Страница 3 из 6
— О, привет! Я вам помешала? Простите! Но я заблудилась — это же такое громадное имение, вы не находите? О, вы не возражаете, если я присяду на вашу скамейку? Я блуждаю по округе уже больше часа. Да где же этот замок? Никогда бы не подумала, что можно потерять такую огромную штуковину, но…
И я плюхнулась на сиденье, вздохнув, словно женщина, которая нашла себе местечко и собирается остаться здесь надолго.
Они оба ошарашенно глазели на меня. Она вдобавок выглядела еще и разъяренной, а он — скорее так, словно только что нашел ответ на давно мучивший его вопрос. И несомненно, найденный ответ звучал так: «Да! Именно эта гипсовая особа и преследовала меня!»
Я помолчала несколько мгновений, но ни он, ни она не заговорили. Кто угодно на моем месте уже уловил бы, сколько бы миль в толщину ни была его кожа, что «месье и мадемуазель» желают остаться наедине, — но только не мой персонаж.
— А что вы думаете про бал? — искрясь воодушевлением, осведомилась у них я. — Разве он не божествен?
— Тогда почему бы, — протянул он низким, мрачным, устрашающим тоном, — вам не вернуться туда?
Его терзало искушение выглянуть из-под маски.
— Видите ли, я же только что сказала, — ответила я, — я заблудилась.
— Сомневаюсь, — заметил он. — Если вы подниметесь по этой дорожке, той самой, по которой только что спустились, то, полагаю, увидите дом. Вы не сможете его не заметить.
— О, в самом деле? — Я в удивлении разинула рот.
Златовласая девица тут же вцепилась ему в руку так, что он на миг сердито нахмурился. Но она сама оказалась настолько тупой, что даже не заметила, каким пугающим сделалось выражение его лица.
— Ну же, Анг, — сердито потребовала она, и в ее устах его имя прозвучало похожим на слово «шланг», — давай просто уйдем отсюда.
И тут из леса, примерно в двадцати футах дальше по берегу, горделиво выступил олень. Сперва он двигался бесшумно, но потом раздался оглушительный треск и шелест, когда ветви подались под напором его шикарных рогов, залитых серебром лунного света. Его глаза полыхнули зеленью — и он взревел.
Даже издали этот звук весьма впечатлял, вблизи же мог вызвать совершеннейшую панику. Во всяком случае, я на это надеялась, когда мысленно упрашивала оленя — хоть какого-нибудь — выйти к нам из леса. И на мой зов откликнулось прямо-таки первоклассное животное. Златовласка вскочила на ноги — ее глаза полыхнули безумием, волосы встали дыбом, и она с оглушительным визгом обратилась в бегство. Бросив нас, в том числе и его, она метнулась прочь по берегу, а затем скрылась в лесу.
Он, разумеется, не шелохнулся.
Я тоже.
Олень фыркнул шикарным римским носом, разок ударил копытом по траве, будто намекая: «За тобой должок, Лел», затем развернулся и неторопливо скрылся в тенях.
— Значит, вы и на это способны, — заговорил он.
— Прошу прощения?
Он глубоко вздохнул, встал и повернулся ко мне элегантной черной бархатной спиной. Его темные волосы взметнулись.
— Значит, это предрешено, — заключил он. — Вам суждено принести мне гибель.
— Э, — присвистнула я, — меня зовут Лел.
— Давайте оставим эти игры. Я знаю, что вы приговорили меня сразу же, еще там, в доме. Итак, Лел. Когда же прибудет тяжелая артиллерия?
Он снова уставился на меня зловещим взглядом, а я, к собственной досаде, обнаружила, что не была к этому готова. А стоило бы, на самом деле. Я же не полная дура вроде той Златовласки.
— Почему бы вам не сесть? — предложила я.
— И давайте все обсудим? Что ж, хорошо.
Но он остался стоять. Совсем рядом со мной. Еще я отметила, что слишком много на него смотрю, и смутилась. Но с этим я должна бы справиться, поскольку мне уже известно, какой силой он обладает, и я подготовлена, а в таком случае сила не может подействовать.
Некоторое время мы стояли в молчании. Посеребренное луной озеро сверкало, словно старинный доллар. Наконец я искоса глянула на него. Он имел вид величественный, с налетом задумчивой грусти. Затем стал просто печальным. Словно ребенок, чья собака умерла, но даже десять лет спустя он так и не забыл, — как никогда не забывают тех, кого любят. Что-то в таком роде.
— Следует ли мне рассказать, как вышло… что я стал тем, кем являюсь? — в конце концов сказал он.
Я уже слышала большую часть того, что, вероятно, составляло его образ, но к этому он теперь добавил нечто, не имеющее никакого отношения к вампирам, но касающееся древней вражды и некоего малодостоверного «проклятия предков». Он родился на юго-западе Франции, в горной области. Его семья была из знати, потерявшей все еще в тысяча семьсот девяностых. Он бежал от родных и теперь снимает комнату здесь, в захолустном Чакатти, писал книги, но обнищал и подрабатывает по ночам официантом или заправщиком. И разумеется, вся эта смесь вампирской драмы и современной рутины являлась полнейшим вздором — как сказал бы папа.
— Ваша семья состоятельна, возможно, как-то связанна с крупными предприятиями, — отважилась я на догадку. — Они живут здесь, и здесь же вы и родились. Вы получили хорошее образование, поступили в первоклассный колледж, но бросили учебу, обнаружив свое истинное… как бы это сказать, — призвание? Тем не менее ваша семья поддерживает вас финансово, поскольку вы сообщили им, что самостоятельно постигаете ремесло писателя.
Он бросил на меня краткий сердитый взгляд.
— Неплохо. На самом деле я получил наследство и мне хватает на жизнь. Наследство от тетушки. Ее всегда считали сумасшедшей, но она была… тем же, что и я. Она была…
— Вампиром, — подсказала я.
— Я вынужден предположить, — заметил он, разминая ладони (возможно, приготовляясь меня душить), — что вы не верите в существование вампиров. То есть в мифическом смысле. Вы просто считаете меня опасным.
— И снова неверно. Я знаю, что вампиры вполне реальны. И я знаю, господин Ангел, что вы, несомненно, относитесь к их числу.
— Обычно люди считают, что это всего лишь фантазия.
Я пристально уставилась на озеро. Его вид мешал мне сосредоточиться.
— В данном случае кое-что и впрямь относится к миру фантазий, — ответила я, порадовавшись собственному сухому тону. — Ваши представления о том, что значит быть вампиром, совершенно неверны и фантастичны.
— Вампиры — это некое тайное общество, доступ куда открыт лишь немногим, — торжественно объявил он.
— Нет. Честно говоря, нечто прямо противоположное.
Он обернулся, и я почувствовала на себе его пристальный взгляд. Это было захватывающее ощущение, но я не позволила себе ему поддаться.
— Вам нужно кое с кем побеседовать, — сообщила я, обращаясь к озеру. — Если с вами все настолько наперекосяк, как я полагаю, то вам понадобится помощь.
Он издал горький, довольно ожесточенный смешок.
— Разумеется. Вы имеете в виду психиатра.
— Вам нужно, — продолжила я, — поговорить с моим отцом.
— Вашим… вашим кем?
— Отцом.
Я открыла крохотную сверкающую белизной сумочку, которую мне всучили, достала оттуда одну из визиток Энтони и протянула ему.
Теперь он уставился на нее.
— Это такая шутка?
— Никаких шуток, господин Ангел…
— Может, вы оставите эту ерунду с «господином» — сколько, по-вашему, мне лет?
— Может быть, и тысяча. Но никаких шуток. Это все всерьез. Если хотите, я могу помочь вам встать на дорогу к спасению, просто задав девять прямых вопросов. Все, что вам понадобится, это отвечать, причем честно.
Наконец наши глаза встретились.
Я думала… что бы я там ни думала, все мои мысли ухнули в огромную золотую пустоту. Но голос, к моему облегчению, прорезался снова, и не сиплый и писклявый, а сухой, как пережаренный тост. Это был мой самый деловой тон, и именно им я и задала эти девять вопросов.
— Первый вопрос: вы отражаетесь в зеркалах или других отражающих поверхностях?
— Я больше в них не смотрю, но, очевидно, нет. Я нежить. Моей души — или чего там еще — больше нет. Так что никаких отражений. Той ночью, когда я это понял, я выбросил все зеркала. И научился бриться на ощупь. У меня неплохо получается: вероятно, эта ловкость — тоже часть моих новых способностей. Такая же, как умение словно исчезать даже на пустом тротуаре… Что-то в этом роде.