Страница 42 из 73
— Кругом бардак и обман… — пропел Никита закрывая окошко браузера и обернулся к вопросительно смотрящей на него Миле.
— Певец, блин! — усмехнулась она. — Ну что готов? Едем?
— Слушай, Мил… — сказал Никита, когда они снова сели в машину, — телефон Чирук все равно пока не отвечает, стало быть время у нас есть в некотором количестве… Может, давай, заедем к тетке моей. А то неудобно получается… не встретил ее тогда… а тут и вовсе исчез, всю неделю ни слуху ни духу. Она, наверное, обиделась, да и волнуется!
— Конечно, волнуется!.. — в голосе девушки явственно слышалось ехидство, — мальчик ведь маленький совсем… вдруг описался и ходит в мокрых штанишках, сменить некому.
— Какая же ты грубая все-таки! Ты хоть каких-нибудь своих родственников знаешь?
Мила покосилась на него и не ответив, вдавила педаль газа, рванув автомобиль с места, только скаты завизжали.
— Фиг с тобой! — сказала она, когда джип выкатился обратно на проспект Науки. — Показывай, куда ехать.
— От, хорошо! — обрадовался Никита, — Осталось все же в тебе что-то человеческое… Ладно, ладно… не сверкай глазами! Сейчас я ей позвоню, чтоб дома была… на светофоре, пожалуйста, направо! Заодно порасспрошу, не интересовался ли кто моей скромной персоной.
Тетушка оказалась дома и явно обрадовалась звонку Никиты, хотя нотки обиды в ее голосе явственно чувствовались. Да, конечно, она будет дома. Конечно заезжай. Будешь не один? С девушкой? Ну и хорошо, что с девушкой… гостям всегда рады.
Зайдя в подъезд типовой панельной девятиэтажки, в которой жила тетушка, Никита, было, отправился к лифту.
— Пешком пойдем, — остановила его Мила.
— Восьмой этаж!
— Ничего… тише едешь… — она начала подниматься по лестнице.
Никита вздохнув отправился следом.
— Боишься с лифтом что-то могут сделать?
— It is possible.
— Интересно… а автомобиль на улице без присмотра бросать не боишься?
— Если там что-то изменится, я это почувствую.
— Ты это, Мил… — сказал Никита, бросив выразительный взгляд на ее сомнительной длины красную маечку с большой черной надписью «Fuck House», — Теть Женя, она, дама старой закалки и, каждую девушку, со мной, считает моей невестой. Считает, что она ответственна за меня перед моей матерью… Начнет с расспросами лезть… Короче, старайся ее не провоцировать… ну и… вообще поменьше разговаривать!
Девушка только фыркнула в ответ, что по-видимому должно было означать: «Молчу как рыба. Разбирайся сам со своими родственниками».
Евгения Петровна — тетка Никиты по матери, была полной, добродушной но чрезвычайно ответственной женщиной. Когда-то она юной девушкой приехала с Урала в Н-ск, следом за мамой Никиты. Поступила в Сельхоз, вышла замуж, а после окончания учебы уехала с мужем-агрономом в райцентр, где всю жизнь проработала бухгалтером в конторе. К пенсии доросла до главбуха. Среди коллег она слыла кристально честным и скрупулезным до мелочей работником, иногда даже занудой, словом, полностью соответствовала своей профессии. Начальство было ей довольно, однако по пришествию должного срока, без разговоров отправило ее на пенсию, освобождая место для молодых, перспективных. К тому времени эта должность стала иметь совсем другое значение, чем при развитом социализме. Она, не споря, ушла. А после смерти мужа, не долго думая, распродала все хозяйство, роскошную пятикомнатную квартиру и купила однешку в Академгородке, поближе к сестре. Своих детей с мужем Иваном Егоровичем, бог ей так и не дал, по этой причине Никиту, единственного сына любимой старшей сестры, она воспринимала, как своего собственного, следила за его судьбой и очень переживала, видя, какая у него несерьезная малооплачиваемая работа и неустроенная личная жизнь.
«Дзынь-дзынь» отозвался старенький звонок. Визгливо затявкала собачонка, за дверью зашлепали тапочки.
— Кто там? — бдительно спросила из-за двери тетушка, очевидно не доверяя глазку.
— Это мы! — бодро ответил Никита, отметив про себя что взойдя на восьмой этаж, он даже не запыхался.
— Вот и хорошо, что вы! — металлическая дверь открылась наружу, выпустив пушистый клубок, который, превратившись в собачку, принялся прыгать вокруг, вставая на задние лапы и истово трепеща хвостом, выражая тем самым крайний респект гостям. Тетя Женя, одетая в светлые брюки и светлую же блузку, само олицетворение приветливости, отступила вглубь коридора, давая проход. Никита пропустив вперед Милу и шмыгнувшую следом собачонку, зашел последним, закрыв за собой дверь. В коридоре началась обычная в таких случаях суета. Не смотря на вежливые отказы, гости были наряжены в тапочки и строем отправлены на кухню.
— Теть Жень… да мы не надолго… нам еще в город надо сегодня успеть по делам.
— Успеете! Какие ваши годы. Никита — мальчик мой… успевает всюду тот, кто никуда не торопится! — журчала тетушка, подталкивая его в спину.
На кухне все было готово к основательному чаепитию. На покрытом узорчатой скатертью столе, стояли три красивые фарфоровые чашки для чая, вазы с печеньем и конфетами, большая тарелка с пирогами личного тетиного изготовления, хрустальные розетки с вареньем и медом. В углу стола, закипев, щелкнул выключателем серебристый чайник. Евгения Петровна усадила их рядышком, как голубков, а сама села напротив, оценивающе разглядывая Милу.
— Ну теть Жень, ты в своем репертуаре! Тут и двумя часам не обойтись… — сказал Никита, извиняюще скосив глаза на свою спутницу. Но та казалась невозмутимой, как египетская кошка.
— Познакомь меня, Никита, со своей девушкой!
— А… ну да… извините! Это Мила! А это Евгения Петровна — моя любимая тетя!
— Очень приятно! — сказала тетушка, обращаясь к Миле, та старательно улыбаясь кивнула в ответ.
— Вы знаете… — продолжала тетушка, — мне ведь Никитка как сын… еще маленьким его нянчила, на руках носила… А уж когда Верочка померла, — тетя сделала трагическую паузу и даже смахнула с уголка глаз воображаемую слезинку, — совсем ведь мальчишка без присмотра остался. Хорошая девушка ему нужна… жениться давно пора…
Мила продолжала ей улыбаться и кивать головой, как китайский болванчик. Никиту начал разбирать смех. Он старательно сдерживался.
— А Мила — это… — начала тетя.
— Мила — это Мила! — поспешно остановил ее Никита. — Имя такое — Мила… Ну как Мила Йович…
— Ну ладно… — тон тети стал притворно обиженным, — А что ты все за нее говоришь? У нее что, языка нет?
— А он мне запретил разговаривать! — неожиданно сказала девушка. Никита попытался ущипнуть ее под столом за бедро, но она отпихнула его руку и сама ткнула локтем в бок. — Сиди, говорит, и молчи — может, за умную сойдешь…
— Никита! — укоризненно посмотрела на него тетя. — Ну давайте чай пить! Никита, ты черный будешь, как обычно?.. А вы Мила какой пьете? Зеленый? Слушайте ребятки, а может вы кушать хотите, а то я забыла предложить… у меня картошечка есть с грибочками. Не хотите? Ну смотрите… А может по рюмочке коньячка или наливочки? Что? Мила за рулем? А ты Никита? Не хочешь? Ну ладно… давайте Мила, я вам чайку налью…
Беседа потекла в нейтральном ключе. Тетушка жаловалась на жизнь, на свою никому ненужность. Никита с удивлением обнаружил, что все мысли в ее голове совпадают со словами, которые она говорит, разве что, опережая их на несколько секунд. Вот уж воистину, что думает, то и говорит. Для порядку он возражал тете, утверждая обратное, что все уральские родственники ее уважают и он сам Никита считает ее буквально, второй матерью. Он знал, что она хочет услышать от него, поэтому и говорил, как ей хотелось. Наконец Мила, которой видимо прискучило слушать эти домашние терки, попросила разрешения пойти покурить на балкон. Разрешение разумеется, было немедленно получено и она удалилась из кухни смешно семеня ногами, чтобы с них не свалились большие, на три размера больше, мохнатые тапки. Тетя Женя с хитрым прищуром посмотрела ей вслед, покачала головой с осуждением.