После третьего звонка

Иногда повышенное, больное чувство долга доводило его почти до крайностей: он шел по улице, сжимая в руке автобусный билет, не решаясь бросить его на асфальт и озираясь в поисках урны. С этих истерзывающих его дурацких мелочей начинались более серьезные, почти трагические, психологические дебри.

Было - а потом прошло...

Семейная жизнь явно не сложилась, и длить ее долее стало мучительно и бессмысленно для всех. Любовь исчезла давно, но оставалась привязанность, привычка, прочная спаянность тоской, которую усиливала и усугубляла четкость, налаженность и бесполезность их совместного существования. За годы их запутанных и сложных отношений, одновременно и вязких и радостных, им не раз приходила в голову мысль об окончательном разрыве и невозможности жить под одной крышей. "Душа - увы - не выстрадает счастья, но может выстрадать себя..."

- "Товарищ, я вахту не в силах стоять", - сказал как-то вечером Виктор Оксане. - Ты ведь умная баба...

Да, она была куда понятливее Анюты. Они разошлись.

В последнее время Виктор стал с удивлением и настороженностью присматриваться к Тане, изредка посещавшей его в мастерской.

Пятнадцатилетняя Таня за полгода из девочки превратилась в непонятное, загадочное, пугающее своей суровостью и недоступностью существо. Вытянувшись за одно лето, узкокостная, словно иголка, изумляющая уже одной неестественной худобой и поразительным сходством с отцом, Таня несла себя осторожно, как хрустальную, будто постоянно прислушивалась к чему-то в себе и боялась разбить что-то хрупкое и нежное. Она смотрела вокруг с надеждой и тревогой, сама вся воплощенная надежда и трепетное ожидание... Это была новая, тихая Таня. Она бесшумно усаживалась на табуреточку в мастерской и внимательно рассматривала новые работы отца.

- Тебе нравится? - осторожно интересовался Виктор.

Дочка молча кивала и отводила глаза. Ее явно шокировали обнаженные женщины на картинах отца. Она сжималась, втягивала голову в плечи, с пренебрежением отворачивалась, стараясь не смотреть, но ничего не могла с собой поделать: взгляд поневоле словно прилипал к этим голым, спокойно сидящим или лежащим красоткам, и Таня, с ужасом замечая собственную бесконтрольность, продолжала пристально, внимательно, исподлобья разглядывать их прелести.

Виктор наблюдал за ней с улыбкой. Дочка выросла и вот теперь настойчиво, упрямо пыталась осознать окружающее и близких, оценить их характеры, поведение, поступки, постичь мысли и желания, проникнуться их ощущениями и чувствами. Понять отца, которого что-то упорно заставляет писать этих женщин, а их - безмятежно раздеваться перед ним чуть ли не ежедневно. Вон их сколько!

Таня вздрагивала, окидывая взглядом мастерскую, и снова непроизвольно втягивала голову в плечи. Крашенинников незаметно улыбался. Он часто отдавал дочке все деньги, которые имел при себе, чем приводил Аньку в состояние безудержной ярости. Выслушав ее очередную злобную тираду в свой адрес, Виктор односложно флегматично ронял:

- Это диагноз, Анюта! И достаточно точный! Говорят, у нас в поликлинике есть хороший психотерапевт.

13

Облачко тихонько коснулось лица Виктора.

- Тебя по-прежнему одолевают женщины?

Виктор досадливо сморщился.

- Простаивают!.. "Посмотришь с холодным вниманьем вокруг" и увидишь, "как много девушек хороших" у нас не занято, Танюша... Ну и жалко становится! Но теперь они уже только искушают без нужды и ничего не пробуждают... Мрак!

- Разве? - лукаво спросила Таня.

- Это факт. А когда-то, казалось, молния в джинсах не выдержит и полетит ко всем чертям! Но поезд ушел, ручками помахали, - и Виктор опять попробовал обнять ее. - Скажи мне, Танька, - он вдруг осип и глотнул с трудом, - а с тобой... никак нельзя?.. Ну, ты сама понимаешь...

Таня засмеялась.

- Ты же сказал, что никто ничего не пробуждает!

- Ты к этому "никто" не относишься! Так, значит, никак? Невозможно?..

Танька легко вздохнула и отлетела от него.

- Дурачок! - нежно сказала она. - Ты двигай своей бестолковкой, шевели!

Крашенинников размял в пальцах новую сигарету.

- Знаешь, Танюша, что я понял: жена - вовсе не женщина для постели!

Таня фыркнула.

- Ты сделал потрясающее научное открытие! Как в известном анекдоте про лошадь.

- Да нет, ты не въехала! - махнул рукой Виктор. - Просто всякое чувство, если оно даже и было, улетучивается, испаряется очень быстро, моментально, а дальше поем песню: "Что нам остается от любимых? Что нам остается от любви?" Там и ответ имеется: "остается что-то непонятное..." Или ни фига не остается. Поэтому нельзя рассматривать жену как любовницу, заметь! Это товарищ по оружию, соратник в борьбе. А не получилось товарища - не получилось семьи. Неплохо?

- Да, сильно сказано! - согласилась Таня. - Ты молоток!

- Есть такое дело! - с удовольствием подтвердил Виктор. - У Ксении я давно засветился, но она, повторяю, умела молчать. Анюта не умеет. А чувихи - они прелесть! Самое оно! У них налицо главное - естественность, непринужденность. Они свободны и раскованны. Чего еще желать? И вообще шлюхой нужно родиться, это не профессия, а призвание. Надо ли закрывать глаза на природу? Несколько лет назад там, где мы снимали дачу, перегородили плотиной речушку. Воду, конечно, загрязнили, рыбу отравили, кругом - мрак, запустение. Думали, видать, речку похерили. Ан нет, фига! Смотрела на эту хреновину речка, смотрела и плюнула. "А пошли бы вы все!.." - сказала речушка и потекла себе в обход плотины метров эдак за пять. Теперь сухая плотина идиотически торчит посреди старого русла сама по себе, а речка преспокойно течет сама по себе. Улет! "Умница, речка, сударыня речка!" Это к вопросу о норме поведения. А вот еще послушай:

Шейх блудницу стыдил: "Ты, беспутная, пьешь,

Всем желающим тело свое продаешь!"

"Я, - сказала блудница, - и вправду такая,

Тот ли ты, за кого мне себя выдаешь?"

- Ты полюбил Хайяма? - спросила Таня.

- Не то слово, - протянул Виктор. - Не полюбил, а просто не мыслю себе ни дня без его строчки... "По образу и духу своему!" Вот еще:

Тот, кто следует разуму, - доит быка,

Умник будет в убытке наверняка!

В наше время доходней валять дурака,

Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Чтоб мудро жизнь прожить,

Знать надобно немало.

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Это обо мне. И всех касается... Могу продолжить:

Луноликая! Чашу вина и греха

Пей сегодня - на завтра надежда плоха,

Завтра, глядя на землю, луна молодая

Не отыщет ни славы моей, ни стиха.

- Ищешь себе оправдания? - резковато поинтересовалась Таня. - Неплохо устроился!

- С этим не поспоришь! - согласился Крашенинников. - А что? Дело хорошее! Все ищут, и я тоже. Не вижу в том греха... Все путем! Знаешь, Танюша, когда я сделал предложение Оксане? Я ведь тогда по-настоящему спивался, сейчас это просто лютики-цветочки, детские забавы, Анька не понимает... Я напивался до того, что Оксане приходилось водить меня в сортир... Атас! Сам я не справлялся. Да-да, ни со штанами, ни со своей штукой. Не гримасничай и не морщи нос... В один такой вечер я и сказал ей: "Выходи..." Выходи - это от слова "выход". Выход из положения.

- Значит, ты просто искал человека, который бы тебя водил в сортир? - жестко спросила Таня. - И нашел, наконец! Красавицу Оксану с сиреневыми глазами. Неплохой вариант, заметь! Беспроигрышный!

- Да, я мужик не промах! - подтвердил Виктор. - Только не нужно делать из меня скотину! Я сам прекрасно знаю, что представляю из себя - дуб дубом! - но не более того! Ты куда это намылилась? - с тревогой крикнул он.

- Мне пора, Витя, - отозвалась Таня. - К тебе собирался сегодня зайти Алеша...