Страница 56 из 60
За это время он успел переоборудовать свою кладовку, заменив занавеску из линолеума почти настоящей стенкой: в офисе этажом ниже делали ремонт, и Вовка однажды ночью позаимствовал оставленный на лестнице кусок оргалита. Он научился стричься канцелярскими ножницами и, когда пришло время, бриться отломанными лезвиями ножей. Первое время Вовка переживал по поводу одежды и обуви, из которых неумолимо вырастал, но оказалось, что в офисе каждый год собирают старые вещи то ли для бомжей, то ли для детских домов, так что вскоре у него образовался неплохой гардероб. Вовка обзавёлся даже костюмом – вполне приличным, только лоснившимся в некоторых местах.
Но однажды всё закончилось. Когда в письмах и документах замелькали слова «кризис» и «антикризисный», Вовка поначалу не придал этому значения: первый кризис он помнил смутно, но знал, что офис пережил его без серьёзных последствий. Однако вскоре почти половина столов опустела, а в Интернете всё чаще стали появляться сообщения об уличных беспорядках. Те, кого не уволили, сперва изображали какую-то болезненную и бессмысленную активность, но очень быстро махнули на всё рукой и почти совсем перестали работать. Вовка всё чаще находил на столах полные до краёв пепельницы, пустые бутылки и пластиковые стаканчики. В конце концов наступил момент, когда утром в понедельник в офис просто никто не пришёл.
Несколько дней Вовка бесцельно слонялся по кабинетам, варил обнаруженные на кухне остатки риса и макарон и смотрел телевизор, стоявший у генерального директора. В новостях показывали то дерущихся с ОМОНом демонстрантов, то политиков, говоривших так спокойно и убедительно и высказывавших настолько здравые мысли, что становилось понятно: ситуация окончательно вышла из-под контроля. В городе начались погромы: улицы были перегорожены баррикадами из сгоревших машин, бизнес-центры зияли выбитыми стёклами, в бутиках лежали на полу разноцветные комья разорванных платьев.
Иногда в толпе погромщиков мелькали лица, казавшиеся Вовке знакомыми: возможно, он видел их на стенде возле кухни, где вывешивали фотографии с корпоративных праздников. Теперь они выбрасывали из окон компьютеры, топтали тонкие переговоры опенспейсов, танцевали вокруг костров из деловых бумаг и пьянели от собственной сладкой низости. То, что делали эти люди, было не просто вандализмом. Это было предательство. Клерки оскверняли свои храмы, ещё не зная, что у них никогда не будет другой веры и что умерший внутри каждого из них бог уже начал разлагаться, медленно убивая их трупным ядом.
Вовка просидел в пустом офисе почти неделю. В субботу он надел рубашку и костюм, повязал галстук, лежавший в ящике стола одного из менеджеров, отыскал свои лучшие ботинки и впервые за двенадцать лет вышел на улицу. В руке Вовка держал топор, который снял по дороге с пожарного щита. Во дворе было пусто. Пахло дымом, издалека доносились одиночные выстрелы. Щурясь с непривычки от яркого солнца, Вовка сел на крыльцо, положил топор на ступеньку и стал ждать.
* * *
Шестого июня, в четыре часа дня, во дворе старого трёхэтажного офисного здания на улице Гашека появились люди. Их было двенадцать человек, и почти все были вооружены. Командовал ими тридцатилетний автослесарь по фамилии Алтухов, а костяк банды составляли пятеро его одноклассников. Остальные были случайными людьми, прибившимися к Алтухову за неделю погромов. Перед крыльцом они остановились. Вход загораживал сидевший на ступеньках очень бледный молодой человек в костюме и ботинках, но без носков. Рядом с ним лежал небольшой ярко-красный топор.
– Ну чё, раб Матрицы, загораем? – спросил Алтухов. – В солярии солярка кончилась?
Банда за его спиной довольно заржала. Молодой человек поднял голову и посмотрел на Алтухова, но ничего не ответил.
– Оглох? – поинтересовался Алтухов, доставая из-за пояса «макаров». – Будем ушки чистить?
Бледный молодой человек вдруг вскочил на ноги – от неожиданности Алтухов даже отступил на шаг, – и с хриплым криком: «Ебитда!» – замахнулся топором, но несколько выстрелов, прозвучавших почти одновременно, отбросили его тело к двери.
– Во психов повылазило! – пожаловался Алтухов, когда труп оттаскивали в сторону. – Убить же мог.
Вечером они чуть не перестреляли друг друга, выясняя, кто же всё-таки убил сумасшедшего клерка: каждый утверждал, что смертельной оказалась именно его пуля. Витька Самсонов, самый молодой в банде, точно знал, что это от его выстрела аккуратно, почти напополам, раскололся череп безумца, но благоразумно решил не вступать в этот спор. Через два дня Витьку кто-то зарезал в подъезде.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Никакой поэзии...
Портфель "ЛГ"
Никакой поэзии...
ЛИТРЕЗЕРВ
Игорь ПИНИН, 22 года, ВОРОНЕЖ
* * *
Никакой поэзии, лишь обёртки,
картины,
Формы, сюжеты,
черты персонажей…
И всюду царит дисциплина –
От младшей строки до старшей.
Порядок от каждого слова к делу
Наводится в нужные минуты.
Если жена его до поры постарела,
Значит, впрок пошли её институты.
Непривычно всё: ново и ново.
И прежняя верность уже не видима.
А дай ей хоть самый ничтожный повод –
И она сможет измену выдумать.
И сам он не прочь поменять касту,
И влипнуть в придуманное крепко.
Спрятав биение сердца за галстук,
А мысли – упрямо под кепку.
И никакой поэзии, только пыль
клубится,
Деградация, стыд и скат.
Если он не додумается
вовремя спиться,
То она сопьётся наверняка...
ТРОЯ
Так и порешили,
Порешили псы,
Под вихренье пыли
От косы.
В погребальных травах
Есть живое.
Рушьте за шалаву
Трою.
Дни идут как сага
В эпос.