Золотой плен

Но сейчас Аэд нахмурился, услышав ее вопрос, Он внимательно наблюдал за ней с того дня, как она добралась до дома, пройдя всю страну с кузеном Грегори, который едва не тронулся рассудком после нашествия викингов на Клоннтайрт.

Клоннтайрт разрушен. Его постройки сровняли с землей, а людей угнали в рабство норвежцы. Пробираясь через развалины и старинные туннели, Эрин и Грегори спаслись. Аэду пришлось отослать Грегори в Арм к монахам, которые окружили его заботой. А Эрин нашла силы, чтобы сохранить рассудок и остаться дома, однако все ее существо переполняла ненависть.

Аэд был мудрым человеком и понимал, что ненависть может привести к необдуманным поступкам. Возможно, это чувство не следовало бы подавлять совсем, но подпитывать его тоже опасно. Действовать в порыве страсти — безрассудство, Это могло слишком быстро привести к краху.

Он старался втолковать это дочери. Несмотря на веселость, кажущееся спокойствие, женское лукавство, Аэд знал, что Эрин все еще таит в себе чувство страшной ненависти. Эта ненависть, казалось, распространялась главным образом на одного человека, и это удивляло и смущало Аэда. Бриджит наложила на себя руки сама, Брайэн, ее муж, погиб в сражении. На них напали войска под предводительством Белого Олафа, оказавшегося наиболее милосердным из всех. Он запретил убивать женщин и детей или совершать бессмысленные убийства воинов. То, что побежденные становились рабами, было своего рода традицией, но с его рабами не обходились жестоко. Говорили, что вассалы Норвежского Волка питаются не хуже принца, а зимой носят шерстяные одежды.

Аэд задержал взгляд на Эрин еще мгновение, затем, пожав плечами, произнес:

— Они решили поддержать датских принцев, так как датчане поклялись молиться Святому Патрику и принести большую жертву, чтобы он помог им в сражении. И… — Аэд замялся, но кое-что он мог бы скрыть от проницательной Эрин, — я рад этому, потому что уверен, что датчане победят. Они сильнее сейчас, они сплотились.

Эрин опустила ресницы и улыбнулась, но отец успел заметить, как в ее глазах блеснул восторг.

— Не придавай этому слишком большое значение, дочь, — предупредил он. — Я думаю, что это решение гораздо менее важно, чем время, которое мы потеряли на его принятие. Мы берем в руки оружие не для датчан. Они такие же жестокие варвары, какие бы маски не надевали. О, ирландские племена будут сражаться! Но я ручаюсь, несмотря на принятое сегодня решение, некоторые из них будут сражаться на стороне норвежцев. Я говорю тебе, дочка: я буду рад, если норвежцы проиграют сражение, но в итоге попросту один хищник заменит другого. Викинги продолжают оставаться здесь, и мне нет дела до того, какого они племени. В наше время мы должны быть осторожнее с людьми и оценивать по достоинству своих врагов.

Эрин кивнула, хотя ее сейчас не особенно интересовали мудрые рассуждения отца. Она по-прежнему смотрела вниз, так как боялась, что он прочитает ее мысли. Она слишком хорошо помнила кровавую резню в Клоннтайрте, слишком хорошо запомнила Волка…

Сражение закончилось, и они с Грегори спаслись во мраке, окутавшем город. Она подавила крик, сжав зубами запястье, когда, обернувшись, увидела леди Мойру, жену одного из воинов ее дяди, которую насиловали один за другим норвежцы. Потом подъехал он — подобно солнечному Богу на полночном скакуне. Возвышаясь над своими подчиненными, он остановил их коротким окриком, выговаривая за надругательство над женщиной. Какая польза, спрашивал он, от полумертвых рабов? Боже мой, как она ненавидела его!

Эрин понимала доводы и суждения отца. Да, конечно, Норвежский Волк не убивал ее тетю, он не насиловал бедную Мойру. Но Клоннтайрт захвачен его войском, и жители стали рабами. Рабами! Ирландцы созданы не для того, чтобы служить рабами язычникам, вторгшимся с севера.

В тот день Эрин торжественно поклялась отомстить за тетю, дядю и Мойру, и ей становилось приятнее при мысли о том, что, возможно, смерть настигнет Норвежского Волка, а его волчица станет рабыней. Эта женщина, такая же светловолосая, как и он, скакала рядом и сражалась наравне с ним. Несмотря на свою красоту, она в совершенстве владела мечом, оставляя за собой кровавые моря. Когда Волк смотрел на нее, он улыбался, и его гранитное лицо и холодные синие глаза казались почти человеческими. Человеческими! Норвежский Волк! Эрин чуть не стошнило. Белый Олаф, норвежский принц, был животным, чудовищем!

Но теперь все решено. Ирландцы и датчане будут сражаться вместе против норвежцев, и, вероятно, очень вероятно, он умрет.

Она пыталась следить за своей интонацией.

— Феннен Мак-Кормак сказал мне; что войска соберутся на Карлингфордском озере. Еще он сказал, что ты собираешься поехать туда, чтобы наблюдать за сражением. Я поеду с тобой, отец.

— Что? Почему, дочь? Подобное кровопролитие-не слишком привлекательное зрелище даже для Бога, не говоря уже о человеке. Я отправлю тебя к Беде, тебе бы лучше подумать об очищении души.

— Отец! — возразила Эрин. — Ты ведь ненавидишь этих язычников! Я хочу видеть блеск твоих глаз, хочу слышать твои проклятия, и… Она закусила губу, но потом продолжила:

— И я часто задаю себе вопрос: неужели твоей ненависти недостаточно, чтобы возвыситься до немедленной неизбежной ме…

— Довольно, дочь! — приказал Аэд. — Я Ард-Риг, и я не могу вести себя недостойно, подобно несмышленому мальчишке. Да, я ненавижу. Мысленно я уничтожал многих. Но я Верховный король, Эрин, и стою над многими королями. Моя власть не так уж велика, и это к лучшему. Я не могу послать людей на бессмысленную резню из-за собственной ненависти и утрат. Смерть твоего дяди и сейчас отзывается болью в моем сердце, Эрин, так что я буду рад увидеть поверженных норвежцев. Но необходимо терпение и разум, дочка. Датчане сделают то, что не могу сделать я. — Он замолчал, мрачно глядя на нее. — Даже ради тебя, дочь, я не могу забыть, что я Ард-Риг. Все решения, которые я принимаю — ради нашей страны.

Эрин опустила голову. Она уважала отца и хорошо понимала, насколько он мудр. И кроме того, что он был ее отцом, он был ее королем. Без его благословения она не смогла бы ничего сделать, поэтому она продолжала стоять с опущенной головой, чтобы он не заметил лукавые искорки в ее глазах.

— Я тебя понимаю, отец, — сказала она торжественно. — Но я хочу поехать с тобой не поэтому.

— Да? — Аэд поднял густые брови. — И что же это за причина?

Эрин не любила лгать отцу, но она никогда не смогла бы передать на словах весь ужас от увиденного в Клоннтайрте. Если верить Святому Патрику, «месть — это мое дело», — сказал Бог, но сердце Эрин требовало мести. Ее отцу многие вещи казались недостойными, но они касались политики. Она не могла не вспоминать, как превосходно осуществлено взятие Клоннтайрта, не могла не думать о хладнокровии Белого Олафа. Она видела только Бриджит в луже крови и Мойру, истерзанную и стонущую. Она закрывала глаза и чувствовала запах пожарищ…

Эрин посмотрела на отца и улыбнулась.

— Это не из-за мести, отец, это… — Она замолкла, зардевшись румянцем:

— Это из-за Феннена Мак-Кормака. Мне кажется, я ему нравлюсь, отец, а я пока не знаю, что и думать. Если бы я могла быть рядом с ним, тогда…

Кустистые брови Аэда в изумлении поднялись.

— Феннен Мак-Кормак? Ну что ж, он приятный молодой человек. Он хорошо сражается и думает, прежде чем размахивать кулаками. Я рад, дочка.

— Тогда ты позволишь мне поехать с тобой?

— Не знаю, Эрин. Они — язычники и. могут быть опасны. Мы должны послать кого-нибудь узнать, кто победил, а тем временем люди будут в безопасности.

— Отец, — перебила Эрин. Она уже не сдерживала возбуждение, так как Аэд Финнлайт, похоже, доволен, что она проявляет интерес к молодому королю Феннену. — У старого друида Мергвина есть хижина недалеко от озера, помнишь? Я там в безопасности, пока ты будешь встречаться с датчанами, и в то же время рядом.

Аэд нахмурился. Он был христианский король, но не питал злобы к отдельным друидам, которые все еще сохранили свою старую веру. Ему нравился старик Мергвин. По правде говоря, он доверял ему Эрин много раз. И Эрин была права. Никакая опасность не грозила ей в хижине, запрятанной глубоко в лесу. Но Аэд не собирался уступать дочери немедленно. Он хотел, чтобы она как следует подумала об обязанностях, послушании и милосердии, необходимых для принцессы и жены.