Страница 12 из 81
Но демарши в таком роде – всё же большая редкость. В пределах статистической погрешности. Иное дело – мифы, складывающиеся на протяжении не одного столетия и творящиеся упорно, целеустремлённо, иногда изощрённо.
– Что вы имеете в виду?
– Например, что Америка влюблена в скорость и прогресс, а на традиции, историю, предание ей совершенно наплевать. Влюблена – это точно, но если наплевать, то откуда же тогда этот многообразно являющий себя комплекс исторической ущербности? И почему в финале «Великого Гэтсби», лучшего, как мне кажется, романа об американском феномене, написано, что стремимся-то мы вперёд, а течение сносит наши судёнышки обратно, в прошлое?
А главное, конечно, – страсть к обогащению и бездуховность. Насчёт обогащения, насчёт идола-доллара (которому, правда, как нам авторитетно объясняют, вот-вот наступит каюк) тоже, по-моему, всё не так просто, однако – положим. Пусть идол и пусть каюк. Но духовность? Верно, часть из той сотни пассажиров шлюпа «Мэйфлауэр», что отправился в 1620 году в своё опасное трансатлантическое плавание, шла в Америку ловить и выгодно продавать треску. Но другая-то часть собиралась построить на новых берегах Град на Холме или как минимум разбить делянку Бога. Как же тут без духа?
Вот как раз мифы и послужили некоторой побудительной причиной сочинения книги, о которой идёт речь. Разумеется, я не настолько самонадеян, чтобы хоть на мгновение допустить, будто мне удастся поколебать фобии, которые укрепляются в общественном сознании профессиональными патриотами. Более того, я даже не уверен, что она вообще будет прочитана, ибо для этого её надо как минимум выпустить. Издательство «Художественная литература» в лице своего директора Георгия Пряхина проявило было интерес, но потом от первоначального намерения отказалось. Ладно, посмотрим, как всё обернётся, да, честно говоря, издательские перспективы не так уж и волнуют. Ведь я не собираюсь никого просвещать и уж тем более разоблачать. Мне важно было самому разобраться в вопросе, хоть в какой-то степени разрешить антиномии и контраверзы.
Не удалось, конечно, и единственным утешением служит то, что, наверное, и не могло удастся, во всяком случае, умы, куда острее моего, упирались в ту же неразрешимость. «Попадая туда, обнаруживаешь, что там не существует никакого там», – писала об Америке, вдали от которой, впрочем, прожила большую часть жизни, Гертруда Стайн.
«Американец постоянно колеблется между динамо-машиной и Святой Девой», – так говорил Генри Адамс, а ведь это не только автор одной из главных, если так можно выразиться, американских книг – «Воспитание Генри Адамса» – и не только внук шестого и правнук второго президентов США, но и представитель той семьи, которую можно назвать родом-магистралью, тянущейся из полулегендарных времён Плимут-Рока. Такие высказывания и такие книги (к ним следует добавить, конечно, «О демократии в Америке» Алексиса де Токвиля) учат интеллектуальному смирению и предупреждают против бойкой риторики и тем более резких практических жестов. Иногда я думаю, что неплохо бы рьяным недоброжелателям (а равно рьяным апологетам) Америки читать-перечитывать их.
– В последнее время вы обратились к литературе страны, далёкой от Америки, выпустили об этом несколько книг… Как это произошло?
– Случилось так, что лет десять назад меня неожиданно занесло с более или менее обжитого Запада на мало, в общем, знакомый Восток, а точнее говоря, – в казахскую степь. Всё началось с предисловия к дилогии старшего товарища (как всё же хорошо в столь зрелом, мягко говоря, возрасте иметь близких друзей, которых с полным на то основанием можно назвать старшими) Абдижамила Нурпеисова «Последний долг». Форма, ставшая за долгие годы литературной работы привычной, но по ходу дела вдруг обнаружились перекрёстки, на которых я оказаться не предполагал. Говорить о шолоховских уроках легко, сравнение с Фолкнером тоже, в общем, кажется естественным, но чтобы эпический по всем приметам роман был – целиком! – написан в технике внутреннего монолога и ассоциативного письма – это поразило. Смутно замаячила фигура Марселя Пруста, которого, как я заподозрил было, Нурпеисов даже не читал. Впоследствии это предположение не подтвердилось, хотя признать хоть какое-то родство Абдижамил отказался. Но меня это уже не интересовало. Когда-то Мелвилл обронил: гении всего мира образуют единый круг, по которому пробегает невидимая дрожь узнавания. Самое интересное в этой максиме, по-моему, слово «невидимая». И ещё одна оговорка – не только гении. Словом, из заурядного предисловия довольно быстро выросла книга о творчестве Абдижамила Нурпеисова, в которой я попытался нащупать не всегда очевидные сцепления с художественными мирами, созданными в совсем иное время и совсем в иной среде, нежели «Кровь и пот» и «Последний долг».
Кажется, в Казахстане эта книга вызвала некоторый интерес, во всяком случае, мне предложили написать для серии «Жизнь замечательных людей» жизнеописания сначала Мухтара Ауэзова, а затем Абая. Они с интервалом года в три увидели свет, хотя, конечно, никакие это не жизнеописания – не владею технологией жанра, – да и не очерки творчества – не владею ни языком, ни достаточным историческим знанием, которое позволяет серьёзно и глубоко проанализировать литературные тексты, тем более такого уровня. Но расслышать какие-то переклички всё в том же кругу общего литературного времени и единого литературного пространства, может быть, в какой-то степени удалось. Для меня эта работа была интересна и важна ещё и потому, что потребовала возвращения к давным-давно – что плохо – забытым мировым шедеврам – от «Пятерицы» Навои до «Западно-восточного дивана» Гёте, а также первоначального – что ещё хуже – обращения к таким вершинам, как «Хикметы» шейха Ахмеда Яссави и «Благодатное знание» Юсуфа Баласагунского.
Каким-то образом эти возвращения-обращения отозвались в только что законченном фильме «Трагедия триумфатора. Жизнь и судьба Мухтара Ауэзова», снятом по моему сценарию известным алма-атинским кинодокументалистом Александром Головинским.
– Не могу не спросить вас как автора книги о Набокове о недавней издательской сенсации, связанной с ним.
– Если бы «Лаура и её оригинал» был включён в академическое издание сочинений Владимира Набокова (каковое, надо надеяться, когда-нибудь увидит свет), это следовало бы только приветствовать. Впрочем, и нынешнюю публикацию зряшной не назовёшь, пусть даже она противоречит воле автора. В конце концов Макс Брод тоже издал «Процесс» и «Замок», не говоря уж о дневниках Кафки, не посчитавшись с завещанием своего доверителя. Единственное, что сильно смущает, так это атмосфера сенсации, которая упорно нагнетается вокруг этого события. Издали фрагменты незавершённого романа крупного писателя – хорошо. Пиротехнику-то зачем в ход пускать? Кажется, тут играют роль какие-то явно внелитературные, возможно, финансовые соображения. Литературу вытесняют кликушество и реклама. В прошумевшей (и, к счастью, отшумевшей, судя по всему) кампании слишком мало стиля и слишком много пошлости, которую, как известно, Набоков ненавидел более всего…
Беседу вёл Александр НЕВЕРОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345