Страница 4 из 60
- Как вы думаете, что такое церковь? - спросил отец Димитрий.
Гость пожал плечами. Какие у него уставшие, безнадежные глаза...
- Церковь - не собрание праведников, а собрание кающихся грешников. "Да и нет того, чтобы дело спасения было крайне трудным: ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко", - говорит Спаситель в Евангелии от Матфея. А Честертон писал, что Церковь - не клуб. Если из клуба все уйдут, его просто не будет. Но Церковь есть, даже когда мы не все в ней понимаем. Она останется, даже если в ней не будет ни кардиналов, ни папы, ибо они принадлежат ей, а не она - им. Если все христиане умрут, она останется у Бога.
- Спасение... Какое тут может быть спасение... - пробормотал приезжий. - От кого? Разве что от себя самого...
- Да, - согласился с ним батюшка. - И увидеть свои грехи, все, во множестве. Это начало просвещения души и признак ее здравия. "Вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется, вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет", - сказал Господь апостолам. Любая душа на пути к совершенству испытывает подобное поражение. Тьма покрывает ее, и она не знает, куда деваться, но приходит Господь и печаль ее претворяет в радость.
Гость задумался. Провел рукой по столу. Что-то вспомнил...
- Отец Димитрий, а судьба есть?
Батюшка ответил не сразу.
- Думать надо, милый, думать... Вот вы пошли в храм - судьба, или приятель за рукав потянул: не ходи, давай лучше в кино...
Москвича непонятно передернуло при последней фразе.
- И это тоже судьба. У человека всегда есть выбор - надеть шапку в мороз или нет. Но не надо потом, когда схватишь бронхит, говорить, что Господь наказал.
- Выбор... - пробормотал незнакомец. - А как быть, если ты сидишь на скамейке и куришь, а к тебе подходит и просит огоньку паренек или девчонка-школьница? С одной стороны - не спросит ли апостол Петр за то, что к куреву малолетних приучаешь? Но - с другой стороны - не дашь: обозлится юнец, в душе посеет обиду на "взрослый мир", а хорошо ли это? Ведь иногда к таким мерзким вещам приводят затаенные обиды! И опять же - "дай просящему" - сказано. Вот и не знаешь, как правильнее поступить... И никогда не знаешь.
- Думать надо, милый, думать... Есть такая история про двух монахов. Они зашли по пути в один дом, и хозяин подал им курицу. Старший монах, многолетний подвижник, стал есть курицу и нахваливать. Младший посмотрел на него ошарашено и тоже начал есть. Потом, когда они покинули гостеприимного хозяина, он спросил старшего: "Авва, ты же великий постник! Как же ты вдруг нарушил пост?!" А тот спокойно ему ответил: "Не в мясе главное, а в душе. Если бы я отказался от угощения, которое нам подал этот добрый человек, я бы обидел его. И согрешил бы куда больше, чем чуток нарушил свой пост". Наши отношения с Богом, милый, - это только наши отношения с Богом. К сожалению, когда людям предоставляется выбор, они чаще всего выбирают самое худшее для себя. И нередко начинают интересоваться религией, не существующей без мистики, именно как некой тайной, загадкой, которую пробуют открыть. Ждут от религии чуда, власти и авторитета, то есть магии, и легких решений. Это большинство. Меньшинство ищут истину. То есть - Христа. Веру от разума отделяет черта. И вера - по ту сторону этой черты. Многие не понимают, что нужно бороться со своими желаниями. Называется это духовная брань. Брань не с людьми, а с демонами, с духами злобы, смущающими нас постоянно. Каждую секунду мы стоим перед выбором: помолиться или нет, пойти в храм на службу или поспать... Человек выбирает: жить, как он хочет, либо по Божьим законам. Плотские желания, иначе - грубые грехи, отметаются относительно быстро. Остаются более серьезные, тонкие: осуждение, зависть, гордыня... Мысли, чувства... Они могут быть совершенно незаметны для людей, но пронизывают человека насквозь, и бороться с ними трудно.
- А как бороться? - спросил приезжий.
- Да как... Исповедоваться. Но и на исповеди они сразу не уходят. Некоторые прихожане несколько лет признаются в одном и том же грехе. Никак не могут от него освободиться. А это ничего страшного, пусть себе называют свой грех каждый раз. От частого исповедания он раскачивается. Так что ходи и повторяй одно и то же, талдычь, как говорят ныне, потом глядишь - грех пропал... Тогда берешься за другой. И постепенно очищаешь свою душу. Это подвиг, аскеза. Но со временем, если понимать, что ты делаешь, она превращается в радость. Духовную. Мирская радость - моментально проходящая, неглубокая. А радость общения с Богом - на всю жизнь. И человек, коснувшийся благодати, знает, что это такое. Бог подсказывает нам путь... И от нас, милый, зависит, выбрать его или нет. В христианстве Бог словно говорит человеку: не разыгрывай трагедию, не устраивай Рай и ад на земле. Рай и ад Я оставляю за Собой. Так вы зачем в наших краях? На пару дней... Тоже ведь сделали какой-то выбор.
Гость вытащил из кармана небольшую фотографию.
- Это она?
Отец Димитрий взглянул и удивился. На него смотрели прекрасные глаза Богородицы... И младенец со свитком в левой руке.
- Откуда это у вас, милый?
- Это она? - настаивал гость. - Та самая, Смоленская? Я не ошибся?
Батюшка кивнул.
2
- Улица заметелилась! - сообщил утром, забравшись на батарею и заглянув в окно, пятилетний Денис, названный одним из самых распространенных за последние четыре года городских имен.
Итак, с улицей Ксении все сразу стало ясно. Душа ее тоже в этот день "заметелилась" и "засугробилась". Причину она отыскивала долго. Напоминало зубную боль: кажется, что болит четвертый снизу, а оказывается, седьмой сверху.
В общем, причин насчитывалось много, и одной из них, лежащей на поверхности "метельной души" был как раз зуб, который сегодня требовалось запломбировать Денису.
Он на известие отреагировал с мужским бурным темпераментом - ревел не переставая в течение двадцати минут. Ксения вышла из себя, наподдала ему пару раз по попе, от души, по полной, хлебнула валокордина и совершила грубую педагогическую ошибку, со всей решительностью объявив ребенку, что отдаст его чужому дядьке. Денис про педагогические ошибки еще никогда не читал, поэтому реветь моментально перестал, на всякий случай потребовал у Ксении его успокоить, а потом отправился к Петру и попросил:
- Спрячь меня так, чтобы Ксеня меня не нашла!
Затем он выдвинул ряд спокойно обдуманных угроз, среди которых на первом месте стояло твердое обещание сломать машину в кабинете зубного врача. Ксения спасовала и малодушно перенесла врача на завтра.
Мгновенно успокоившийся, современный и чересчур образованный ребенок в упоении и восторге прочитал наизусть слегка ошеломленной Ксении половину сказки об оловянном солдатике и, дойдя до крысы и ее пустого требования паспорта у служивого, стал собираться гулять.
- Ну, какие там могут быть документы! - вполне логично осуждающе сказал он, вспоминая неразумное животное.
- Умен до безнадежности, - проворчала Ксеня.
Теперь ей все стало ясно: до обеда Денис благополучно будет носиться по двору под присмотром старушки-соседки, которой, на счастье молодых мамашек, всегда скучно просто сидеть на лавочке. И можно спокойно отправляться с четырехмесячной Дашкой к педиатру.
Коляска легко катилась по укатанной снеговой дорожке. До поликлиники Ксения молчала - с Петром давно никаких отношений. Он важно шагал рядом со свертком запасных памперсов. В глубине души Ксене приходилось признать, что Петр, отличаясь от многих современных мужчин, не стыдится хозяйственных сумок, коляски и стирки, охотно сидит с Дашкой, если нужно. За что Ксения его так не любит?
В поликлинике на высоком белом столе с матрасиком Дашка лежала тихо, только соска шевелилась во рту: туда-сюда, туда-сюда. Спокойный ребенок - счастье для родителей. Лежала и важно смотрела на Ксению синими Петиными глазами. Ксеня почти ненавидела их за то, что синие, за то, что Петины.