Страница 2 из 49
— Меня не спросили, — пробурчал под нос старый сантехник, оказавшийся невольным свидетелем интервьюирования маститого ученого, затруднявшегося ответить на «простой» вопрос «что такое культура?». — Культура — это исправный туалет. Еще в школе учитель говорил, что цивилизация начинается с канализации.
Не исключено, что он был недалек от истины».
Низкий поклон автору учебника, замечательному нашему ученому Павлу Семеновичу Гуревичу, профессору, доктору философских, а вдобавок ещё и филологических наук. Он указывает нам верное направление.
Как бы обозначить тему этой книгу? История сортира? Или — история из сортира? Чего гадать! Пусть будет и то и другое.
Поэт Глазков написал:
Позиция «из-под столика», Глазковым воспетая, наверное, отменно хороша, но чем хуже взирать на мир из сортира? Может, и обзор yже, но поле для осмысления куда как необъятнее. Недаром место это зовется «кабинет задумчивости». Здесь простой смертный ощущает себя равным вершителям судеб мира. Все же знают это ходовое обозначение: «место, куда царь пешком ходит». Перед ним все равны. И никому ещё неведомый лицеист Кюхельбекер, жаждущий увидеть великого поэта России Державина, и великий Державин, спрашивающий у лакея: «Где тут, братец, нужник?» И генсек Хрущев, и представители трудовой творческой интеллигенции, с которыми он хочет поделиться соображениями о соцреализме в искусстве и с которыми же по-свойски, по-товарищески пускает струю в нужнике Дома приемов на Ленинских горах.
Сортир, а особливо сортир лагерный, солдатский, — место мужского братства. Как там у них, у женщин, не знаю, но для солдата сказать о ком-то «срать с ним рядом не сяду» (помните, в народном романсе: «Я срать бы с ним рядом не стал, ведь я от Москвы до Берлина всю дорогу по трупам шагал»?) значит, выразить последнюю степень презрения. Точнее, предпоследнюю. Последняя — не сесть на одном гектаре.
Опять же сортир — место, хотя и самое демократическое, но одновременно и самое аристократическое. Где, как не здесь, блаженный покой, отдохновенье души? Японский классик ХХ века Танидзаки Дзюнъитиро чуть ли не оду пропел во славу сортира: «Для достижения удовольствия нет более подходящего места, чем японская уборная: здесь человек, окруженный тихими стенами с благородными пористыми деревянными панелями, может любоваться через окно голубым небом и зеленой листвой… Поистине уборная хороша и для того, чтобы слушать в ней стрекотанье насекомых и голоса птиц, и вместе с тем самое подходящее место для того, чтобы любоваться луной». Где, как не здесь паренье духа? Может быть, и Пушкин, Александр Сергеевич, свою «Деревню» пописывал не иначе, как в туалете.
Ну где уединенье величавее?! Где глас оракулов слышней?!
Не настаивая на единственной верности предлагаемого прочтения, оставляю дорогому читателю принять его как рабочую гипотезу. Тем более что есть, есть у Александра Сергеевича поэтические строки, вне всяких сомнений, рожденные уединеньем сельского сортира.
1825 год, деревня, письмо к другу Вяземскому:
Решайте сами, о каком «животе» речь — о том, который приспело опорожнить, или о том, который есть жизнь. Впрочем, как отделить один от другого?
Но вот что точно: поэт Тимур Кибиров, вдохновлявшийся Пушкиным (читавший его «Сортиры» в том не усомнится), струю поэтическую несомненно ассоциирует со струей, так сказать, сугубо физиологического свойства:
А может, поэт действительно прав?! Не потому ли и меня влечет моя сугубо прозаическая лира в сторону все тех же «сортиров, нужников, ватерклозетов», что обо всем прочем многократно, с разной степенью таланта и убедительности, написано?
Но так или иначе, пора в дорогу!
Взгляд в историю
История сортира таит в себе много неясностей, белых пятен, спорных и противоречивых мнений. Связано это с неразвитостью науки, сему предмету посвященной. Да и названия у неё пока нет. Может, когда-нибудь придумают скажем, «сортирология». А пока возьму на себя риск именовать авторов сочинений на сортирно-фекально-канализационную тему сортирологами. В случае возражений готов учесть мнение оппонентов и внести поправки в последующие издания книги (ежели на то сподобятся мои дорогие издатели).
К числу первопроходцев-сортирологов принадлежит Джулия Л. Хоран, автор книги «Хорошо сидим — нетрадиционная история туалетов». Она, по-видимому, согласна с «туалетофилами», ведущими отсчет цивилизации не от возникновения письменности, а от изобретения первого туалета. Впрочем, ещё не высказались на этот счет этологи. Может, они и вовсе оспорят мнение о том, что честь изобретения сортира принадлежит человеку. Ведь и в животном мире есть примеры ну если и не соответственно оборудованных нужников, то уж, во всяком случае, мест, специально отведенных, так сказать, узаконенных для всего сообщества как отхожие. Скажем, видел недавно по телевизору передачу о страусах эму. Эти благородные птицы не гадят где попало, а отправляют свои надобности в общую для всего стада кучу, и куча эта одновременно служит чем-то вроде пограничного столба — так эму метят «свою» территорию.
Но, конечно, человек внес в обустройство мест, к коим, как пишут на их же стенах, «не зарастет народная тропа», приспособления рукотворные. И приспособления эти насчитывают уже тысячелетия. К примеру, Би-би-си сообщила недавно о выдающейся находке китайских археологов в провинции Хеньянь — древнейшей в мире уборной, обнаруженной в гробнице китайского правителя, жившего 2000 лет назад. Находка именуется в сообщении «великим изобретением, свидетельствующим о высокой цивилизации древнего Китая». Изобретение обнаружено в усыпальнице одного из китайских императоров династии Хан и являет собой каменное сиденье с подлокотником и устройством для спускания воды. Рядом с усыпальницей императора — погребение его жены. Ее склеп состоял из 30 комнат, включая туалет, ванную и кухню. Видимо, совсем не райски бесплотной, а очень даже телесной, не избавленной и от низменных надобностей представляли себе загробную жизнь древние китайцы. Впрочем, и ещё более древние цивилизации оставили нам вещественные следы «культурных» туалетов: можно и поспорить с тем, что китайский — древнейший в мире.