Страница 1 из 11
Танит Ли
Милые мордочки, лапки-царапки
В одной горной деревне, у самой верхушки мира, где вершины гор – словно мечи из снега, жили две молодые женщины. Однажды утром та, которая помоложе, пришла к той, которая постарше.
– Аннасин, – сказала та, которая помоложе, – я пришла тебя предупредить.
– Предупредить о чем?
– Говорят, перевал очистился от снега и к нам идет человек.
– Какой человек? И что мне за дело до этого человека. Или, по-твоему, мне нужен муж?
– Нет, он охотник на ведьм.
И тогда та, которая постарше, а ей было тогда двадцать лет и три года, присела на стул и сказала:
– Я не ведьма.
– Правда? А люди думают наоборот. И знаешь, что странно – я обошла все дома с этим известием, и многие женщины тут же белели лицом и отвечали мне: «Я не ведьма».
Аннасин сказала:
– Уходи, Марисет. Это все бредни. Пустые бредни.
Марисет кивнула и вышла.
Аннасин сидела и думала. Про зиму, когда она зажигала огонь, просто щелкнув пальцами. Про летние ночи, когда она танцевала на сочных горных лугах и потом воспаряла как будто до самой луны. Она лечила кашель и зубную боль. А на одного парня, который пытался завалить ее в лесу, она наслала такую боль в животе, что его аж скрутило.
Аннасин поставила в печь пироги, но на сердце было тревожно и тяжело. А через час к ней вошла стройная серая кошка – бледная, словно небо перед рассветом.
– Пойдем со мной, Аннасин, – сказала кошка. – Пойдем со мной, потому что так надо. – Она говорила человеческим голосом, и Аннасин, пока слушала этот голос, вдруг почувствовала, как ее тело стремительно уменьшается, и вот она уже стоит на полу на четырех лапах, и ушки торчат на макушке, и хвост метет рассыпанную муку, и серый нос втягивает в себя запах пекущихся пирожков.
– Ведро воды на тебя, Марисет, – сказала Аннасин.
– Пойдем, – сказала Марисет.
Они вместе вышли из дома и направились вдоль по улице.
Никто на них и не смотрел, на двух кошек. Они прошли за поленницами, под тенью загонов для коз, и даже козы с их желтыми глазами – но не желтее кошачьих глаз Аннасин с Марисет – не попытались их остановить.
Аннасин с Марисет добрались до подножия холма за деревней. Поднялись на холм и на второй холм – повыше. Прошли сквозь сосновый лес и оказались на пастбище, куда пастухи водят летом коз. Там еще оставалось немного травы, а вокруг громоздились горы с вершинами, словно мечи из снега, а над горами синело небо.
– Пойдем к водопаду, – сказала Марисет.
И они побежали по влажному торфу, к подножию гор, где пенился водопад. За стеной ревущей воды, в пещере синих цветов, они уселись на камне, поросшем мхом, – две серые кошки.
– Теперь мы пропали, – сказала Аннасин.
– Теперь мы в безопасности, – отозвалась Марисет.
Но Аннасин помнила, что ее юное тело осталось в доме – на стульчике перед печью, и она знала, что Марисет тоже оставила свое тело в своем доме, у церкви.
– Что скажут люди? – сказала Аннасин.
– Они скажут, что души покинули нас, – отозвалась Марисет, – и нас оставят в покое.
– Что-то я сомневаюсь.
Марисет вымыла язычком лапы и развалилась в цветах на спинке.
– Быть кошками – это не самое страшное. Есть вещи похуже.
– Например, умереть, – согласилась Аннасин.
– Кто знает, – сказал незнакомый голос, – может быть, умереть – это не хуже, чем жить. Может быть, это лучше.
Еще одна кошка вошла в пещеру. Вернее, не кошка, а кот – со всем своим гордым и крепким котиным хозяйством под гладким черным хвостом, выставленным на показ, согласно кошачьему этикету. Потом кот опустил черный хвост, повернулся к ним мордой, подошел и вежливо ткнулся носом сначала в нос Аннасин, а потом в нос Марисет. Он был весь черный, даже язык у него был черный, даже глаза были черными, словно черный янтарь, и только на лбу было желтое пятнышко – яркое, точно примула.
– Отныне и впредь, – сказал кот, – мы будем общаться на языке кошек.
– К сожалению, мы не знаем его, уважаемый, – сказала Марисет. – Мы не настоящие кошки.
– Значит, вам надо ему научиться, – ответил кот, – потому что, по мне, вы вполне настоящие. Прежде всего я представлюсь, – добавил он. – Меня зовут Стрела.
Аннасин с Марисет переглянулись, сверкнув желтыми глазами. Да, кот говорил на чужом языке, но они его поняли сразу и без труда. А когда сами попробовали заговорить, то оказалось, что говорят они бегло и гладко.
– Стрела – красивое имя, – сказала Марисет. – А кто тебя так назвал?
– Я сам. У меня было другое имя, но потом я назвал себя так в память о своем падении, прямом и ровном, подобно полету стрелы.
– Падении? – переспросила Аннасин: – Ты откуда-то упал?
Черный кот посмотрел на нее насмешливо.
– Воистину так, я упал. Надо ли говорить, куда и откуда?
Марисет нервно пискнула, а Аннасин принялась ловить несуществующих блох. Обе уже догадались, что разговаривают с падшим ангелом.
Стрела, однако, держался непринужденно и запросто. Он улегся среди цветов и сказал:
– Был большой спор относительно малой вещи. Догадайтесь, какой?
– Ты хотел стать царем, – отважилась Марисет.
Черный кот рассмеялся, как смеются кошки, и сказал:
– С чего бы мне или кому-то из нас вдруг захотелось в цари? У царей много забот. А нам и так было неплохо. Нет, вот как все было. Понимаете, мы увидели их в саду, мужчину и женщину. И мы обсудили, что видели, и сказали: «Смотрите, он создал их неравными. Мужчина – он тоже мудрый, но не такой мудрый, как женщина. И это несправедливо». И мы пошли к нему и сказали, что думали, в те времена он был еще доступен. Он, кажется, удивился и сказал нам, что мы ошибаемся, ибо по его замыслу все должно быть наоборот: женщина не должна быть мудрее мужчины – он должен быть мудрым, а она должна слушать его. И наш князь – вы узнаете его имя, – он рассмеялся, и смеялся, пока не лишился чувств. Каким он был совершенным, каким красивым, когда лежал у ног... у его ног, с распростертыми крыльями и разметавшимися волосами цвета чистейшего золота. И тогда он разгневался. Он изгнал нас из своих чертогов. Мы пали. Но сначала мы выпрыгнули из хрустальных окон.
Аннасин принялась мыть лапкой за ухом. Она не решилась что-либо сказать. Но Марисет – та, которая помоложе – подбежала и затеяла игривую возню со Стрелой, который был падшим ангелом. Они катались в цветах, и брыкались лапами, и легонько покусывали друг друга, и смеялись пронзительным мяу-мяу.
Наконец Аннасин сказала:
– Значит, мы настоящие ведьмы.
– И почти настоящие кошки, – сказал Стрела, вспрыгнув на камень и поджав хвост, который пыталась куснуть Марисет. – Но кошки тоже не такие уж славные и безобидные существа. У них милые мордочки, но у них острые зубы и острые когти – мягкие лапки-царапки.
– Наши тела, – сказала Аннасин, – остались дома.
– Может быть, их никто не найдет, – сказала Марисет.
Они спустились к речушке под водопадом и наловили на ужин рыбы. Конечно же, они съели ее сырой, и никогда еще рыба не была такой вкусной и нежной, трепетной и прохладной – из горной речки.
После ужина они спустились с холмов и остановились, глядя на деревню в вечерних сумерках. Окна домов светились красным – там уже зажигали огни. Над трубами вился дымок. На постоялом дворе, где странники останавливались на ночлег, стояла пара распряженных лошадей, и яркая лампа горела в окне.
– Он приехал, этот охотник на ведьм, – сказала Аннасин.
– Хорошо, что мы кошки, – сказала Марисет.
– Я расскажу вам сказку, – сказал Стрела. И он рассказал.
Жила-была женщина. Она не видела в жизни ничего красивого – только, может быть, небо, – но у нее не было времени, чтобы смотреть на небо. Она родилась и жила в блеклом, унылом, пустынном краю, а в тринадцать лет ее выдали замуж за жестокого неотесанного мужлана, который обращался с ней как с рабыней, и бил ее смертным боем, и держал в страхе. Он ее ненавидел – как, впрочем, и все остальное, кроме выпить хмельного, поесть и поспать. Он даже не спал с женой как с женой – разве что пару раз в самом начале, – потому что был слишком ленив. Но она была только рада, что он оставил ее в покое хотя бы в смысле супружеской постели, и спала на полу, на голых досках, рядом с его кроватью, укрываясь старым залатанным одеялом и подложив под голову пук соломы.