Страница 37 из 124
– Посадят ведь девочку, – укоризненно сказал я. – Адвоката хоть найди.
– Там в колонии она получит правильный урок жизни, – продолжая держаться за живот и морщась, заявил он. – А на адвокатов у нас нет денег. От государства положен бесплатный.
– Документы давай сюда, скотина, – сказал я.
– Какие документы? – испугано спросил он.
– Все что есть. Свидетельство о рождении, паспорт, страховка. Все неси.
Он поспешно метнулся в комнату и вернулся через минуту с большой жестяной коробкой в сопровождении Рафика.
– Жуть, – сказал мой напарник, – кровать и перекосившийся шифоньер. Больше ничего, даже половичка.
– Что есть за чудо такое шифоньер? – удивленно поинтересовался я.
– Шкафчик такой на ножках, – угодливо сообщил Петр Денисович, ставя на стол коробку.
– Сюда давай.
Это есть, – перебирая бумаги и откладывая в сторону, перечислял я, – это тоже... О! Фотографии. Потом разберемся, пригодится. Вот это тоже удачно, не надо теперь дожидаться возвращения....
– Э... , – проблеял хозяин и мгновенно получил по шее от Рафика, так что чуть не слетел с табуретки.
– Что э? – вроде не понял я, засовывая документы в карман. – Получишь паспорт сожительницы потом. И, – подумав, отправил второй туда же, – свой тоже. Придет по почте. Или в отделение милиции заходи, там будет. Как мне больше не понадобится, так и заброшу вашему участковому. Нам лишние бумажки ни к чему.
Соседи на тебя жалуются, – доверительным тоном сообщил ему. – Мы тут навели справки, прежде чем в гости идти. Не одна девочка рассказывает про наркош, таскающихся сюда, про крики по ночам, и как ссыте в подъезде.
– Клевета! – возмутился он.
– Все может быть, но ты мне активно не нравишься. Это ж дело такое, – пояснил я ему, – как следователь бумаги оформит, так дело в суд и пойдет. Про одно и тоже можно по-разному протокол написать. Угрожая физической расправой, послал падчерицу воровать, потому что на дозу не хватало. Или еще лучше – сексуально домогался к малолетней девочке, подглядывая в замочную скважину, когда она мылась, и трогал ее при всяком удобном случае за разные места. Что она все что угодно напишет, стоит только попросить, а я еще непременно расскажу про твое нежелание хоть что-то сделать для помощи, сомнения имеются? И свидетели найдутся твоего отвратительного поведения. Те же бабки во дворе и довольные возможностью избавиться от тебя и соседи, понимаешь?
Он сидел с видом человека, у которого разболелись зубы.
– Молчишь? Значит понимаешь.
Значит так. Срок тебе три месяца. Потом непременно приду, проверю, и если не сделаешь к тому времени, что скажу, загляну еще и с ОМОНом.
– Что сделать? – обреченно спросил он.
– Продавай квартиру и переезжай. Хочешь в другой район, хочешь на сто первый километр, мне без разницы. В этом районе притона не будет. Мне на участке наркоши не требуется. Сегодня я добрый, но в будущем могу и пакетик с героином найти. Понял?
Он обреченно кивнул.
– И радуйся, что просто не посадил или не отвел к нотариусу акт продажи написать в мою пользу. Дать тебе еще десяток раз по почкам, непременно потечешь и на все согласишься. Не такая уж и плохая квартира, убрать, ремонт сделать и желающие на нее найдутся.
Чтоб духу твоего вместе с бабой здесь не было! – на прощанье приказал я.
– Думаешь, послушается? – спросил Рафик на лестнице.
– Знаешь, не поленюсь навестить при случае. Скотина, хуже любого маньяка. У того голова не в порядке, а этот вполне соображает. Если бы сказал, вы ее запугали, она такого написать не могла, я старался, но у девочки трудный возраст, я бы хорошо подумал, не вешает ли нам Катя лапшу на уши про злых родителей. А так – с большим удовольствием по лестнице вниз головой спущу. Да и не нужен нам такой тип поблизости, еще встретит случайно на улице. Пусть мотает в какие Мытищи и портит воздух там.
– Без паспорта?
– Ничего, восстановит. Сходит в ментовку, заплатит штраф за утерю. Не станет он объяснять кто у него забрал докУмент. А мы можем официально открыть фирмочку по купле продаже на его имя.
– Послушай, – остановившись, спросил Рафик, – а как у вас с этим делом? Ну, наркоманы, извращенцы...
– Почти пять лет мы с тобой знакомы, – укоризненно ответил я, – четвертый год ты на острове живешь, а такие глупые вопросы задаешь. Идем, – открывая дверь на улицу, сказал я. – Не стоит здесь.
У всех есть свои уроды, – пояснил я на улице. – Попросился бы в Клан, сам бы скоро понял. Не захотел, теперь не разводи руками в недоумении. Некоторые вещи с соседями не обсуждаются. Семейные дела решаются в семье и никак иначе.
Педофилов разных и тому подобную публику, мы просто режем. Это тебе не Москва, каждый на виду, такие вещи не спрячешь. Гомики сами уходят. Есть такая возможность жить и рядом, и не со всеми. На равнинах вполне встречаются, а к нам в Клан даже проситься не станут – нечего им тут делать. Леха поставил задачу плодиться, размножаться и заселять земли, а это не по ихней части.
Мы, Народ, в массе своей такое... патриархальное общество, сам знаешь. Подобных типов недолюбливаем, но стараемся не обращать внимания, если они между собой дурью маются. С другой стороны при ограничении рождаемости – это даже выгодно. Часть конкурентов на благосклонность красавиц отсеивается сразу, так что кроме легкой брезгливости никакого физического воздействия.
Но бывают ситуации, когда ходят по грани. Вроде и не нарушают ничего, но жить рядом с такими типами крайне неуютно. Вечно готовы ножом без всякой причины пырнуть или маму за дозу продать. Вот тут существует церемония лишения имени. Тебе про такое не расскажут за бутылкой – это внутренние дела. Когда семья изгоняет одного из своих без права отмены приговора и с этого момента он считается чужаком. Не такое уж простое дело, мало ли какие отношения бывают. Вот я в свое время тоже был не подарок, но все в рамках определенных правил и борьбы за место в стае. Если что, меня бы половина рощи поддержала.
Так что это суд – с адвокатами, прокурорами, присяжными, в присутствии совершенно незаинтересованных посторонних пауков, определяющими правду ли говорят и если оправдают, будут большие неприятности у того, кто все это затеял. Чтоб такое произошло, надо всех достать по самое не могу. Или представлять опасность для общества. Вот Леха в свое время под это дело со своими прогрессорскими идеями мог попасть, но единого мнения бы не вышло, и никто даже не попытался организовать мероприятие. Так что очень редко бывает, но случается иногда.
Это не казнь. Ни в коем случае! Изгнание. Только идти-то ему некуда. Никто не захочет принять подобного к себе. Он никто и звать его никак. Мы представляемся такой-то из рода, из семьи. Ему и сказать нечего. Из имущества, только личные вещи, даже родители смотрят сквозь него и не желают общаться. Про остальных и говорить не стоит, а территория принадлежит семье, и места для него там нет.
– И что тогда делать? – спросил после размышления Рафик.
– Много разных вариантов, – открывая дверцу машины, пояснил я. – Жить самому, но непременно ограбят, убивать не будут – так даже унизительнее. Попытаться попроситься в другую семью, но очень мало шансов. Надо быть уникальным специалистом и даже при том всю жизнь будешь из милости жить и никогда не станешь в иерархии выше определенного уровня, будь ты хоть трижды Мастер или великий воин, а это тоже унизительно.
Поэтому чаще всего выбирают легкий вариант. Отправиться в лес и убивать зеленых, пока тебя не прикончат, или вообще самоубийство. Только иногда находятся такие... стремящиеся отомстить. Прийти ночью и убить бывших сородичей. Они винят не себя за произошедшие, а всех прочих. Тут уж его будет ловить вся степь. Поймают – повесят на тонкой веревке, чтобы шею не сломать, а медленно удушить и другим неповадно было. Очень неприятная казнь, долго может мучиться.
На этом лекцию считаю законченной, – садясь на заднее сиденье, поясняю ему, – твое дело крутить баранку, а если увидишь на острове кого, подпадающего под твое понятие извращенца, прежде чем бить его или еще что, спроси сначала умных знакомых – что делать можно, а что нельзя. Лучше всего меня. Потому что бывают такие клоуны, но вполне безобидные типы.... В нашем понимании.