Страница 5 из 5
Теперь коротко последний вопрос по поводу онтогенетического развития волевых действий в собственном смысле, когда нужно заставлять себя нечто сделать. Это диссертационная, уже хорошо разработанная, вполне законченная, защищенная работа ныне здравствующего когда-то бывшего моего аспиранта К. М. Гуревича, человека теперь уже отнюдь не молодого. Перед ним была поставлена задача — поймать момент зарождения и первоначального развития волевого поведения у детей. По ряду соображений были взяты дети дошкольного возраста, иначе говоря, раннего, младшего, среднего и старшего. Константин Маркович сначала вжился в детский сад, т. е. работал в нем на правах помощника воспитателя, так что дети к нему привыкли. Для опыта брали детишек, которые были по тем или иным причинам лишены прогулки, не в порядке наказания, а в порядке того, что у кого-то насморк, у кого-то еще что-то. Константин Маркович приносил им игрушки, которые, собственно, и были главным инструментом в этой работе. Игрушки мы подбирали очень тщательно, отыскивали их по магазинам, чтобы создать набор, подходящий к целям эксперимента. Нам нужны были такие игрушки, которые мы с Константином Марковичем называли глупыми, но очень привлекательными. Например, мне припоминается турник из пластмассы, на котором легкая фигурка человека, руки и ноги шарнирные. Механизм приводил в действие турник так, что этот акробат поворачивался то в одну, то в другую сторону, то опять в другую, то опять в одну, словом, это было монотонное движение, хотя пуск этой игрушки сразу привлекал к себе внимание, у нее была большая побудительная сила, выражаясь терминологией Левина. Вместе с тем она обладала тем замечательным свойством, что в нее играть было нельзя (с такого рода игрушками разумно играть нельзя), она через 2—5 минут надоедала, и ее можно было отобрать без всякого усилия. Поэтому опыт не затягивался.
Первые опыты шли по такой схеме: надо было что-то выполнить неприятное, неинтересное и нудное, при этом выполнение этого нудного занятия обусловливалось тем, что по окончании его ребенок мог поиграть в игрушку, которую ставили перед ним. Вариант этого опыта заключался в том, что (так же, как и в первом случае, проверив, что задание не выполняется ребенком без дополнительного мотива) игрушку не ставили перед ним, а показывали и убирали в шкаф. В одном случае этот привлекательный предмет был в поле восприятия, в другом случае — нет. Результаты были неожиданные, хотя и не очень: волевое, произвольное действие раньше идет при отсутствии побудительного предмета, чем в присутствии его. Мы проверяли этот вывод с мамами одним простым вопросом: если ребенок у вас плохо кушает, а вы ему обещали после того, как он съест, скажем, манную кашу, дать конфету, то что надо — обещать или положить конфету перед ним? Мамы согласно отвечали: конечно, не надо класть перед ним, иначе совсем прекратит есть кашу, а будет все смотреть на эту конфету. Мы получили сходные, аналогичные же результаты. Значит, легче в воображении иметь решающий мотив, чем перед глазами физический — это довольно парадоксально. В развитии, казалось бы, от внешнего к внутреннему, а здесь, наоборот, с внутренним образом лучше идет, чем с реальным предметом. Это первый парадокс.
У нас также были и процессуально привлекательные игрушки, с которыми можно очень долго хорошо играть, во всяком случае повторять и повторять действия. Игра заключалась в том, что пускался волчок, он сбивал шарики, установленные на маленьких платформочках по окружности. Чтобы возобновить игру, надо было разложить опять эти шарики по 4 штуки (три внизу и один наверху) на платформочки, а они были плоскими, шарики раскатывались, это была большая канитель — эксперимент по типу «любишь кататься, люби и саночки возить». А противопоставлялся ему эксперимент, шедший по социальному типу, т. е. через обусловливание не предметной обстановкой, а требованием экспериментатора, в данном случае Гуревича. Оказалось, что предметная необходимость действует слабее, чем социальная. Если первую ситуацию можно вместить в формулу «любишь кататься, люби и саночки возить», вторая ситуация вмещалась в анекдот насчет офицера и денщика. Денщик у себя возится и все время кряхтит и стонет. Офицер спрашивает: «Иван, что ты там кряхтишь?» — «Пить очень хочется». — «Поди, напейся». — «Идти не хочется». Прошло некоторое время, офицер служебным тоном говорит ему: «Иван». «Слушаю, ваше благородие», — отвечает денщик. «Поди принеси стакан воды». Бежит, приносит стакан воды. Офицер говорит: «Пей». Тот выпил и успокоился.
Получилось общее правило, что генетически произвольные действия возникают, во-первых, раньше, следовательно, проще, если можно так выразиться, при идеальном побудителе, чем при реальном, и — второй парадокс — скорее в социальном подчинении, чем в подчинении объективным предметным условиям. Вот и все. Тогда кое-что просвечивает. Например, когда нет социальной обстановки, т. е. нет требований со стороны окружающих, то мы заменяем это самокомандой: раз-два-три — прыгнул, что часто и практикуется в волевом действии. В общем, я бы сказал так: принимая во внимание несколько гипотез, здесь высказанных мною, можно сказать, что, исходя из этих гипотез, или вернее, опираясь на эти гипотезы, даже в каком-то смысле отталкиваясь от них, проясняются многие существенные факты, давно известные в психологии. Они приобретают какую-то стройность, какую-то возможность охватить эти разнообразные факты относительно узким кругом понятий, не выходить за их пределы, не призывать никаких внешних сил для их объяснения. Тут выявляется и природа волевого усилия, что совершенно оригинально. Почему выполнив волевое действие, человек чувствует себя так, будто он проделал огромную работу, хотя объективно она очень невелика? Потому что она шла на мышцах без предварительного тонуса, против тонуса. Это очень тяжело. Например, давно очень прочно, серьезно показано, что развитие моторики у детей раньше всего идет по линии развития тоники. Без тонической подготовки никакого движения нельзя рассчитать, оно не возникает. Поэтому медицинская идея о том, что младенцев, дескать нельзя носить на руках, пускай они лежат в кроватках — это неправильная идея. Получается отставание в двигательном развитии. Ведь когда ты его носишь на руках, он не как куль лежит, он все время работает тонически, т. е. у него напряжены мышцы, и это напряжение мышц подготавливает их к выполнению движений. Обычное физиологическое правило.
В качестве резюме по всей теме я мог бы сказать только одно, что этот самый грубый анализ фактов из области волевых действий в узком значении этого термина, конечно, отнюдь не исчерпывает психологической проблемы воли. Напротив, это не более чем введение.
Источник. Леонтьев А. Н. Воля // Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология. – 1993. – № 2. – С. 3-14.