Колючая Арктика

Ночь. Спят за стеною дочери — Окся, Ярхадана, Чэнди! — и стрекот пишущей машинки не в силах их разбудить. Спите, мои воробышки, спите синички мои золотые, виноват я перед вами, что не мог сохранить вам мать… Не знаю, как вы воспримите ту женщину, которая тайком приходит ко мне по ночам? Которая клянется мне в вечной любви!.. Да, у нее есть и свои дети, и я их буду любить как вас. И муж есть у этой женщины, но… Не любит она его, меня любит… А может быть, и не любит?.. Не знаю, не знаю, мои ласточки, ничего не знаю…

Опять кто-то воет?! Точно, воет. Она, Пайпэткэ!.. Пусть голос безумной Пайпэткэ не прорвется сквозь ваш сон… "Отпустите меня, а то удавлюсь!.. Звери, все звери!"

Пайпэткэ… Великому Юкагиру дорог этот человек. И услужливая память переносит Семена в далекий сорок третий год… Стойбище в Олеринской тундре и девушка-красавица девятнадцати лет от роду… Нет, нет, он не помнит, как ее звали и вспомнить не может, но он назвал ее — Пайпэткэ.

Зимой, когда пастухи уезжали из стойбища в Андрюшкино попьянствовать, его заставляли охранять стадо. Его- ещё не Великого Юкагира, а мальчонку и эту придурковатую красавицу Пайпэткэ — героиню его будущего романа, выдержавшего много изданий.

Дурости в Пайпэткэ хватало. Главным своим занятием в жизни, она считала ловлю… вшей. Ловила и подсчитывала их количество. Скрупулезно. Грамотная была, два класса окончила. В счете заложена идея. Говорила:

— Доведу их количество до миллиона и все вши покинут немедленно стойбище. Люди сразу станут счастливыми и не будут обижать друг друга.

Мальчишки — голодные, грязные, обовшивленные! — подкидывали ей необходимый для счета материал, подкидывали ей это раскормленное, вздутое от человеческой крови, зверье. Верили и не верили в предвиденье, но за счетом следили. А вдруг?!.

За сумасшедшей Пайпэткэ нужен был глаз да глаз-оставлять ее без присмотра было нельзя. Когда девушке казалось, что слежки нет, Пайпэткэ пробиралась на кладбище, разрушала старые могилы, сжигала кресты. И в этом была жизненная философия! "Не надо этих знаков на земле! Они напоминают о смерти, а человек рожден для жизни. Только для жизни!"…

— Но люди же умирают! — пытались оленеводы пройти по извилинам ее воспаленного мозга.

Пусть умирают. Смерть-благо. Не было б смерти, люди давно бы истоптали землю. Пусть умирают, но знаков ставить не нужно.

Она не ладила ни с кем. Злобно ругалась со всеми, при этом щедро разбрызгивала слюну из искаженного ругательствами рта. В такие минуты красота ее блекла, искажались черты лица, напоминая о старости и о смерти.

Подвыпивший бригадир-трезвым его никто не помнил! — награждал Пайпэткэ затрещинами — "Паскуда! Кишкомотательница!".

Она пряталась за печь раскаленную и оттуда, недосягаемая для бригадира, вопила, строила отвратные рожи.

Бригадир боялся к ней приближаться — еще толкнет, дура, на раскаленную печь! — но вожжами доставал. Бил с оттяжкой. До кровавых рубцов!..

Писатель зябко ежится: эти вожжи и на его спине оставляли следы!..

Все умны задним числом, но тогда, оставаясь один на один с безумной Пайпэткэ, с этой безумной красавицей, Сенька Мюнхгаузен сам строил ей рожи и кривлялся не хуже ее. А она в ответ только смеялась…

Но, странное дело, из всех обитателей кочующего тордоха, она выделила именно его — Сеньку Курилова по прозвищу Мюнхгаузен.

— Не троньте его! — вопила она, когда избитый Сенька прятался за ее спиной. — Вы не знаете, а я знаю: он будет лучшим из всех юкагиров. Он будет Великим Юкагиром.

Она гладила шершавой ладонью мальчишечью макушку и вытаскивала сытых вшей из сальной шевелюры. Утешала:

— Терпи. В твоих глазах нет пустоты, в твоих глазах богатое выражение и жизнь твоя будет богата впечатлениями.

— У-у, паскудина! — бригадирские вожжи доставали сразу двоих.

Вскакивала, не пряталась-ведь она защищала не только себя, но и Великого Юкагира!

— Не дам! Не дам никому истоптать этот ясный цветок!..

Ей так и не удалось счет вшей довести до миллиона, выдали девушку замуж за вдовца и она навсегда исчезла из жизни Семена Курилова. Исчезла из жизни, чтобы родиться на страницах романа.

Жива ли она сейчас?.. Должно быть, жива. Молодая была совсем. Мальчишки и взрослые считали ее дурой, ненормальной. Без царя в голове. Но откуда тогда в ее бедной головушке помещались бесчисленные предания и легенды, которые, как посох великану, служат путеводной звездой, блужающему в романных строках молодому юкагирскому писателю?.. Арктическая Арина Радионовна!..

Романы Семена Курилова "Ханидо и Халерха", "Новые люди" и повесть "Встретимся в тундре" переведены на русский язык Романом Палеховым. Несчастная тундра. Тундра вчерашнего дня. Для всех — вчерашнего, но он — Семен Курилов Великий Юкагир — дышит ею сейчас. Картины вчерашней тундры сегодня перед глазами.

Великий Юкагир осторожно прикрывает дверь в соседнюю комнату, чтобы заглушить стук пишущей машинки — спите, дети мои, и пусть вам снятся радужные сны! — садится за маленький полированный столик и по-русски — переводчику нужен подстрочник! — пропечатывает первую фразу своего второго — из трех задуманных! — романа, написанного на языке юкагиров:

"Суровая тундра простирается между сибирскими реками Индигиркой и Колымой. Суровы все тундры, но эта озерная, самая северная…"

МЕДВЕЖИЙ КАПКАН

Cергей Гаранин перевозил доски в Билибино. Ехал ночью и даже в Погындинской гостинице останавливаться не стал. Диспетчер за шоколадку и красивые глазки поставила ему необходимый штамп в путевой лист "Отдых — 4 часа". Без обязательного отдыха в Погындинской гостинице рейс не засчитывают — профорг Лямин расстарался.

Перед "курским вокзалом" Гаранина все-таки сморило и он, съехав на обочину, решил поспать с полчасика.

"Курским вокзалом" водители называют развилку неподалеку от Билибино — отсюда, с "курского вокзала", расходятся дороги на золотоносные прииски «Алискерово», "Весенний", "Стадухино"…

Сергей Гаранин спал, а маленькая лампочка-подсветка высвечивала железную табличку:

ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПЕРЕВОЗКА ПАССАЖИРОВ.

СОН В КАБИНЕ С РАБОТАЮЩИМ ДВИГАТЕЛЕМ.

СКОРОСТЬ ВЫШЕ 60 КМ В ЧАС.

РАБОТА БЕЗ ОТДЫХА СВЫШЕ 12 ЧАСОВ.

Гаранин в эту минуту нарушал второй пункт. А вообще, он уже успел нарушить все пункты, читай их хоть сверху вниз, хоть снизу вверх! А чего бояться?! Автоинспекторы на зимних дорогах — редкость. А, если и попадаются, то — ручные.

Проснулся Сергей Гаранин ровно через полчаса. Включил дальний свет и в пронзительном луче увидел сверкнувшие глазищи. Ослепленное животное выбежало на дорогу и бросилось наутек.

— Песец! — закричал Гаранин. — Чтоб мне с места не сдвинуться, песец!

Это был уже не первый дикий песец, увиденный им. К первому своему песцу он подобрался с простой палкой. И убил. Сам и выделал шкурку. С кроликами ему приходилось возиться, а тут — та же наука!

Первую свою шкурку он продал дешево. А, когда продал, понял — прогадал, можно было содрать и дороже.

По «наследству» Сергею досталось ружьё и он вступил в общество охотников — три рубля взносов в год! Возьмите и подавитесь! За все деньгу гребут! — И, примерно, с середины зимника в кабине его «Урала» всегда лежала наготове «тулка». "Тулка" летчика Сергея Щеглова, из которой он не сделал ни одного выстрела.

— Ах ты, псина! — первой мыслью было поймать зверька на мушку, но понял, дробь на такое расстояние не достанет. — Догоню! — пригрозил Гаранин и нажал на газ.

Послушный хозяину, отрегулированный «Урал» тотчас, как гончая, набрал скорость. У Гаранина и мысли не было, чтобы догнать, но тот — глупышка! — бежал по центру дороги, не сворачивая, лишь изредка оглядываясь, беззвучно тявкая. Расстояние сокращалось. Уже явственно различалась песья мордочка зверька, острые зубки хищника и дрожащая мордочка.