Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 62

Но жизнь из нее уже ушла, тело остыло.

— Лейтенант?

Опустившись на колено и разглядывая труп убитой, Марк не сразу расслышал, что к нему обращается один из патрульных полицейских. Он словно бы и сам застыл на какое-то время, и ему не без труда удалось перевести дух. Поднявшись, он узнал молодого офицера-новичка.

— Корби, — спросил Марк, — чем мы располагаем?

Пока он выслушивал сообщение патрульного, все было хорошо. Так по крайней мере казалось. Прямо от места, где было совершено преступление, тянулся кровавый след к дому Энн Марсел. Оказалось, что миссис Энн Марсел сама вызывала службу спасения «911» и в настоящее время ее муж лежал на операционном столе в отделении реанимации.

Марк снова опустился на колени возле трупа той, что еще недавно была красивой и печальной женщиной.

Значит, ты боролась, девочка? Умница.

Эксперты-оперативники были здесь в полном составе. Они собирали образцы всего, что могло послужить уликами, особенно тщательно изучали тянувшийся к дому Энн Марсел кровавый след.

Ассистент коронера Хенри Лэпп сказал Марку:

— Ли сам этим займется. Я позвонил ему домой, он уже едет. Вы же знаете Ли, ему всегда кажется, что, если не доставить труп на вскрытие как можно быстрее, обязательно что-нибудь упустишь. Впрочем, этот случай, похоже, ясен как стеклышко. Ее искромсали ножом, но она оказала сопротивление и убийца побежал. Мы можем проследить весь его путь.

— Да, — согласился Марк, — может, парень сам все расскажет? Мы с Джимми едем в больницу. Попросите Ли не уезжать домой, пока я с ним не свяжусь.

И вот с тех самых пор они с Джимми торчат здесь, в больнице. Ждут. И наблюдают за миниатюрной блондинкой, укоризненно качая головами: почему женщины так часто клюют не на тех мужчин?

— Честно говоря… — он вдруг услышал, как сам произносит эти слова вслух, — разрази меня гром, если я что-нибудь понимаю насчет этого парня. Или его жены. — Он снова покачал головой.

Она не производила впечатления невменяемой, не была в истерике. Время от времени на глаза у нее набегали слезы, и, когда она слушала, потом отвечала, потом опять слушала, они медленно скатывались по ее щекам. Марк безмерно удивился, почувствовав, что, когда он посмотрел на нее, сердце вдруг бешено заколотилось у него в груди, а потом замерло. «Дурак», — раздраженно обругал он себя. Ему сотни раз приходилось бывать в подобных ситуациях, в том числе и в этой самой больнице. Он с уважением относился к страданиям родственников и близких преступников или потерпевших, но всегда умел профессионально соблюдать дистанцию и был готов задавать им вопросы: вежливо, уважительно, но и безжалостно, если требовалось. Сколько раз он видел женщин, рыдающих над своими мужьями или возлюбленными, но никогда так по-дурацки не испытывал желания утешить кого бы то ни было.

Странно, особенно если учесть, что эту женщину он считал полной идиоткой, раз она оплакивала беспутного гуляку.

Марк любил Новый Орлеан. Любил почти отеческой любовью. Здесь он вырос, знал все улочки, знал местное общество, знал все опасности и удовольствия, которые таил город. Новый Орлеан манил и давал приют любому, независимо от того, к какому кругу принадлежал человек, — продажным политикам, дряхлым красавицам-южанкам, музыкантам, художникам, писателям, любителям кофе, святым и набожным католикам, уличным негодяям с ножами, пистолетами и ядом за пазухой. А если все это оказывалось бессильным, у них в запасе оставались приемы мистической магии. Новый Орлеан — дрянной, гнусный город, в котором мужчине нужно на каждом шагу оглядываться и постоянно быть начеку. Но он же и дивный город, где, околдованные скорбными мелодиями, извлекаемыми из трубы печальным стариком, вкладывающим в музыку все свое сердце, застывают на площадях сотни зачарованных людей — белых, черных, кахонов, испанцев, северян, южан… Новый Орлеан — это очаровательное многоголосье местного французского говора, и витающий в воздухе запах вкуснейших кондитерских изделий, и аромат кофе, и роскошь цветников — словом, это бурлящий центр Миссисипи. Для многих Новый Орлеан был неотразимым, волшебным городом.

Однако Марк никогда не питал иллюзий относительно его опасности и склонности к насилию, хотя и не переставал его любить, несмотря ни на что. Думая о своем городе, он то и дело возвращался к насильнику и женщине, которую ему, к его собственному удивлению, так хотелось утешить. Да, Марк обожал этот город, но, черт возьми, бывал же он в таких местах и прежде, сиживал в ожидании момента, когда можно будет поговорить с какой-нибудь малышкой, лежащей на смертном одре, видел слезы на глазах жен или любовниц, не понимавших, как их возлюбленный мог совершить такое. Не сказать, что подобные картины его вовсе не трогали. Задевали, конечно. Чужую боль всегда тяжело видеть. Но за годы службы полицейский приучается воспринимать все это несколько отстраненно. Такова уж профессия.

Похоже, нынешний вечер будет нелегким. Он почувствовал необычное эмоциональное напряжение сразу же, как только прибыл к месту преступления.

И постепенно ему становилось все хуже и хуже. Может, отказаться от дела: пусть кто-нибудь другой им займется?

Но Марк не собирался отступать, он ясно отдавал себе в этом отчет и поэтому оставался вместе с Джимми в холле больницы.

Все казалось очевидным. Джина Лаво была актрисой стриптиза, у которой хватало подобных клиентов. Однажды она встретилась с художником, рисовавшим стриптизерок-проституток, они повздорили, и это привело к преступлению. Он ударил ее ножом, она сопротивлялась. Теперь она мертва, а он умирает. Печально, но просто и ясно. Эту книгу можно спокойно закрывать. Но, Господи, почему же он так скверно себя чувствует?! Боже, ведь это всего лишь его работа.

Марк устал. Ему хотелось все поскорее закончить. Нужно лишь дождаться: если Джон Марсел не умрет во время операции, может быть, он сможет говорить и сам расскажет о своем преступлении.

Марк увидел, что вышедший из операционной врач, проходя мимо Энн Марсел, положил руку ей на плечо, успокаивая, и направился к ним с Джимми, Это был человек лет пятидесяти пяти, очень солидный и на вид настоящий «профи».

— Джентльмены, — поздоровался он и пожал обоим руки.

— Ну что? — спросил Марк.

Врач неопределенно покачал головой:

— Нам понадобилось два часа, чтобы сшить его. Он потерял слишком много крови, то и дело впадает в забытье, боюсь, это закончится комой.

— Думаете, нам не удастся с ним поговорить? — спросил Марк.

— Во всяком случае, не сегодня. Сегодня мы будем делать все возможное, чтобы сохранить ему жизнь.

— И какие у него шансы? — поинтересовался Джимми. Марк видел, что он не сводит глаз с Энн Марсел, к которой в этот момент подошла медсестра. Энн кивала — похоже, благодарила ее, потом пошла следом за ней.

Женщина-полицейский, Холли, направилась было за ними, но медсестра остановила ее.

Они не собирались давать возможность копам поговорить с Марселем, но, кажется, разрешили его жене взглянуть на него.

— Вы позволите миссис Марсел на нега посмотреть? — вежливо поинтересовался Марк.

— Только шестьдесят секунд, — ответил доктор. — Только шестьдесят секунд.

— Миссис Марсел? — Любезная медсестра, которая отнеслась к ней по-доброму с самого первого момента, когда Энн ворвалась в больницу, сопровождая каталку, на которой лежал Джон, сейчас стояла рядом.

Она хочет сообщить, что копы готовы поговорить со мной, подумала Энн.

Энн ощущала присутствие этих копов с той самой минуты, как они здесь появились. Они деликатно держались в отдалении, пока все ждали выхода доктора, но, даже сходя с ума от тревоги, Энн тем не менее ощущала, что они здесь, что они за ней наблюдают. Она и сама рвалась поговорить с ними, спросить, нашли ли они того, кто напал на Джона, она хотела что-то делать, а не стоять вот так, умирая от страха, не в силах ничем помочь…

Но они смотрели на нее как-то странно. И тот, что напоминал усталого печального бурого медведя, и другой. Первый был высоким малым с плечами боксера и взглядом старого орла.