тебя занимают эти бесконечные конкурсы... Что в них интересного?
Олеся почти совсем не знала Полину. Пыталась понять ее, но всякий раз натыкалась на жесткий отпор, и все выходило неловко, неумело, неуклюже. Учительница... Одно название. Девочка не подпускала ее к себе, но почему-то стала оказывать королевские милости Валерию.
- А что сегодня за конкурс? - спросил он с неподдельным интересом.
Полина охотно повернулась к Малахову. На него глянули бесхитростные светлые Олесины очи.
- Сегодня Мисс мира. Хочешь со мной смотреть?
- Ну конечно! - радостно согласился директор. - Я никогда не видел ни прошлых мисс мира, ни настоящих. А ты, Олеся?
Та неопределенно пожала плечами. Ее не интересовали никакие мисс.
- А за кого ты будешь болеть, Поля? - Валерий включил телевизор и передвинул кресла. - Наверное, за нашу россиянку?
- Я никогда ни за кого не болею, - строго сказала девочка и, увидев замешательство на лицах взрослых, дополнила: - Я вообще не для этого смотрю конкурсы.
- А для чего же? - изумилась Олеся. - Ты просто любуешься, что ли?
- Чем там можно любоваться? - не по-детски критически отпарировала дочка. - Я их жалею!
В комнате воцарилось недоуменное молчание, прерываемое только негромкой музыкой включенного телевизора.
- Кого это - их? И почему и за что их надо жалеть? - наконец осторожно спросила Олеся.
- Тех, кто проиграл, - Поля вздохнула. - Ведь все восхищаются победительницей, и никто не смотрит на остальных. А они там плачут, я сама видела! И поэтому кто-то должен их жалеть. Иначе несправедливо!
Олеся удивленно рассматривала дочь. Валерий тихо опустился в кресло. Полина деловито уселась рядом с ним.
- Хочешь, - сказала она ему, - я и тебя буду жалеть? Ты ведь тоже проиграл конкурс!
Малахов невесело усмехнулся.
- А я какой?
- Конкурс на звание маминого мужа, - четко прозвучало в ответ.
- Замолчи, дрянь! - закричала, вскакивая на ноги, Олеся. - Ты окончательно распоясалась! Пользуешься тем, что я редко бываю дома, что у меня совсем нет времени! Я научу тебя разговаривать со старшими!
- Олеся, успокойся! - бросился к ней Валерий. - У тебя просто очень остроумная дочка! И она прекрасно понимает, что тебе некогда! Она вообще все давно понимает, Олеся...
В его словах явственно прозвучало невысказанное вслух: "Ну чему ты ее можешь научить!.. Наши дети куда умнее нас..."
Олеся уткнулась в плечо Валерия и разрыдалась. На Полину, казалось, вспышка матери не произвела ни малейшего впечатления. Она сделала звук погромче и погрузилась в любимую передачу, приготавливаясь жалеть. Пожалеть мать ей не приходило в голову.
Когда Валерий собрался уходить, девочка приветливо помахала ему на прощание рукой. Смотрела Полина доверчиво и светло.
На следующий день рано утром Олесе позвонил отец. Вскочив с кровати, она рывком сорвала трубку.
- Дорогая, почему ты такая нервная с утра? - пророкотал Глеб. - Я удивляюсь! Разве Валерий плох как мужчина?
Олеся прикусила губу, чтобы не расхохотаться и не расплакаться одновременно. Вспомнив о Малахове, она тут же посмотрела в окно. На улице было спокойно и тихо. Ночь уже чувствовала приближение серого безветренного рассвета, и фонари послушно поштучно меркли перед его наступлением.
Валерий... Вот с кем Олесе повезло. Вот с кем она выиграла в жизни. Почему она не рада этому?..
- Просто выпила вчера слишком много, а ты неожиданно меня разбудил, - пробурчала она. - Я стою босиком, в рубашке, и никак не могу осмыслить происходящее. И голова болит...
- В рубашке - это прелестно, но ты действительно стала очень много пить, - проворчал Глеб. - Будь поосторожнее с увлечениями, моя девочка. А вечером я бы хотел тебя проведать. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
"Господи, за что? - со страхом подумала Олеся. - И он тоже собирается со мной поговорить! Неужели опять о Карене?"
- Ну конечно, приходи, папа! - сказала она по возможности радостно.
Измученная, обессилевшая к концу дня, она выбралась из машины и захлопнула дверцу. Неприятно яркая реклама плавилась в своем собственном свете, разливая вокруг сиренево-розовые блики и скупо, скудно окрашивая лица в неживой странный цвет. Олеся постояла немного, глядя на вспыхивающие среди желтых листьев красные подфарники и на неослабевающий даже к вечеру поток машин. Спокойный бег колес завораживал, и Олеся пошла к дому медленно, рассматривая большие, светлые витрины аптеки напротив. Неплохо было бы купить снотворное, но вино все-таки лучше.
Туфли прилипали к мокрому после дождя асфальту, и Олеся вдруг вспомнила мать. Незадолго до смерти она как-то сразу, за короткое время, постарела, быстро сникла, съежилась, стала чересчур суетливой и боязливой. Постоянное выражение тревоги не сходило с ее лица. Наверное, она беспокоилась за дочку, за недавно родившуюся Полину и Глеба... Наверное, боялась оставить их одних, что-то чувствуя... Хотя о близком, тогда уже очень близком расставании никто в тот момент не подозревал.
Воспоминание о матери, такое неожиданное, ничем не объяснимое, ударило Олесю своей жестокой откровенностью. И почему именно сегодня, сейчас, в этот тихий, теплый и влажный после дождя вечер, как раз перед встречей с отцом?..
В квартире было тихо. Полина, как всегда сосредоточенно, рисовала у себя в комнате. Олеся бросила на пол сумку. Зачем к ней едет отец? Что он собирается ей сказать? Она наспех накрыла стол в гостиной. Позвала Полину.
- Я не хочу есть, - отозвалась дочка. - Я еще немного порисую...
Ну и прекрасно! Значит, им никто не будет мешать. Хотя этот ребенок никогда и никому не мешает.
- Что ты думаешь о Полине, папа? - первая начала разговор Олеся, внимательно рассматривая отца.
Глеб ответил вопросом на вопрос.
- А что можно думать о мартышках, моя девочка? Мартышки всегда остаются мартышками, вот и все. Что тебе непонятно, дорогая?
- Мне многое непонятно, папа, - Олеся нервничала. - Но ведь ты приехал ко мне по какому-то важному делу. Что-нибудь случилось?
- Пока еще нет, но скоро должно случиться, - задумчиво отозвался отец. - Впрочем, ничего страшного. Видишь ли, я просто собираюсь расстаться с твоей Мэри, но она пока ничего не знает.
Олеся в изумлении отпрянула.
- Как... расстаться? Опять? Ты рехнулся, папенька? - прошептала она, бледнея от негодования. - Ты забываешь, сколько тебе лет?
- Вовсе нет, моя дорогая, - засмеялся Глеб. - Вот женщины об этом действительно постоянно забывают. Но ты не ребенок, чтобы спрашивать, почему и зачем! Конечно, у меня есть другая, и конечно, она влюблена в меня, как твой мальчик в тебя. Кажется, Карен? Так что мы квиты, моя девочка, и нечего разыгрывать из себя моралистку. Тебе не идет. Лучше придумай, как мягче сообщить новость твоей подруге и теперь уже бывшей мачехе.
Возмущенная Олеся молчала. Ни думать, ни говорить на эту тему она не желала.
Мэри была давней закадычной подругой Олеси. Она сама когда-то и познакомила ее с отцом, приведя свою обожаемую татарочку в дом. Глеб мгновенно пленился "смуглой леди сонетов", как он ее называл. Их связь, тщательно и долго хранимая от Олеси, началась еще тогда, когда Глеб довольно мирно жил с Ариной-старшей в ожидании Арины-младшей. Даже вторая жена Глеба была не так ошеломлена и шокирована, узнав об очередной любви поэта, как Олеся, слишком больно ударившаяся о двойной обман - отца и подруги. Потом Олеся, конечно, быстро примирилась с обстоятельствами. Ведь когда-то она спокойно и легко простила любимому отцу гибель матери, которую не очень понимала. Но опять?! И еще, вдобавок, помогать отцу выпутываться из прежних отношений с ее любимой Мэри?! Ну нет, с Олеси хватит! Пусть ее избавят от вечных отцовских разбирательств с влюбленными дурами, которые носятся за поэтом толпами!