Страница 3 из 8
Магия клеток — дежа вю
Думаю, теперь понятно, почему я взял академический отпуск и отправился преподавать в медицинскую школу на Карибах. Я знал, что мои проблемы последуют за мной. Тем не менее, когда уносящий меня авиалайнер пробил пелену облаков над Чикаго, мне пришло в голову, что я таки СБЕЖАЛ! Я даже прикусил себе щеку, чтобы не расхохотаться.
Мое настроение улучшилось еще больше, когда шестиместный самолет местных авиалиний перенес меня на Монсеррат — крохотный, четыре на двенадцать миль, клочок суши посреди Карибского моря. Пряный, с ароматом гардении бриз едва не свел меня с ума. Если Эдем и в самом деле существовал, он был похож на этот изумрудный, купающийся в искрящихся зеленовато-голубых волнах остров.
Местный обычай предписывал посвящать вечерние часы безмолвному созерцанию. Я сделался горячим приверженцем такого ритуала. Крыльцо моего дома, стоявшего на утесе, выходило на запад. От крыльца тропинка ныряла в зеленый туннель из деревьев и папоротников и вела вниз на берег, к скрытому зарослями жасмина уединенному пляжу, где я смывал с себя прошедший день в теплой, кристально-чистой морской воде. Искупавшись, я сооружал из прибрежного песка кресло, устраивался в нем поудобнее и смотрел, как солнце медленно погружается в океан.
Там, вдали от университетской околонаучной мышиной возни, я сбросил шоры ограничивающих меня догматических верований и увидел мир таким, каков он есть в действительности!
Поначалу мне не давали покоя засевшие у меня в уме Сискел и Эберт*. Они язвительно комментировали каждый кадр моей нелепо сложившейся жизни. Но потом им надоело критиковать, и я понемногу стал вспоминать, что значит быть в настоящем. Во мне проснулась давно забытая детская беззаботность, и я впервые за много лет ощутил удовольствие от того, что просто живу.
Это сделало меня в большей степени человеком, чем я был им когда-либо прежде. Не меньшую трансформацию я претерпел и как ученый. Ведь я получил биологическое образование в стерильной, искусственной атмосфере лабораторий и лекций. Немудрено, что все живое представлялось мне формальной совокупностью отдельных биологических видов. И только здесь, с головой погрузившись в пышущую изобилием экосистему Карибов, я стал воспринимать жизнь как живой и дышащий целостный организм.
Созерцая поистине райские джунгли или плавая с маской и трубкой над великолепными коралловыми рифами, я как будто открывал окно и видел поразительное единство растений и животных. Их отношения друг с другом и с окружающей средой были исполнены тончайшего динамического равновесия. Я слышал песнь гармонии жизни — ГАРМОНИИ!, а не безмозглого дарвиновского соперничества ради выживания — и окончательно осознал всю убогость академической биологической науки.
В Висконсин я вернулся воинствующим радикалом, преисполненным решимости подвергнуть ревизии догмы биологии. Мало того, я, к досаде своих коллег, начал открыто критиковать Чарльза Дарвина и его эволюционную теорию. Вам интересно, что это значит для большинства биологов? Представьте себе священника, ворвавшегося в Ватикан и обвинившего в мошенничестве самого римского Папу!
Потом я бросил опостылевшую мне профессорскую должность и осуществил свою давно лелеемую мечту — подался в музыканты и стал играть рок-н-ролл. Я не в обиде на тех, кто тогда решил, что мне на голову упал кокосовый орех.
Я познакомился с Янни*, который позднее стал настоящей звездой, и вместе с ним сделал лазерное шоу. К сожалению, скоро я убедился, что способностей к науке у меня все-таки больше, чем к рок-н-роллу. Так что мне пришлось распрощаться со своим кризисом среднего возраста (о котором я расскажу в еще более душераздирающих подробностях в одной из последующих глав) и вернуться к клеточной биологии.
Моим последним пристанищем в мире традиционной науки был медицинский факультет Стэнфордского университета. К тому времени я открыто подвергал сомнению уже не только дарвиновскую эволюцию с ее пиететом по отношению к поеданию себе подобных, но и Главную догму биологии, гласящую, что жизнью управляют гены. Мой вызов Главной догме сделал меня в глазах научного сообщества настоящим еретиком. Я заслуживал не то, что бойкота — сожжения на костре!
На собеседовании в Стэнфорде я в запале обвинил присутствующих, а среди них были и генетики с мировым именем, в том, что они ничем не лучше религиозных фанатиков. В ответ на такое кощунство раздались возмущенные крики, и я решил, что сейчас меня вышвырнут за дверь.
Вышло иначе — провозглашенные мной постулаты Новой биологии задели собравшихся за живое, и меня приняли на работу. Благодаря поддержке ряда стэнфордских ученых, и в особенности заведующего отделом патологии д-ра Клауса Бенша, я получил возможность проверить свои идеи на практике. К удивлению коллег, эксперименты с клонированными человеческими клетками доказали мою правоту. По результатам этих экспериментов я опубликовал две работы [Lipton, et al, 1991, 1992], после чего в очередной раз покинул научное сообщество — теперь уже навсегда.
Я ушел, так как, несмотря на поддержку, полученную мной в Стэнфорде, то, что я пытаюсь сказать, остается гласом вопиющего в пустыне науки. Да, исследования подтверждают обоснованность моего скепсиса по поводу Главной догмы. Сегодня одним из самых многообещающих научных направлений стала эпигенетика, изучающая молекулярные механизмы влияния внешней среды на деятельность генов. С чисто интеллектуальной точки зрения, это должно мне льстить, ведь роль внешней среды в регуляции генной активности была предметом моих исследований живой клетки еще двадцать пять лет назад, когда и слыхом не слыхивали ни о какой эпигенетике [Lipton 1977а, 1977b]. Но за прошедшие годы мои занятия Новой биологией вышли далеко за рамки подобных упражнений для интеллекта. Ныне я верю, что клетки не только могут рассказать нам о механизмах живого, но и способны научить нас жить богатой, полноценной жизнью!
По академическим меркам, большую ересь трудно себе вообразить. Полагаю, в кругах ученых мужей, прячущихся от реального мира в своих лабораториях, мой антропоморфистский, или, точнее говоря, — цитоморфистский образ мышления создал мне репутацию слегка сумасшедшего доктора Дулиттла*, учившегося у своего говорящего попугая. Но для меня это — основа основ биологии.
Урок клеток
Как цитобиолог, могу вам сказать, что вы представляете собой целое сообщество, около 50 триллионов, одноклеточных особей, придерживающееся единой стратегии сотрудничества. Ваша жизнь — проявление их координированной деятельности. Ваша «человекость» — обобщенное выражение совокупного множества их индивидуальных черт. Точно так же народ страны состоит из ее сограждан.
И еще, как написано в Книге Бытия, — вы сотворены по образу и подобию Бога! Да, да, именно это я и имею в виду. Как сказал бы один телевизионный персонаж: «Упс! Он что, думает, будто Бог — это куча людей?»
Мой ответ — да. Я уверен, что ДА! Должен признать, мне не по силам персонифицировать Бога как личность, — слава Богу, нас на Земле больше шести миллиардов, и если быть точным, сюда следует прибавить и еще и всех представителей растительного и животного царства. И тем не менее я верю, что мы и они, вместе взятые, составляем Бога!
Среди моих читателей, вероятно, найдутся скептики. Можно ли всерьез утверждать, скажут они, что Новый Орлеан или любой другой кишащий людьми мегаполис, с его грязными бомжами и постоянным смогом, из-за которого забываешь, как выглядят звезды, есть Град Небесный? А отравленные реки и озера, в которых выживают разве что мутанты? Это что — тоже Божья обитель?
Я, ученый, прошедший долгий путь от естественно-научного редукционизма к Будде, Христу и Руми, повторяю — ДА! И утверждаю: если мы хотим вернуть себе подлинное телесное и психическое здоровье, нам надлежит ввести эту высшую духовную константу во все свои уравнения!
* Джин Сискел и Роджер Эберт — американские кинокритики, ведущие популярной в середине 70-х годов телепередачи.
* Янни (полное имя Янни Хрисомаллис; род. 1954) — музыкант греческого происхождения, работающий в жанре электронной музыки в стиле нью-эйдж.
* Доктор Дулиттл — персонаж одноименного фильма (1967).