Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 81



В 1929 году Владимир Хадыка, уже как поэт с именем, перебирается из сельской глубинки на постоянное местожительство в Минск, где устраивается на работу секретарём в журнал «Полымя». С самого начала и до конца он остаётся «молодняковцем», хотя печатается не только в «Молодняке», но и в «Узвышшы» и в «Полымi».

Конец 1920-х – начало 30-х годов про­ходит в Белоруссии под знаком борьбы с «нацдемовщиной». Уже к 1929 году многие видные представители белорусской интеллигенции были обвинены в разделении идей национал-демократизма и сняты с занимаемых должностей. В 1930 году начинаются массовые аресты.

Владимира Хадыку крупные неприятности пока обходят стороной. Он продолжает писать и публиковаться. В 1923 году выходит в свет его второй поэтический сборник «Избранные стихи». Единственная пока неприятность – уход из «Полымя», что лишает его гарантированной зарплаты и заставляет жить «с пера». Выручает переводческая деятельность. Переводит в основном советскую классику: пьесы М. Горького, роман М. Шолохова «Тихий Дон».

В 1935 году Владимир Хадыка издал свой последний сборник стихов «Радостные будни», который, как и два первых, был негативно воспринят тогдашней критикой. В стихах поэта она увидела только «мистификацию каких-то неочерченных ощущений с акцентацией на смысловую невыразительность». Но короче всех в критическом запале высказалась писательская газета «Лiтаратура i мастацтва», которая в 1935 году заявила со своих страниц: «Хадыка – идеалист-агностик».

Это было уже довольно опасное обвинение.

Но было и другое мнение. Известный советский поэт Николай Асеев, прочитав сборник Хадыки «Радостные будни», увидел в его стихах «синим мелом начертанные молнии» и «поиски слов-откровений». Об этом он сказал с трибуны Третьего пленума правления ССП, который проходил в феврале 1936 года в белорусской столице, и добавил к сказанному: «Когда я читал его стихи, я чувствовал, что в них звучат определённые возможности обновления моего языка новыми поэтическими средствами…»

Арестовали Хадыку 26 ноября 1936 года, а 5 октября 1937 года он был приговорён к десяти годам лагерного срока. Погиб Владимир Хадыка в мае 1940 года при строительстве железной дороги недалеко от Байкала, раздавленный обломками взорванной скалы.

Реабилитация пришла к поэту посмертно, 29 декабря 1954 года. В 1956 году, после двадцатилетнего забвения, вышли и «Избранные стихи» Владимира Хадыки. Его стихи снова появляются в поэтических сборниках и хрестоматиях, а сам поэт по праву занимает своё достойное место в белорусской литературе.

Иван БУРСОВ

Сноп овса

Мать сказала: ты б осоки

Для телят нажал, сынок…

Колыхал камыш высокий

Над рекою ветерок.

Мать сказала: ты побольше

Натолкай в мешок травы…

Луг на небо был похожий

От небесной синевы.

Мать сказала: коль телята

Не съедят – домой неси…

Жали за рекой девчата

Недожатые овсы.

За осокою в погоне,

Обошёл я лог и луг…

Но паслись там ночью кони,

Вытоптали всё вокруг.

Я искал домой дорогу, –

Где цветы и где роса…

К материнскому порогу

Я принёс и сноп овса.

1927

***

Я разобрал свой старый дом,

Я сжёг его гнилые стены.

Пыль снов, осевших в доме том,

Развеял пеплом по вселенной.

Мглу жалости душа кляла,

Крушила жертвенно надгробье.

И жалко было мне села

И музыки ржаной охлопья.

И ныла даль дорог в костях,

Хотелось под родную крышу.

Жгла боль, что в каменных стенах

Я звучных песен не услышу.

Что не гонять уже коней

Мне вместе с хлопцами в ночное…

И оттепели зимних дней

Дом обойдут мой стороною.

И вёсны с росами в тени,

И отблеск летних дней на камне



Мелькнут и сгинут, как слепни,

Отныв забывшимся преданьем.

***

Дремучей пущи очертанья,

И тишину её, и гром,

Её секреты и преданья,

Вобрав, перемелю нутром.

Двор дедовский перелопачу,

Сквозь пальцы землю пропущу…

О чём молчал народ незрячий –

Я в полный голос прокричу.

За грани дум по древним вехам

Уйду под стрехи дымных хат…

За тенью мне своей не бегать,

Стихами не хмелить девчат.

Ведь все мои признанья – это

Всего лишь отзвуки греха…

Найти подругу – для поэта

Трудней, чем образ для стиха.

Стыд, не отзывчивый на ласку,

Замрёт средь вдохновенных струн –

И никакой тогда острасткой

Не снять поэзии колтун.

Уж лучше так, не из-под палки,

Идти к чему-то напролом,

Когда все змеи и русалки

Уснут, – и я забудусь сном.

Осыплюсь долу желтолистьем,

И ветер по моим следам

Просвищет горлом голосистым

Стихами с кровью пополам.

Тогда свою с добычей торбу –

Со всем, что накопилось там, –

Я мастеру отдам другому,

Другому сердцу передам.

1932

***

Под озябшей, безлистой осиной

На снегу комья мёрзлой земли,

А вокруг клочья шерсти ослиной, –

Её ветры сюда нанесли.

Подбегали украдкой шакалы,

Волки выли на свежий песок…

Их звериная гордость пропала,

И клыки отслужили свой срок.

Разбежалась вся хищная стая,

Своих судей суровых кляня, –

Чтоб не видеть последнего стана,