Пагода сна

«Хорошо, — уступила Кесея. — Вало, Исира и Диаса пусть возвращаются назад, а я с Алексой покажу нашим друзьям пару чудес этого мира».

«Вот это здорово!» — восхитился молодой странник.

«Всего пару снов, — напомнила высшая жрица. — Готовы?»

«Конечно».

Четверо путешественников влетели вслед за Кесеей в провал ворот, напоминавших вход в каменную башню. Странники оказались в сновидениях какого-то бритунийского стражника. Человеку виделись подземелья, освещенные светом чадных факелов. Сам он шел с подносом еды в караульное помещение, откуда доносился хохот подвыпившей стражи и дружный стук глиняных кружек. Внимание охранника приковала большая лоза сочного винограда, лежавшая на подносе. Стражник решил, что стоит представить несколько виноградин собственному желудку, прежде чем он отнесет поднос в караулку. Человек остановился, запустил свои пальцы в ягоды и принялся жадно пожирать виноград.

Потом странники углубились в сон офирского богача, но быстро покинули сновидение, ибо оно изобиловало такой непристойностью, что ни у кого из путешественников по эфемерному миру не возникло желания его просмотреть. Богач мечтал об оргиях с юными наложницами, и сны офирца переполняли обнаженные тела девушек, стонущих в сладких муках.

Кесея хотела возвращаться, но Таллок и Саттар упросили волшебницу повременить с обратной дорогой и пройтись по дороге еще пары снов.

Они влетели в сумрачный сон южного дикаря. Негру снилось, что его преследует леопард. Он так боялся, что его страх передался всем непрошенным гостям сновидения. Зембабвиец слышал частое дыхание хищника, чувствовал его желание отведать свежей крови.

Сон негра не был похож на сны цивилизованных людей. Основное место в нем занимали воплощения первобытных инстинктов вперемешку с суевериями. Разобраться в происходящем было трудно, основной информацией, которую можно было прочесть, являлись чувства. Сцена с леопардом медленно перетекла в сцену охоты на газель, и волна слепящего охотничьего азарта ударила по невольным свидетелям сна. Потом показалась колонна жертвенного идола, перед которой негр испытывал благоговейный страх, граничивший с ужасом, не дававшим забыть о могучем и злом божестве. Зембабвиец считал, что, если он будет плохо кланяться богу, великий демиург поразит его молнией.

Еще странники видели глазами человека, как шаман племени открывает сезон охоты. На земле вырисовывался силуэт животного, который чернокожие воины поражали под звуки барабана своими длинными копьями.

После этого путешественники вмешались в другой сон, и Кесея предупредила, что, несмотря ни на какие уговоры, этот будет последним.

Им удалось забраться в сны какого-то кхитайского лавочника, торговавшего посудой. Сновидение человека наполнял мелодичный звон, и раскрашивали краски преимущественно светло-синего и оранжевого оттенка. Поведение кхитайца даже во сне отвечало всем правилам этикета: ответить на вежливость собеседника, задать нужный вопрос в нужное время, показать свое уважение к старшим и богатым.

Затем верховная дева-брамин велела возвращаться назад, сетуя на то, что они итак уже порядком задержались. Странникам вновь пришлось пройти причудливый мир непонятных предметов, сложенных в беспорядок, который уравновешивали странные законы. Мир сменил разноцветный хаос красок, а его место заняла серая и пустая мгла обыкновенной дремоты.

Конан проснулся. Алекса и ее наставница уже пробудились ото сна. Таллок и Саттар медленно приходили в себя.

Светило утреннее солнце, разбрасывая по земле пучки ярко-желтых лучей. Грузные тучи, словно молчаливая армия, двигались с запада на восток.

Диаса и Исира, покинувшие эфемерное пространство раньше, готовили завтрак. Палач Вало стоял на часах, вглядываясь вдаль. Не проснулась только Алиэль.

Девушка продолжала спать, мягко прислонившись к плечу варвара. Конан, повинуясь внезапному желанию, хотел с силой встряхнуть ученицу Кесеи, чтобы та вернулась в настоящий мир. К чему этой девчонке опасные игры? Зачем ей просторы иллюзий, где царствует проклятый ученик Гипнос-Рена? Киммериец удержался только благодаря тому, что знал, Алиэль его не услышит и не очнется ото сна.

— Кесея, — обратился Конан к верховной жрице. — Ты когда-нибудь рассказывала Алиэль о том, что случилось с Иллани, вздумавшей прогуляться по миру снов в одиночку? Волшебница покачала головой.

— К чему? Страх — плохой помощник в стране сновидений.

— Тогда молись всем богам, чтобы юная чародейка не нашла эту злосчастную обитель. Если она встретится с Шао Луном, ей конец.

— Она справится, Конан, — сказала дева-брамин Сна, но в этот раз ее голос прозвучал менее уверенно. И уж, тем более, он не мог убедить киммерийца, который не видел в этой затее с поиском ирреальной Пагоды Сна ничего хорошего.

Оставалось надеяться, что юная дева-брамин не попадет в ловушку, расставленную коварным колдуном. Надеяться и ждать.

Глава XIII

Степь казалась совершенно чужой областью для дев-браминов. Конан и Таллок, постранствовавшие немало за свою жизнь, могли ориентироваться в голом пространстве почти полностью лишенном растительности. По лицу Вало нельзя было прочесть вообще ничего — огромный вендиец сохранил бы свой бесстрастный вид, даже если бы странники ехали через царство мертвых.

Юноше было интересно, умел ли вообще гигант удивляться.

Лошадей Кесея приобрела хороших — скакуны не уставали за время долгого пути и требовали малого ухода.

Алиэль, прибывавшую в глубоком сне, пришлось уложить на повозку со скарбом. Девушка спала настолько крепко, что не реагировала ни на чей-либо голос, ни смену дня и ночи. Казалось, уже ничто не в силах ее пробудить и она навсегда останется недвижимой, с ее сознанием, запечатанным сном.

Время неспешно перевалило за полдень, и солнце качалось высоко в небе, надменно улыбаясь девятерым путешественникам.

Конан резко взмахнул рукой, призывая остановиться. Повинуясь приказу варвара, странники натянули поводья. Киммериец спешился и, оставив коня, побежал вперед в северо-западном направлении. Отмерив сто шагов, он замер и склонился над землей. Вало, Алекса и Диаса остались в седле, в то время как Кесея. Саттар, Исира и Таллок пошли посмотреть, что же такое необычное привлекло внимание варвара.

Не доходя до странного места двадцати шагов, Таллок первым разглядел, чем заинтересовался киммериец. Конан сидел на земле, участок которой разительно отличался от почвы, характерной для степи. Пятачок, около ярда в диаметре, был совершенно белым. Возможно, землю покрывала соль, хотя скорее это походило на пыль — частички белого порошка казались совсем крошечными.

— Что это? — спросила Конана верховная жрица.

— Я не знаю, — откровенно ответил северянин. — Впервые вижу такое.

Таллок склонился над землей рядом с киммерийцем. Юноша сгреб щепотку белого порошка и медленно пропустил его сквозь пальцы.

— Зола какая-то… Или прах.

Конан пошарил пальцами в куче пыли и извлек оттуда кость.

— Кто-то сжег здесь человека! — почти в ужасе закричал Саттар. — Кровожадные колдуны!

— Успокойся, старик. Это всего лишь позвоночная кость лошади. Но сомневаюсь, чтобы кто-то тут разводил костер — следы бы остались совершенно другие.

— А что ты скажешь на это? — Таллок обнаружил в белом песке человеческий череп с зияющими провалами глазниц.

— Да, похоже, здесь расстался с жизнью не только конь. Наверное, что-то напало на всадника и пережевало его вместе с конем. А кости выплюнуло вместе с этим порошком.

— Это жертвенник, Конан! — с пугающей уверенностью провозгласил Саттар.

— Я знаю обычаи мунганов. Степняки никогда не приносят человеческих жертв, чтобы задобрить богов.

— Значит, что-то заставило их изменить традиции.

— Может, это вовсе не мунганы, — сказал Таллок. — Вдруг по степи бродит чудовище, пожирающее людей и отрыгивающее эту белую дрянь?