Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 45



Таня улыбнулась.

- Не веришь? Правда-правда! Жизнь у него тоже не задалась, баба попалась мерзкая, прилипчивая, как лейкопластырь! Мрак! Хочешь с ним побеседовать?

- Бестолковкой пошевели, Витя! - холодно посоветовала Таня. - Ну о чем нам с ним говорить?

- О любви! - объявил Виктор. - Это самый наболевший и нерешенный вопрос в его неудавшейся судьбе. Расскажи ему, что есть любовь на Земле, Танюша, а то он до сих пор не знает! Или лучше мне ему рассказать?

- А ты знаешь? - спросила Таня.

- Ну, ты даешь! - протянул Виктор. - Кому же об этом знать, как не мне? Богатый жизненный опыт, изумительная теория и такая же практика!

Таня молчала. Крашенинников неожиданно опустил голову, сделал два неверных шага к столу и тяжело сел, почти рухнув на табуретку.

- Прости меня, Таня, - прошептал он, закрывая руками лицо. - Сам не понимаю, что говорю... Опять перепился... Но я так ждал тебя! А тут этот... Все пасется возле мастерской и пасется. Ну, я и не выдержал, взял и пригласил его зайти... Думал, развлекусь...

- Развлекся? - поинтересовалась Таня.

- Более чем, - глухо ответил Виктор. - Я кругом виноват, Танюша... Прости, я опять за свое. Ночь была ужасно длинная без тебя, и я вдруг подумал сегодня: а ведь жизнь каждого из нас на Земле разыгрывается лишь в четырех трагедиях. Сначала - "Красная шапочка", потом - "Ромео и Джульетта", затем - "Маскарад", и, наконец - "Сто лет одиночества". Я подбираюсь уже к самой последней... Но, видимо, чересчур увлекся третьей. Хотя человек всегда чудовищно одинок на Земле... Любой. Каждый. Независимо от возраста и обстоятельств.

Виктор отнял руки от лица и посмотрел на Петра, совершенно серого от страха и ужаса.

- Ну, ты, братец Кролик! Чего ежишься? Поди, обоссался со страху? Я ведь тебя честно предупреждал, падла, что она придет! Она и пришла! Чего ж ты весь скукожился?

Петр ничего не отвечал.

Крашенинников подошел к нему и с силой рванул со стула вверх. Петр не сопротивлялся и беспомощно, испуганно повис в его огромных руках, болтая в воздухе тряпочными ножонками.

- Не качок ты, дядя, и не в кассу въехал! - бесстрастно констатировал Виктор. - А вот теперь объясни мне, паскуда, что у тебя там дальше по заданному сценарию? Для чего ты за мной без конца шляешься? Тебе чего от меня нужно, мудила?

Петр по-прежнему не отвечал, только пугливо болтал ножками да серел еще больше.

- Оставь его, Витя! - брезгливо сказала Таня.

- Нет, сначала я из него всю душу вытрясу! - пообещал Виктор. - А потом удушу! Опыт уже имеется! Ты это хорошо помнишь, мудак?

- Это... ты ее... убил! - неожиданно прохрипел мужичонка. - Мы бы... не стали!

- Во дает! - воскликнул Виктор и от изумления выпустил Петра из рук.

Тот шмякнулся на пол, как мешок с сеном, и с трудом сел, потирая ушибленное колено.

- Значит, не стали бы, говоришь? А что бы вы тогда сделали с ней, интересно?

Петр испуганно покосился в угол. Там ничего не было видно.



- Я не могу... при ней... - пробормотал он.

- Ничего, говори, я разрешаю! - великодушно распорядился Виктор. - Ей тоже интересно знать!

Петр совсем стушевался и напоминал полураздавленного дрожащего червяка.

- Ну... это... - пролепетал он. - Ты сам знаешь... Побаловались бы... а потом отпустили...

- Сомневаюсь! - отрезал Виктор. - Ведь как говорил твой мудрый и дальновидный Толик, она бы вас выдала! Странно только, что вы меня тогда не порешили на месте! Неплохо бы! Ну, потрепался - и будет! - он снова схватил Петра в жесткие объятия. - Побаловались бы они... Отвечай, скотина, а зачем ты тогда возвратился ко мне в лесу? Навестить шибко захотелось, проведать? Соскучился? Почему не пришил, гнида?

Таня молчала, спокойно наблюдая за происходящим.

- Я не собирался... тебя... убивать, - с трудом выговорил Петр. - Веришь, нет? Я чего-то сильно испугался тогда, а Толик вообще был плохой: травкой он баловался, ты верно заметил... До сих пор не знаю, где он ее доставал, денег-то ведь не было... Из дома, что ли, получал? После тебя... после того... в лесу... мы бросили все, ушли с нехорошего места, на юг подались... Три года мотались... Одно время с табором. Без паспортов, без денег, без одежи... Искали нас, да не нашли... Уж так вышло. Документы потом нам приятель Толиков в Ростове сделал. А сел я по другому делу, за драку.

- Ну, это почти то же самое! - усмехнулся Виктор и поставил Петра на ноги. - Шрам видишь? Твоя работа! Но ведь ты, сволочь, ни на один мой вопрос так и не ответил! Посоветуй мне, Танюша, что лучше с ним сделать? Придушить, разрезать на куски, утопить в ванне? И концы в воду! Но сначала, конечно, изнасиловать!

Ошарашенный Петр содрогнулся.

- А ванны у тебя нет, ты говорил, - прошептал он.

- О-о, мы делаем успехи на пути науки и знаний! - усмехнулся Крашенинников. - Настоящий прогресс! Скоро начнем читать Агату Кристи в подлиннике! С такой-то памятью! Значит, ванна отпадает, дружок, тебе опять шибко повезло, подонок! А какую смерть ты предпочитаешь, приятель? Можешь выбирать в виде последнего слова. Танюша одобрит любую. Тебе кранты!

Облачко плавно покачнулось в воздухе и подплыло к Виктору поближе.

- Я не за тем к тебе пришел, - пробормотал Петр.

- Хрен ли! - безапелляционно заявил Виктор. - Конечно, "никто не хотел умирать!" И она тоже! - он вытянул руку по направлению к облачку. - Ты знаешь, что такое милосердие? Вот почему я ее убил? Акт милосердия, и больше ничего. И убить тебя - это тоже милосердие по отношению к людям, на Земле живущим. Понятно говорю? Да-да, не пугайся так! Из милосердия нужно и должно убивать! Например, дать раковому больному, кричащему от предсмертной боли, большую дозу снотворного - милосердие, а не дать - преступление! Но это все глас вопиющего в пустыне! Медики проповедуют ложный гуманизм, а миллионы шариковых им с благоговением внимают! Ты знаешь, Танюша, я ведь даже не ходил на твою могилу!

- Ну, какая разница! - прошептала Таня.

- Разница есть! - возразил Виктор. - Сначала люди грызут друг друга, едят поедом, сжирают себе подобных и, наконец, отправляют, кого могут, на тот свет, а потом приходят на могилы каяться! Вот для чего им нужны могилы! Замаливать грехи, как в церкви! Это часто бывает! Потому что все-таки звонит колокол! И каждый раз, - справедливо замечено, по тебе. Напоминая, как в сказке про Золушку, что "ваше время истекло..." "Аннушка уже купила подсолнечное масло! И не только купила, но и пролила его!"

- Но это ты, а не я ее убил! - истерически завопил вдруг Петр. - Ты, а не я! И ты, а не я, должен за это ответить!

- Ага, на горизонте что-то новенькое! - констатировал Виктор. -Вероятно, мы приблизились к цели твоего визита: "остаются еще на Земле должники!" Значит, ты желаешь, чтобы я расплатился за содеянное? Отдал, так сказать, долги? Мыслишка замечательная, прекрасная, гуманная до крайности! Достоевским, случаем, не увлекаешься? "Преступление и наказание", Раскольников, Свидригайлов, Лужин?.. Видимо, ты мечтаешь наставить меня на путь истинный? "Эскадрон твоих мыслей шальных..." А тебе не приходит в дурную голову, мразь, что и ты сам чистеньким не остался? Толика-то нет, а вот ты пока еще за каким-то хером существуешь и на двух ногах до сих пор корячишься!

Петр злобно взглянул на Крашенинникова.

- Со мной в тюрьме мужик один сидел, - сказал Петр, - соображал здорово... Он один раз следователю заявил: почему, дескать, только мы сидим, когда все воруют? Тот в крик: как это все, что ты мелешь? А он: ничего я не мелю, а докажу! Вот, например, сочинил писатель плохую книгу и получил за нее немалые деньги - не воровство? Режиссер снял халтуру - не кража? Генерал привел солдатиков строить себе дачу - это как называется? Следователь так и скис, чего отвечать, не знает... Заткнул его за пояс тот мужик.

- Смотри-ка ты! Теоретик! Голова! - хмыкнул Виктор и задумчиво погладил бороду. - А теперь давай с тобой разберемся, невинный! Баб насиловал? Сколько их там на твоем счету? Толик ремнем их душил, а ты присутствовал? Молчал? А меня разве ты не убил, тварь, в тот осенний день в подмосковном лесу? Разве я потом мог жить?! Как ты себе это представляешь, скотина? Ну, это, конечно, не твои заботы, понятно! Тебя беспокоила собственная судьба, что вполне естественно. Но о своей душе ты хоть раз подумал?! Хоть раз о ней вспомнил, о несчастной и в грязь затоптанной?! Как перед Богом ответ держать будешь, поганец?