Страница 24 из 62
— Тогда почему вы считаете, что я подвергаюсь опасности?
Он несколько секунд смотрел себе под ноги, покачивая головой.
— Так почему же?
— Профессиональная интуиция.
— Вы не смеете третировать меня только из-за своей интуиции.
— Смею.
— Нет…
— Давайте смоемся отсюда, ладно?
— Нет, подождите! — продолжала настаивать Энн.
Но он не стал ждать. В следующий же момент она сидела в машине, куда он затолкнул ее, сложив чуть не пополам.
Сам он тоже сидел рядом: зубы стиснуты, глаза зорко наблюдают за дорогой. Она была в бешенстве, дрожала от гнева.
Он тоже казался раздраженным сверх всякой меры.
Но от него исходил такой изысканный лесной аромат. Ей захотелось ударить его, встряхнуть.
А еще ей так хотелось положить руку ему на плечо и сквозь мягкую ткань пиджака почувствовать тепло его мышц, ощутить его тело, скрытое под одеждой.
Глава 9
Она не спросила его, поднимется ли он с ней наверх, в этом не было необходимости. Поездка от клуба до ее дома заняла всего несколько минут. Припарковав машину, он тут же оказался у ее дверцы и помог ей выйти. Он быстро провел ее по дорожке к подъезду, втолкнул в дверь и взлетел с ней по лестнице на второй этаж.
— Ну что ж, спасибо, лейтенант, — процедила она сквозь зубы, роясь в сумочке в поисках ключа, потом вставляя его в замочную скважину. — Вам незачем было провожать меня, но…
Когда она открыла дверь, он подтолкнул ее внутрь, прошел сам и закрыл дверь за собой.
— Кто уполномочил вас копаться в этом деле? — спросил он.
— Мне не нужны никакие полномочия, чтобы пойти выпить в клуб, лейтенант, — бросила она ему в ответ, едва сдерживаясь. Положив сумочку на стул, она подошла к дивану и села.
Это было ошибкой. Он последовал за ней и, грозно нависая над ее головой, заметил:
— В Новом Орлеане полно клубов!
— Я слышала, что в этом — лучший джаз.
Он протянул руку и поднял ее с дивана.
— Это преступление и так достаточно сложное для полиции, чтобы еще и с вами возиться.
Она попыталась вырваться, но он, похоже, даже не заметил ее усилий.
— Я не просила вас опекать меня…
— Не хватало мне, чтобы вас убили, Энн.
— Меня не… — Она снова попыталась высвободиться, придумывая, что бы такое ответить. Он впервые назвал ее по имени? Кажется, так. В этом его обращении ей вдруг почудилось что-то до смешного личное.
— Меня… меня не собираются убивать, — сказала она и смущенно поперхнулась. — Я…
Этот человек был невыносим. Он хотел достать Джона. Он властен, упрям и назойлив. Громила. Ей следует пожаловаться на превышение полномочий полицейского.
Но вдруг Энн поняла, что не может найти слов. Хотела закричать, что он не имеет права находиться в ее доме, держать ее за руку так, как он держит. Но ей было приятно, что он здесь. О Господи, ей нравилось, как он держит ее за руку, как он пахнет, нравилось смотреть на его выбритое лицо, ощущать кожей прикосновение его пиджака, ей нравился этот его пронизывающий насквозь взгляд, он согревал и возбуждал ее. У нее пересохло во рту, она не могла сглотнуть, не могла думать. О Боже, она опять чувствует себя перед ним, словно маленькая школьница, пытающаяся играть с большими мальчиками. Но, Господи Иисусе, да, ей хотелось вступить в игру. Она едва знала этого человека, но ей нестерпимо хотелось прикоснуться к нему и чтобы он тоже к ней прикоснулся. Он был не просто красивым мужчиной, которым она могла бы восхищаться как художник. Она жаждала прикосновения. Ей непреодолимо хотелось почувствовать его.
Это все клуб. Дюваль прав. Он будоражил кровь, дразнил, соблазнял. С тех пор как она развелась, жизнь ее была слишком целомудренной: время от времени какое-нибудь свидание, дружба, вечеринки… Но ничего, подобного этому. Никогда не испытывала она такого острого желания — сорвать одежду с почти незнакомого мужчины и прижаться грудью к его груди, почувствовать на себе его руки, ощутить прикосновение этих гладко выбритых щек на своем теле.
«Этот клуб опасен! С тобой может случиться нечто непредвиденное», — сказала она себе.
Она видела, что губы его двигаются. У него был великолепный рот, чувственный, с благородным изгибом. Он все еще крепко держал ее, что-то втолковывая, они стояли очень близко друг к другу. С каждым вдохом в нее вливался его запах, и с каждым выдохом она слабела, внутренняя дрожь нарастала в ней.
— Вам пора… уходить, — прошептала она.
— Вы меня не слушаете.
— Слушаю. Вы считаете, что в клубе таится опасность и что мне следует держаться подальше от него.
— Что вы там делали? — прядь волос упала ему на лоб. Лицо было напряжено. Она ощущала, как захлестывавшие его чувства придавали все большую силу его рукам.
— Живопись Джона… — пролепетала она.
— Живопись? Вы глупышка…
— Но Джон не может быть виновен!
— Виновен ваш Джон или нет, в этом проклятом месте существует некое подводное течение, можете вы это понять? Даже улицы вокруг него опасны, Энн, вы ведь сами прекрасно это знаете. Говорю вам, вы…
Он осекся, продолжая смотреть на нее в упор. Она приближала свое лицо к нему. Ближе, ближе. Она смотрела на его губы.
И вдруг он неожиданно, почти свирепо впился ими в ее губы.
Его руки…
Она не могла противиться.
Он нашел ее рот и страстно, бешено припал к нему губами. Она ощутила, как его горячий язык, раздвинув ее зубы, проник глубоко внутрь. Это было гораздо больше, чем просто поцелуй. Внутри у нее вспыхнул огонь, который разрастался и пронизывал ее насквозь. Его рука коснулась ее щеки, спустилась на шею, потом начала нежно, дразняще и мучительно ласкать грудь сквозь тонкую ткань платья. Его поцелуй… Он пронзил ее, как удар молнии, заставил содрогнуться все ее существо, до самых интимных уголков. Разряд прошел по бедрам, по низу живота и воспламенил ее… Но так же внезапно, как это началось, так и закончилось. Он оторвал свои губы от ее рта и хрипло выдохнул:
— О Боже!
Рука его ослабла, и в следующий момент Энн уже опять сидела на диване. Он поддержал ее, видимо, поняв, что в противном случае она просто упадет, и сложил ей руки на коленях. Глаза его все еще были темны от страсти, лицо напряжено больше, чем когда бы то ни было, густая шевелюра встрепана. Он глядел на нее не отрываясь:
— Проклятие! — Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но застыл, словно пораженный.
Мысленно чертыхаясь, приглаживая волосы рукой, он зашагал к выходу. Потом, обернувшись, наставил на нее палец и грозно произнес:
— Держитесь подальше от этого проклятого клуба!
И громко хлопнул дверью.
Грегори провожал Синди до ее квартиры, находившейся в нескольких кварталах от клуба.
— Она собирается снова прийти, знаешь? — озабоченно сказал он ей.
— Она думает, что копы схватили не того. — Синди тряхнула головой. — Я боюсь за нее. Если она права, то может невзначай задеть опасную струну.
— Клуб — общедоступное место, здесь Америка. Она все равно будет приходить снова и снова.
— Грегори, ты серьезно собираешься отвести ее к Маме Лили Маэ?
— Придется. Она все равно пойдет туда, даже если я не поведу ее.
— Да, наверное, — согласилась Синди. — Только…
— Что — только? — спросил Грегори.
— Ну, болота. Господи, там ведь на многие мили ничего, кроме травы, воды, змей и аллигаторов. А когда темно, то уж там такая темень!.. А уж если начнется ураган, то это конец света.
— Такова природа Дельты.
Синди дрожала.
— Надо сделать так, чтобы никто не знал, что она туда собирается.
— А кто, кроме тебя и меня, может об этом узнать?
— Думаешь, никто не слышал нашего разговора?
Грегори оглянулся вокруг в нерешительности. Потом, снова посмотрев на Синди, сказал:
— Кажется, нет. Почему ты так за нее волнуешься?
— Не знаю. То есть даже если оставить в стороне Энн Марсел, Джина с Джоном, наверное, страшно боролись друг с другом. Может, они и не хотели этого, но в пылу борьбы… может, он действительно убил ее?