Страница 7 из 25
Чувство обиды сильнее, чем когда-либо подогрело общественное мнение Германии, и страна с энтузиазмом приветствовала новое увеличение германского флота. Однако последовавшая вскоре договоренность относительно Марокко отмела серьезный источник трений между Францией и Германией. Это косвенно помогло созданию лучшей официальной атмосферы, в результате которой в 1912 году в Германии смогла работать миссия Хальдана. Но и Хальдан должен был сознаться, что его «духовная родина» стала «пороховым складом» – хотя он поделился своими опасениями только с товарищами по кабинету.
Все же рост партии войны в Германии сопровождался сплочением и тех элементов, которые стояли за мир, причем больше всего их было среди социалистов. Миролюбие германского канцлера оставляло открытой дорогу для дальнейших переговоров и соглашений.
В это самое время на Балканах вновь запахло порохом. Бессилие Турции и пример Италии, занявшей Триполи, подтолкнули Болгарию, Сербию и Грецию выступить с требованием автономии для Македонии как средства изгнать Турцию из Европы. Турки быстро потерпели поражение.[14]
Долей Сербии в добыче была Северная Албания. Но Австрия, уже ранее опасавшаяся амбиций сербов, не хотела позволить славянскому государству получить доступ к Адриатике. Она мобилизовала свои войска, и угроза ее Сербии, естественно, вызвала в ответ подобную же подготовку в России. К счастью, Германия стала на стороне Британии и Франции, чем предупредила опасность.
Однако договоренность этих держав явилась причиной нового кризиса. Возникновением Албании в качестве независимого государства было нарушено равновесие при распределении добычи. Сербия требовала теперь части Македонии. Болгария отказывалась не только на словах, но и под ударами, позволить объединенным силам Сербии и Греции победить ее. Между тем Румыния была втянута в борьбу, а Турция отошла в сторону, чтобы под прикрытием столбов пыли, поднятых «собачьей грызней», вернуть себе потерянную собственность.
В результате всего этого больше всех выиграла Сербия и больше всех потеряла Болгария. Это совсем не было по вкусу Австрии, и она предложила летом 1913 года немедленно напасть на Сербию. Но Германия удержала Австрию, посоветовав большую умеренность, сама же необдуманно дала повод к новой обиде России, распространив германский контроль над турецкой армией. Россия увидела, как вянут ее мечты о Дарданеллах, а русские министры пришли к заключению, что мечты эти получат шанс на осуществление лишь в том случае, если вспыхнет всеобщая европейская война – очень опасный образ мыслей! Ближайшей целью русских было восстановление поколебленного влияния России на Балканах, и они пытались склонить на свою сторону Румынию, что являлось первым шагом к образованию нового Балканского союза. Намерение это вызвало новую тревогу в Австрии, хотя вскоре ее внимание было отвлечено неизменными трениями среди ее разнородных подданных.
Для подавления недовольства хорватов и сербов внутри страны и в аннексированных провинциях, а также румынских подданных в Трансильвании Австрия применила грубую силу. Это же средство она пыталась применить и к внешнему государству – Сербии, которая представляла собой естественный сборный пункт всех угнетенных, бежавших из Австрии. Лидеры Австрии понимали, что война явится лучшим средством затушить разногласия внутри страны. В этом понимании они не были одиноки. Народные волнения в России, только частично подавленные применением нагаек и ссылки, а также агитация в Германии за всеобщее избирательное право заставляли воинствующие партии обеих стран смотреть на войну как на спасительное средство.
В течение последнего года возбуждение нарастало со всех сторон: воинственные речи, статьи, слухи, пограничные инциденты. Доверенное лицо президента Вильсона, полковник Хауз, уехал из Берлина с твердым убеждением, что военная партия решится на войну при первой же возможности и заставит кайзера отречься от престола, если он будет противиться желанию этой партии. Возбуждение сторонников войны, безусловно, было усилено законом о трехгодичной службе, который был проведен во французской армии как средство против недостаточности людских запасов Франции; стимулом к этому явилось недавнее расширение германской армии.
Все же германский посол во Франции донес Бетман-Гольвегу, что
«несмотря на шовинистическое поведение многих кругов и общую мечту вернуть потерянные провинции, французская нация в целом может быть охарактеризована как нация, желающая мира».
Что касается настроений Пуанкаре, то самое большее, что можно было о них сказать, выразил он сам словами: «Франция не хочет войны, но и не боится ее».
Тем не менее в другом месте часть Европы была уже посыпана порохом, и роковая неизбежность войны была близка.
Фатальная искра была выбита 28 июня 1914 года в Сараеве, столице Боснии. Первая жертва была отмечена иронией судьбы. Пылкие славянские националисты, стремясь подвинуть свое дело убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника Франца-Иосифа, вычеркнули из списка живых единственного влиятельного человека в Австрии, который был их другом. Франц-Фердинанд лелеял мечту о такой реконструкции государства, при которой различные национальности были бы связаны не мертвым узлом власти сверху, а федерацией.[15] Но для большинства славян Боснии он являлся только символом насилия, а для крайних националистов, замышлявших его убийство, было еще больше причин его ненавидеть. Ведь мечта Франца-Фердинанда о внесении спокойствия внутри страны путем создания федерации должна была разрушить их мечту – оторваться от Австрии, примкнуть к Сербии и образовать расширенное юго-славянское государство.
Кучка юных заговорщиков искала и получила помощь от сербского тайного общества, известного под названием «Черная рука». Общество это состояло главным образом из армейских офицеров, образовавших группу, враждебно настроенную к гражданскому правительству Сербии. Слухи о заговоре как будто дошли до ушей министров, и на границу были посланы приказы перехватить заговорщиков. Но так как «охранители» – пограничная стража – также были членами «Черной руки», то меры предосторожности, естественно, не были приняты. Кажется, хотя наверняка утверждать нельзя, смутное предостережение было послано и в Вену. В чем не может быть уже никакого сомнения – это в поражающей беспечности австрийских властей при охране эрцгерцога и циничном равнодушии к несчастью с этим крайне непопулярным наследником престола. Потиорек, военный губернатор Боснии и будущий руководитель наступления против Сербии, даже если бы он был заговорщиком, не мог сделать большего для облегчения задачи убийцам. Поэтому трудно отказаться от подозрения, что он и был им.
Первая попытка покушения во время проезда эрцгерцога к городской ратуше сорвалась. Потиорек так неловко организовал возвращение, что автомобилю эрцгерцога пришлось остановиться… Раздались два выстрела, смертельно ранившие эрцгерцога и его морганатическую супругу, презираемую двором. Эрцгерцог умер в 11 часов утра.
Весть о преступлении вызвала ужас и возмущение во всех странах – за исключением Австрии и Сербии. Сербская пресса с трудом скрывала свою радость, еще меньше ее скрывала сербская общественность. Сербское правительство, измученное балканской войной и всей душой стремившееся к миру, чтобы закрепить за собой добычу этой войны, было вынуждено подать в отставку за одно только предложение произвести расследование убийства. Последствия необдуманной смены министерства в такое тяжелое время были роковыми.
Расследование, производившееся австрийской полицией, также велось спустя рукава. Через 24 часа Визнер, командированный Австрией для руководства следствием, донес, что хотя сербское общество и чиновники замешаны в этом деле, «нет доказательств участия в преступлении сербского правительства… Напротив, есть основание полагать, что оно стоит совершенно в стороне от этого покушения…».
14
Пользуясь затрудненным положением Турции, еще не закончившей войну с Италией, балканские государства (Черногория, Болгария, Сербия и Греция) объявили ей войну в октябре 1912 года. Быстро последовали успешные для союзников сражения, и Турция потеряла большую часть своих европейских владений. Туркофильская Германия и Австрия были явно недовольны успехами союзников. Австрия открыто протестовала против выхода Сербии к морю. По миру, заключенному в Лондоне 30 мая 1913 года, Турция отдала союзникам территорию к западу от линии Энос—Мидия. Кроме того, за счет турецких владений возникло самостоятельное государство – Албания. При разделе завоеванной территории союзники поссорились с Болгарией, предъявившей большие притязания, в результате чего возникла новая война, в которой к союзникам присоединилась и Румыния. Турция взяла обратно отнятый у нее Адрианополь. Болгария была побеждена, и мир между нею и союзниками был заключен в Бухаресте 28 июля (10 августа) 1913 года. Турция подписала мирный договор с Болгарией в сентябре 1913 года, с Грецией – в ноябре 1913 года, а с Сербией – в марте 1914 года. (Прим. ред. 1935 года.)
15
В данном случае автор не совсем верно расставляет акценты. Франц-Фердинанд действительно был сторонником превращения империи Габсбургов в триединую монархию – но уравнять в правах с австрийцами и венграми предполагалось лишь хорватов, то есть католиков, а не православных сербов и не боснийцев-мусульман. Это, безусловно, укрепляло позиции империи на Балканах – а заодно и усиливало роль Вены по сравнению с Будапештом, поскольку Хорватия относилась к землям Венгерской короны (Транслейтания). Именно поэтому к планам эрцгерцога отрицательно отнеслись и Белград, и Будапешт, и сторонники объединения югославянских народов. На этом фоне неудивительно появление и широкое распространение приведенной ниже версии о том, что беспечность охраны эрцгерцога была вполне умышленной. (Прим. ред.)