Не любить невозможно

— Я… э-э… пока не знаю, что буду делать завтра, — солгала она. У нее тоже был выходной. — Возможно, будет заседание кафедры. Если да, то я не знаю, во сколько освобожусь.

— Ну что ж, значит, завтра я позвоню тебе и ты мне скажешь, есть у тебя время или нет. Хорошо?

— Хорошо, — промямлила она. Придется завтра отключить мобильный, а домашний переключить на автоответчик. — Она поднялась, и Норман тоже встал и, сцепив руки на затылке, сладко потянулся.

У Сюзанны пересохло в горле при виде этой широкой, сильной груди и крепких, вздувшихся мускулов. Она нервно сглотнула, не в силах оторвать от него восхищенный взгляд. Мужчина просто не должен быть таким красивым, это нечестно. Это же настоящее ходячее искушение.

Не без усилий ей удалось отвести от него глаза, пока он не заметил, как она пялится на него.

И только спустя полчаса, уже лежа, свернувшись клубочком, в своей постели, ей пришло в голову, что за весь вечер она всего лишь раз, под конец, вспомнила о своих неприятностях и страхах. А почему? Да потому что с Норманом она чувствовала себя спокойной и защищенной, словно находилась за каменной стеной. Еще ни с кем и никогда ей не было так хорошо.

А он еще утверждает, что вылеплен не из того теста, что его героический старший брат?

Сюзанна сонно улыбнулась и покрепче обняла подушку, представляя, что это Норман. Может, для кого-то он и обычный парень, но для нее он самый настоящий герой.

Весело насвистывая какой-то незатейливый мотивчик, Норман быстро шагал по выложенной плитами дорожке, окаймленной кустами жасмина и сирени, к небольшому двухэтажному симпатичному коттеджу, расположенному на тихой улочке на окраине города.

Стоял чудесный осенний день, один из тех, когда воздух свеж и прозрачен, желто-багряная листва подрагивает в легком дуновении ветерка, а солнце, уже не жаркое, но еще теплое, окутывает все вокруг своим золотистым сиянием.

И настроение у Нормана было под стать погоде — такое же бодрое и превосходное. Он вытащил связку ключей из кармана куртки, отпер дверь и ступил в успокаивающую, благодатную тишину родительского дома.

— Мам, ты где?! — прокричал он.

— Я здесь, на кухне, разговариваю по телефону, — отозвалась Клара Чейни. — Скорее иди сюда и поздоровайся со своим братом.

— Которым? — проворчал Норман и, быстро пройдя через холл и короткий коридорчик, оказался в чистой и уютной кухне.

— Со Стивом, — ответила Клара, протягивая ему трубку.

— Здорово, Большой брат, — сказал Норман. — Откуда звонишь? Почему не звякнул мне на мобильный?

— Пока не могу. Там, где я сейчас нахожусь, мобильная связь ни к черту.

— Ого! — воскликнул Норман. — Далековато же тебя занесло, братишка. А где это, если не секрет?

Секрет, разумеется.

— Ну хоть скажи, на каком континенте. Где-нибудь в дебрях Амазонки или в африканских джунглях? — поддразнил брата Норман.

Мать прислушивалась к их разговору и, судя по всему, была не слишком довольна его тоном.

— Меньше знаешь — крепче спишь, — отрезал Стив. — А у тебя как дела, малыш? Все никак не повзрослеешь?

Укол старшего брата нисколько не обидел Нормана. Зная Стива, он прекрасно понимал, что под его напускной ворчливостью скрывается искренняя привязанность, любовь и беспокойство за него. Если бы вдруг Стив заговорил с ним другим тоном, это, напротив, означало бы, что что-то не так. Норман хорошо знал, что они, четверо — три брата и сестра, — болеют друг за друга всей душой и, если понадобится, всегда придут друг другу на выручку.

— А куда мне торопиться? — ухмыльнулся Норман. — Мне всего двадцать девять, совсем юный возраст. Это ж ты у нас взрослый тридцатичетырехлетний дядечка, потому и ворчишь не переставая.

— Сосунок! — огрызнулся Стивен, вызвав тем самым довольный смешок младшего брата. — Скажи лучше, как мама?

— Ты же только что с ней разговаривал, что ж сам не спросил? — удивился Норман.

— Да я-то спросил, — посерьезнел Стив, — но ты же знаешь нашу мамочку. Окажись она даже при смерти, все равно будет твердить, что «все отлично, просто замечательно». Разве от нее услышишь правду?

Норман остановил нарочито внимательный взгляд на своей все еще хорошо выглядевшей, моложавой и стройной матери. Ей шестьдесят, но выглядит она лет на десять моложе, и только в глазах таится глубокая печаль об ушедшем муже и тревога за сыновей, работа которых связана с риском.

— Наша мамочка цветет и пахнет как майская роза, — поведал брату Норман. — Боюсь, скоро придется выставить у ее дома патруль, чтобы сдерживать чересчур пылких кавалеров.

— Ну и шуточки у тебя, Норман Фредерик Чейни! — возмутилась Клара, с трудом сдерживая улыбку.

— Все веселишься, маленький братец, — язвительно прокомментировал Стивен.

— Стараюсь, а как же иначе, — отбил удар Норман.

— Ну и молодчина. — Голос Стива сделался серьезным. — Знаешь, мы с Диком гордимся тобой.

— Спасибо, Стив. Для меня это очень важно, — признался Норман, почувствовав, как в горле встал ком. Он прокашлялся. — Ты там… это… смотри не лезь на рожон, ладно?

— Буду стараться, — отозвался Стив. — И ты тоже береги себя, братишка. И маму.

— Конечно. Можешь на меня рассчитывать.

— Я это знаю. Ну, передай еще ненадолго трубку маме:

На лице Нормана снова расплылась улыбка. В груди разлилось приятное тепло. Доверие Стива дорогого стоит, и он всеми силами будет стараться его оправдать.

— Сверхсекретный агент сверхсекретного федерального ведомства желает сказать вам еще пару слов, мэм. — Он протянул трубку матери.

— Шалопай, — проворчала Клара и с нежностью потрепала его по плечу. — Я испекла твое любимое миндальное печенье — вон там, в корзиночке. Если хочешь, свари себе кофе, пока я закончу разговор.

Норман звонко чмокнул мать в щеку.

— Ты у нас просто супер, мамуля!

Спустя минут десять Норман сидел за кухонным столом напротив матери, прихлебывал горячий кофе из своей любимой кружки с медвежонком и уплетал свое любимое миндальное печенье, посыпанное кокосовой стружкой. Было так вкусно, что он то и дело закатывал глаза и причмокивал от удовольствия.

— Надеюсь, в обществе ты так не чавкаешь, иначе в городе все решат, что Клара Чейни не привила своему младшему сыну хороших манер, — строго заметила мать, хотя в уголках ее губ играла улыбка.

— За кого ты меня принимаешь, мамуля?! — притворно возмутился Норман. — Я помню все твои уроки поведения за столом, будь уверена, и пользуюсь ими, когда нужно. Просто иногда так приятно немножко расслабиться и подурачиться.

— Знаю. — Клара улыбнулась. — Ты у меня молодец. Я горжусь тобой, как и всеми остальными детьми. И отец бы гордился.

— Думаешь? — с сомнением проговорил Норман.

Он не был в этом уверен.

— Даже не сомневайся, — заверила его мать. — Тобой отец гордился бы больше всех.

Норман удивленно взглянул на мать.

— Почему? Потому что я продолжил семейную традицию?

— Поэтому тоже, но это не главное. Главное, что ты ушел из дому упрямым мальчишкой, а вернулся настоящим мужчиной.

Норман почувствовал, как от переполнявших эмоций сдавило горло. Как бы он ни бунтовал против семейных устоев, каких бы глупостей ни совершал, семья приняла его обратно без осуждения и упреков. Он очень ценил это.

— Но конечно же, — продолжила Клара, делая вид, что не заметила охватившего сына волнения, — твой отец был бы вдвойне доволен тем, что ты пошел служить в полицию, не поломал семейной традиции.

Норман кивнул.

— А знаешь, — сказал он с некоторой долей удивления, словно это только сейчас пришло ему в голову, — дело даже не в традиции. Мне нравится быть полицейским, правда.

— Я в этом никогда не сомневалась, сынок. Служить закону в крови у всех мужчин Чейни. И ты не исключение. Я знала, что рано или поздно ты к этому придешь, как твои старшие братья.

— Кстати, о братьях. Что слышно от Дика? Что-то давненько он мне не звонил.

— А мне звонил вчера, — сказала Клара, тепло улыбнувшись. — У него все прекрасно. Передает всем привет. Обещает приехать на Рождество.