Перебирая формы

Вот Битва при Черном поле. Нестерпимо яркий свет звезд слепит глаза солдатам; в ночное небо взмывают угловатые тени изготовившихся к бойне чудовищ, и генерал Виан на могучем гнедом жеребце ведет конницу Пограничья в самоубийственную атаку на сомкнутый строй демонов, а на переднем плане златоглазая леди Шандал оплакивает убитого юношу, чьи закрытые глаза, вероятно, имели тот же редкий янтарно-золотистый оттенок, и на земле, куда падают ее слезы, вырастают яркие цветы.

С трудом сглотнув застрявший в горле комок, Бианта отвернулась и двинулась вдоль стены дальше, пока не нашла то, что искала.

В отличие от большинства гобеленов, украсивших собой Большой зал, кайма этого полотнища была не красно-зеленой, что соответствовало геральдической символике Эвергарда, а имела цвет запекшейся крови, традиционно ассоциирующийся с предательством. Остановившись напротив него, Бианта пристально всмотрелась в бесстрастное лицо лорда Мьере — колдуна и изменника, перешедшего на сторону врага и предавшего Эвергард. Насколько ей было известно, волшебство, которым он владел, выглядело относительно простым и опиралось главным образом на ритуальные церемонии и короткие заклинания, однако этого оказалось достаточно, чтобы сделать армию Пограничья небоеспособной. Лорд Мьере был буквально в полушаге от полной и окончательной победы, когда предателя остановил удар кинжалом, нанесенный его собственной дочерью.

Симметрия, подумала Бианта и вздохнула. Изучая Пророчество, Бианта поняла, что оно построено на законах сложной симметрии. В его тексте содержалось — нет, не прямое указание, а только намек на две войны между Империей демонов и Пограничьем, и поскольку исторические свидетельства о первой из них — о Вечерней войне — были скудны и отрывочны, ей так и не удалось выявить относящиеся к ней строфы и преобразовать их в уравнения математической магии. Часы, которые она провела с эвергардскими историками и менестрелями, нисколько не помогли делу: первые слишком мало знали, вторые слишком много фантазировали. Сопоставляя полученные от них сведения с текстом Пророчества, Бианта сумела выяснить только одно — что в будущей войне среди защитников Эвергарда может оказаться еще один предатель, однако это ее открытие не имело под собой строгих математических доказательств, поэтому кроме самой Бианты о нем знал только лорд Вьетрэ.

К тому же Бианта предполагала, что если она не ошиблась и законы зеркальной симметрии приложимы и к истории, Пограничье, выигравшее первую войну, должно проиграть вторую, однако об этом она не сказала никому.

— Леди Бианта?.. — окликнул ее кто-то.

— Да?.. — Она обернулась.

Стоявший позади нее капитан эвергардской стражи (имени его она не знала) почтительно поклонился.

— Не часто вы бываете в Большом зале, миледи. Бианта через силу улыбнулась.

— Здесь слишком шумно, чтобы я могла спокойно работать, — сказала она. — При испытаниях новых заклинаний необходима максимальная концентрация внимания, иначе дело может обернуться большой бедой. Когда я экспериментирую в своей келье, я никому не могу причинить вреда, но здесь…

При дворе Императора ее слова были бы истолкованы как угроза, но молодой капитан только улыбнулся задумчиво и кивнул, указывая на гобелен.

— Мне стало любопытно, почему вы остановились именно возле этого полотна. Насколько я заметил, большинство избегает на него смотреть.

— Я думала о Пророчестве, — сказала Бианта, машинально перебирая в уме упрямые уравнения, которые никак не поддавались анализу. Она не сомневалась, что способ упростить, уравновесить правую и левую части есть, нужно только верно сопоставить равные члены. Если она сумеет выработать систему решения таких уравнений, перед ней откроется будущее Эвергарда и всего Пограничья, однако до сих пор ей никак не удавалось подобрать ключ к понимаю нарочито туманных формулировок и символических образов, из которых было составлено Пророчество.

— И, признаться, я очень обеспокоена… — добавила она с внезапной откровенностью.

— Мы все обеспокоены. Все — кроме, пожалуй, грудных младенцев и вот этих малышей… — ответил он, движением головы указывая на детей, затеявших на мраморном полу игру.

— Большинство… — повторила Бианта и, заметив в его глазах недоумение, пояснила: — Вы сказали: большинство людей избегает смотреть на этот гобелен. Вы тоже… избегаете?

Губы молодого человека чуть заметно дрогнули.

— Я — нет. Мне кажется, это хорошее напоминание для всех нас… Разве вы никогда не жалели, что не остались в императорском дворце?

В его тоне не было ничего, кроме искреннего интереса, поэтому Бианта решила ответить честно.

— Никогда, — твердо сказала она. — Я начала изучать матемагию, потому что маги — в том числе и те, которые принадлежат к человеческой расе — могут чувствовать себя в безопасности даже во дворце Императора… по крайней мере до тех пор, пока не совершат какую-нибудь глупость. В противном случае я могла стать либо наложницей, либо воином, но к первому я не стремилась, а для второго у меня не хватало соответствующих способностей…

Какое простое слово «глупость», подумала Бианта. Простое и даже как будто немного легкомысленное, однако страх наказания за то, что она совершила, преследовал ее годами, заставляя просыпаться по ночам от собственного крика. Однажды ей довелось видеть, как Император прикоснулся своим магическим скипетром со вставленным в рукоять «змеиным глазом» к надушенному плечу придворной дамы. Со стороны жест владыки напоминал благословение, но глаза несчастной тотчас закипели и свернулись, как яичный белок, а сквозь побагровевшую кожу проглянули осколки обугленных костей.

Капитан опустил голову.

— Простите, что напомнил вам о неприятном, миледи.

— Ничего страшного. — Бианта слабо улыбнулась. — Это было… полезное напоминание. Кстати, позвольте и мне спросить, на какие мысли наводит вас портрет лорда Мьере?

— Когда я смотрю на это лицо, то думаю о чести и о тех, кто ее потерял, — ответил капитан. — Дело в том, что лорд Мьере приходится мне прапрадедом.

Бианта несколько раз моргнула и машинально бросила взгляд на полотно. Да, сходство действительно было, но она заметила его только теперь. Потом ее взгляд остановился на красновато-коричневой кайме гобелена. Что толкнуло Мьере на предательство, спросила себя Бианта и тотчас подумала о том, что и сама она бежала из императорского дворца и нашла убежище в Пограничье. Впрочем, если тут и была симметрия, то далеко не однозначная.

— Вы полагаете, мы можем на что-то надеяться? — спросила она негромко.

Капитан слегка развел руками и посмотрел ей прямо в лицо.

— Некоторые говорят, что какие-то шансы у нас есть, иначе, мол, вы давно бы вернулись к демонам.

Бианта почувствовала, что краснеет. Чтобы скрыть смущение, она рассмеялась, хотя в этот момент ей больше всего хотелось плакать.

— Никогда не слышала, что демоны умеют прощать. Во всяком случае, своего поражения в Вечерней войне они не забыли и не простили.

— Очень жаль. — Капитан задумчиво нахмурился и, коротко поклонившись, ушел.

«Очень жаль… — мысленно повторила Бианта его последние слова. — Вот только для кого жаль — для нас или для демонов?..»