Капитан "Старой черепахи"

Нет, нет, он не упадет, не пустит в колодец про­клятый сыпучий песок!

— Вода, товарищ секретарь! — радостно закри­чал Сахаров.

Воды еще не было, но песок опять стал влажным.

— Копайте! — прохрипел Булатов.

А наверху люди с жадностью хватали прохладный, влажный песок, клали его себе на голову, подносили к губам, сосали.

Еще несколько ведер и, наконец-то, вода!..

А Булатов все стоял, упершись ногами в песок и спиной в стенку колодца. Ему поднесли котелок. Он отхлебнул несколько глотков — больше нельзя: в таком колодце не может быть много воды, — он считал котелки:

— ...Двадцать девятый, тридцатый...

Пятьдесят котелков! Каждому человеку по полко­телка. Но надо еще напоить лошадей. На сто лоша­дей по пять котелков — пятьсот котелков.

— Триста седьмой, триста восьмой... — считал он котелки, наполненные водой.

— Пейте, товарищ секретарь! — предлагали по­граничники.

— Не хочу! — отвечал Булатов.

Вскоре вода иссякла. На дне колодца осталась только мутная жижа.

— Командир приказал подниматься, — сообщили Булатову. Но он уже не слышал. Он потерял со­знание и упал, ударившись головой о стенку.

Его осторожно вытащили наверх, обмыли ему лицо, с трудом сквозь стиснутые зубы влили в рот воды, а он бредил и звал кого-то. Он уже не мог ви­деть две сигнальные ракеты Джураева, которые взметнулись далеко-далеко над барханами, как пред­вестие Победы.

Северное сияние

Полтора суток назад Андрей Светлов, Павел Пет­ров и Усман Джанабаев, разведчики Н-ского погра­ничного полка, перешли линию фронта между вы­сотой «Зеленая макушка» — летом вся она покрыта ковром зеленых трав — и Большим болотом. Сделав немалый крюк, они подкрались с тыла к базе горю­чего у фашистского аэродрома и взорвали замаски­рованное в скалах бензохранилище. Все вокруг ос­ветилось, как весенним днем, и всполошившаяся охрана обнаружила их. В перестрелке Андрей был ранен в левую руку чуть повыше локтя. Он не за­метил, как в суматохе боя оторвался от друзей, взяв круто на север. Задыхаясь от быстрого бега, Андрей споткнулся об обледенелый валун, упал плашмя, больно ударившись грудью. Капюшон маскировочного халата сбился, шапка слетела с головы. Колючий наст оцарапал щеку. Сердце билось, как птица в сил­ке. «Нет, нет, мы еще поживем... Мы еще будем жить...»

С полчаса над тундрой гремела пальба.

Андрей, помогая правой руке зубами, с трудом перевязал рану.

 «Живы ли Петров и Джанабаев? Удалось ли им скрыться?..»

Отыскав шапку, натянув поверх нее капюшон, Андрей осмотрелся. На юге все еще взметывались багровые языки горящего бензосклада. Километрах в двадцати к востоку тьму ночи прочеркивали огнен­ным пунктиром трассирующие зенитные снаряды и взлетали осветительные ракеты. Там был фронт. На севере колыхались в черном небе гигантские полот­нища сполохов, озаряя холодным пламенем пустын­ные холмы. Холмы искрились фиолетовым, оранже­вым и палевым цветом. И нигде ни деревца, ни ку­стика! Студеный ветер дул с норда, с края земли, и поземка мела мерцающую в свете сполохов снежную пыль. И оттуда же, с севера, ветер доносил глухое уханье корабельной артиллерии. «Наверное, наши корабли поддерживают высадку десанта в тылу вра­жеских позиций...»

Закинув за спину автомат, Андрей встал на лыжи. Всю ночь он шел на северо-восток, радуясь, что спо­лохи в небе погасли, сверяя свой путь по звездам и компасу.

Утром — стояла круглосуточная полярная ночь, а часы, как. им положено, показывали девять утра — Андрей был уже далеко от места взрыва. Едва пе­редвигая ноги от усталости, держа под мышкой лы­жи, он карабкался по крутому склону.

В черном небе внезапно вспыхнуло северное сия­ние, и совсем невдалеке, справа, гулко затрещали оче­реди автоматов.

«Уж не Петров ли это с Джанабаевым бьются с настигшими их преследователями?» — подумал Андрей и начал поспешно спускаться к обрыву, из-за которого доносились выстрелы. И тут то ли от сла­бости — он потерял много крови, то ли из-за вы­скользнувшего из-под ноги камушка, сорвался и ку­барем покатился вниз. С треском переломились лы­жи, ремень автомата зацепился за острый выступ скалы, лопнул, и автомат отлетел куда-то в сторону.

Если бы не сугроб, огромной подушкой прикрывавший карниз над обрывом, Андрей разбился бы насмерть.

«Где же автомат?» Опомнившись от удара, он попытался было найти оружие, но тщетно: по-видимо­му, автомат угодил в расщелину.

Андрей подполз к краю карниза и увидел, что. происходило внизу, на покрытой снегом скале: ше­стеро рослых немцев — вероятно, стрелки из горной дивизии «Эдельвейс» — с трех сторон подползали к одинокому человеку. Ему и укрыться-то, бедному, негде: скала ровная, гладкая как стол.

Кто же он? В свете всполохов Андрей не узнал в нем ни Петрова, ни Джанабаева. Может быть, это летчик с подбитого над вражеской территорией самолета?.. Нет, конечно, не летчик, откуда у летчи­ка маскировочный халат! Наверное, это тоже разведчик. Время от времени он отстреливался из пи­столета.

— Эх, браток, браток, — в волнении прошептал; Андрей одеревеневшими от мороза губами. Если бы хоть одна граната, хоть одна! Пустыми кулаками с автоматами не повоюешь. Да к тому же еще ра­неная рука...

И вдруг перестрелка прекратилась. Неужели убили?

Северное сияние разгоралось все ярче. Могучие невесомые полотнища заколыхались еще сильнее, и Андрей отчетливо увидел, как лежащий под обрывом человек достал из-за пазухи какую-то бумажку, быстро разорвал ее на мелкие клочья и сунул в рот.

«Нужная бумага, — догадался Андрей, — наш разведчик».

В этот момент эдельвейсовцы вскочили и с трех сторон ринулись к лежащему на снегу человеку. Вско­чил и он. В руке его сверкнул вороненый пистолет, хлопнул одинокий выстрел. Человек упал на спину. Пистолет покатился по насту. Андрей чуть было не вскрикнул.

Двое солдат перевернули разведчика, торопливо обыскали его карманы. Пятно крови чернело на снегу.

— Готов! — поднимаясь, сказал один из солдат по-немецки и стал оттирать снегом испачканные в крови руки.

Был бы Андрей в силах, он обрушил бы на вра­гов скалу. А они, словно по команде, заплясали, нелепо размахивая руками, начали тузить друг друга по бокам. Допекаемые морозом, быстро надели лы­жи и, вскинув автоматы за спины, побежали на за­пад.

Андрей вспомнил, что у него под маскхалатом во­круг пояса намотано метров пятнадцать тонкой крепкой веревки: разведчики всегда запасались ею на случаи, если придется спускаться с отвесных скал. Скинув варежки, он размотал веревку. Пальцы за­коченели, нестерпимо пекло рану, но все же он умуд­рился сделать петлю и накинуть ее на одну из тор­чащих из сугроба глыб гранита.

Скорее вниз! Может быть, у застрелившегося раз­ведчика есть еще какие-нибудь бумаги, которые он не успел уничтожить и которых не нашли фашисты... Разведчик лежал, запрокинув голову. Глаза были закрыты. Отблески северного сияния озаряли блед­ное лицо: губы плотно сжаты, между опушенных ине­ем бровей пролегла суровая складка.

В свете сполохов Андрею показалось, что веки разведчика чуть-чуть дрогнули. Но в тот же миг на землю упала тьма. Сияние потухло так же внезап­но, как. и зажглось.

Андрей встал на колени, обнял здоровой рукой разведчика, обнажив ухо, прильнул к окровавленной, еще теплой груди. Жив!..

Когда Андрей с великим трудом перевязал ему грудь, разведчик пришел в сознание; увидев склонив­шегося над собой человека, рванулся. Видимо, он подумал, что его захватили в плен...

— Я свой, русский, русский, — зашептал Анд­рей. — Немцы ушли... Видишь? Я свой.

— Вижу, — невнятно прошептал раненый. Кровь пузырилась у него на губах. — Сообщи в штаб... — Он помолчал, хрипло дыша, вновь заговорил: — Ди­визия «Эдельвейс» получила два новых полка... На высоте... — Он поперхнулся, в горле у него булька­ло. — На высоте триста сорок семь... Запомни, триста сорок семь — четыре тяжелые батареи... Четыре.... Я — Тюменев Георгий...