Страница 17 из 81
Пушкинист Н.В. Измайлов. В Петербурге и Оренбурге / Сост. А.Г. Прокофьева и С.А. Фомичёв. – Калуга: Золотая аллея, 2009. – 256 с.: ил.
Сборник, подготовленный сотрудниками Пушкинского Дома и Оренбургского педагогического университета, посвящён Николаю Васильевичу Измайлову (1893–1981). Он «принадлежал к замечательной плеяде первого послереволюционного поколения учёных, так много сделавших для изучения творчества великого поэта». В 20-е годы возглавлял рукописный отдел Пушкинского Дома, участвовал в подготовке 16-томного академического собрания сочинений поэта, написал о нём множество работ. Учёного дважды арестовывали – последний раз в 1929 году по «академическому делу». В 1941 году он вынужден был переехать в Оренбург. В 1953 году вернулся в Ленинград, в Пушкинский Дом. Воспоминания Н.В. Измайлова о нём открывают «петербургский» раздел книги, «оренбургский» – его статья об источниках «Истории Пугачёва». Её значение, по мнению В.Э. Вацуро, состоит, кроме прочего, в том, что такими работами «Пушкину было возвращено его законное место в русской историографии, право на которое отрицали за ним как современники, так большинство дореволюционных исследователей». Публикуются также воспоминания об учёном его петербургских и оренбургских коллег и учеников.
Долли Финкельмон. Дневник 1829–1837 . Весь пушкинский Петербург / Публикация, сост., вступ. и закл. статьи, комментарии и примечания С.П. Мрочковской-Балашовой. – М: Минувшее, 2009. – 1008 с.: XXXII с. ил.
Дневник графини Долли (Дарьи) Финкельмон впервые полностью опубликован на русском языке. Можно без преувеличения назвать это событием в пушкинистике. Главная ценность дневника – хроника пушкинского Петербурга, подробно записываемая на протяжении девяти лет. Первые исследователи записей Финкельмон старались «выудить», вырвать из контекста места, посвящённые Пушкину и Наталье Гончаровой. Однако эти отдельные фрагменты в отрыве от основного массива текста выглядели зачастую куце и неубедительно. Образ Пушкина неотделим от его времени, от имён десятков и сотен его знакомых, друзей, недругов, видных современников. Описания светских приёмов, балов, меткие и исчерпывающие характеристики, даваемые Финкельмон тем или иным людям, – важный документ ушедшей эпохи, который представляет интерес как для специалистов, так и для простых читателей.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
И грешников, и праведных смущая
Литература
И грешников, и праведных смущая
ПОЭТОГРАД
Елена РЫХЛОВА
***
Говаривала бабушка моя:
«Напраслина – подарочек из рая».
Над этими подарочками я
то плачу, то со смеху помираю.
Кто рад во всех пороках обвинять,
кто чествует, не зная угомону.
Не делайте, прошу вас, из меня
ни уличную девку, ни икону.
А впрочем, слухи – что, уйдут они.
Лишь одного до исступленья жаль мне,
что я кругом, куда ни поверни,
чужая в церкви и в миру чужая.
Так жаль, что я повсюду неправа
и для меня теперь одно и то же –
чужого мужа в губы целовать
и рваных голубей спасать от кошек.
Что всё во мне живёт – и дух, и плоть,
и грешников, и праведных смущая.
Но, может быть, простит меня Господь,
как непутёвых мы детей прощаем?
***
Мы позировали фотографу,
ненароком касаясь локтями.
Ты шутил: «Не держите нас долго так,
нас друг к другу безудержно тянет».
Как боялись мы в сумерках вечера
наши чувства всерьёз обнаружить!
Нам на головы, светом очерченный,
лился свет из фонарного душа.
Мы стояли смешные, промокшие,
с колотящимися сердцами…
А фотограф сердился: «Ну что же вы!
Ближе встаньте, не видите сами?»
***
Я жила бы ролью, мне завещанной:
щи в печи, на ставнях петухи…
Мне не повезло родиться женщиной,
потому что я пишу стихи.
Срок придёт – не спрячешься за юбкою:
скольким слово головы снесло…
Оттого, что дочь в ночи баюкаю,
мне поэтом быть не повезло –
ведь и для неё живу на свете я!
Как мне объяснить в её годки,
что в смертельной битве за бессмертие
не за грудь хватают – за грудки?
Что полито кровью всё хорошее,
а всего обильней – добрый стих.
Не простит мне дочь свою заброшенность.
Бог – талант зарытый не простит.
***
Немало райских мест найдётся,
но мне отрадней в месте том,
где лес просеивает солнце,
ветвей качая решето.
Смотрите – весь в лучистых пальцах
огнём росы заполыхав,
как на дрожжах он поднимается
на сгустках пористого мха!
Он этим вкусным хлебным вдохом
любых обид сгоняет жуть.
И потому, когда мне плохо,
сюда я, к лесу, прихожу.
Я здесь всё чаще: людям тесно