Пленница

Девушка бежала стремительно, но он еще быстрее. Он настиг ее на середине реки, и даже сейчас, во сне, помнил предшествовавшее этому мгновение. Смеясь, она повернулась к нему. При этом ее волосы, темные как вороново крыло, совершенно прямые, ниспадающие густым водопадом до бедер, взметнулись, словно черная шаль. Прерывисто дыша, она продолжала смеяться. У нее не было никаких шансов, и девушка знала это. Она и не хотела ускользнуть от него.

Он коснулся ее, и они вместе погрузились в прохладную пенящуюся воду. Потом он поднялся, а девушка встала на колени, глядя на него. Он потянулся к ней и заключил в объятия. В тот день она была во всем белом. Он и сейчас помнил, как снял с нее платье и бросил в воду.

Они любили друг друга в воде, и солнце то освещало их, то скрывалось в облаках. Потом они лежали под низкими ветвями сосны и строили планы, как и любая молодая влюбленная пара, у которой вся жизнь впереди.

Они снова смеялись, когда пошли вниз по течению, чтобы найти ее белое платье из оленьей кожи.

Он заметался во сне. Девушка опять убегала. Он пытался поймать ее, но не мог догнать. Когда она обернулась, ее смех смолк…

Она исчезла. Стоя в темноте, он увидел спину мужчины. Белого мужчины, стоящего на коленях; плечи его содрогались от рыданий.

Это был его брат, и Джеймс забрал у него свою жену.

Она лежала в гробу, который он и Джаррет сделали из толстого ствола кипариса, как и маленький гробик для Сары. Такой маленький! Детский гробик.

Джеймс одел Наоми в платье из белой оленьей кожи. Она сохранила его с тех пор, как они стали мужем и женой. Наоми была прекрасна, прекрасна даже на смертном одре. Никаких следов лихорадки не осталось. Платье отливало необыкновенной белизной на фоне гладкой бронзовой кожи и черных как смоль волос.

Внезапно ему почудилось, будто он стоит в темноте. Гроб был далеко. Джеймс оставил его в погребальной пещере, затененной деревьями. Рядом были все вещи Наоми: горшки и сковороды, одежда, бусы и ожерелья. Он видел пещеру, но чувствовал: что-то не так. Джеймс заглянул в гроб…

Но в нем лежала не Наоми, а она. Он отчетливо видел каскад ее сверкающих рыжих волос. На ней было белое платье с вышивкой и кружевами. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она вдруг поняла, что лежит в гробу, и закричала. Гроб наполнялся кровью. Она тянула к нему руки, звала его…

Джеймс задрожал, обливаясь потом, и проснулся. С трудом переведя дыхание, он посмотрел в окно: уже занимался рассвет. Застонав, Джеймс откинулся на подушки. Как ни странно, после ночного кошмара он погрузился в спокойный крепкий сон. Он подумал, что вновь грезит, когда послышался стук в дверь.

— Господин Джеймс, господин Джеймс, кофе, сэр! Это наверняка пришла помощница кухарки, Долли, пышная женщина, в жилах которой текла багамская и индейская кровь.

— Ну, тогда подавай! — крикнул Джеймс, повернувшись на бок спиной к двери. Какая жуткая ночь! Но теперь он проснулся и уже не заснет. В доме брата он совсем обленится, если не возьмет себя в руки.

Он вновь закрыл глаза.

— Черный или со сливками, господин Джеймс? — услышал он у себя за спиной. Эта чертова женщина никак не оставляла его в покое.

— Я сам все сделаю, спасибо! — рявкнул Джеймс.

— Вылить на голову или плеснуть в лицо? — шутливо осведомился голос.

Джеймс подскочил и повернулся. Мисс Тила Уоррен, свежая, как весенний цветок, в желтом муслиновом платье, облегающем высокую грудь, стояла у его кровати с чашкой кофе в руке. У Джеймса возникло неприятное опасение, что кофе сейчас выплеснут на нижнюю часть его тела.

— Если вы собираетесь опрокинуть на меня эту чашку, позвольте посоветовать вам не делать этого.

— Да что вы, мистер Маккензи! Поскольку я живу в доме вашего брата, то пытаюсь наладить с вами мирные отношения.

— М-м, — усомнился он, натягивая на себя белую простыню, ибо лежал совершенно нагой, о чем девушка, несомненно, догадалась. Но казалось, ее это ничуть не смущало. Она спокойно ждала ответа по поводу кофе.

— Черный! — бросил Джеймс, взяв у Тилы чашку, чтобы она не успела нанести ему урон.

Легкая улыбка заиграла у нее на губах.

— Я не замышляла ничего дурного.

— Но вы могли случайно…

— Я очень осторожна.

— Вы — настоящая южная красавица, и уверен, все случайности планируете заранее… Вы что, привыкли подавать кофе мужчинам в постель?

Помолчав, Тила пожала плечами:

— Вообще-то нет. Прежде мне не представлялось такой возможности.

— Сомневаюсь, что это подобает столь воспитанной молодой леди.

— Верно.

— Увы, мисс Уоррен, боюсь, вам придется гореть в аду.

— Да, грехов у меня много, поэтому скорее всего это меня и ждет. Хотя и не за то, что принесла вам кофе.

Джеймс пил кофе, разглядывая девушку, все еще стоявшую у его кровати. Ее длинные волосы, тщательно расчесанные, каскадом рассыпались по плечам. Даже в будничном платье она выглядела неотразимо.

Проклятие! Джеймса снова охватило возбуждение, и он подтянул колени, чтобы скрыть это.

Тила села у него в ногах.

— Мисс Уоррен, что вы делаете?

— Пытаюсь заключить мир.

— Здесь не место…

— Мистер Маккензи…

Он поставил чашку на ночной столик и так резко подался к девушке, что чуть не сбросил с себя простыню. Обхватив запястья Тилы, Джеймс прижал ее к себе.

— Ну-ка, ну-ка, мисс Уоррен, давайте-ка поговорим начистоту. Я — первый индеец, которого вы видели. Я говорю по-английски. В моих жилах течет кровь белых. Вас мучает любопытство, вы заинтригованы, может, даже испытываете легкое искушение. Что ж! Тогда прикоснитесь ко мне, пока есть возможность. — Он провел ее ладонью по своей груди, удерживая руку девушки. Та пыталась сопротивляться. — О, посмотрите-ка! Краска с моей кожи не стирается. И знаете что, мисс Уоррен? Это единственное различие между белыми и индейцами. А так — те же две руки, две ноги, один… — Джеймс бросил выразительный взгляд в самый низ своего живота. — Не хотите ли убедиться?

Тила замерла. Глаза ее сузились, но больше она ничем не выказала свою ярость.

— В этом нет необходимости. Наверняка эта штука торчит. Вы несносны.

— Но вы сами пришли ко мне в спальню! Что скажет ваш жених?

— У меня нет жениха…

— Я же говорил вам, что считаю его чертовски хорошим парнем, мисс Уоррен. Не будьте с ним жестоки, иначе горько раскаетесь.

— Он — джентльмен и никогда не обидит меня. — Тила попыталась отдернуть руку, но он крепко держал ее. — Почему вы упорно ведете себя как отъявленный негодяй?

— Потому что вы играете со мной, мисс Уоррен! — рявкнул Джеймс и отпустил ее запястье.

Тила снова попыталась дать ему пощечину, но он был начеку и успел схватить ее за руку.

— Я же предупреждал, чтобы вы не повторяли этого.

— Позвольте…

— Нет, это вы позвольте. Не играйте с огнем. Вам нужен мир, вы хотите разнюхивать, выпытывать. Ну, так вы глупы, мисс Уоррен. И ручаюсь: вам несдобровать.

— Мистер Маккензи, пожалуйста, не беспокойтесь за меня. «Да разве я беспокоюсь?» — спросил себя Джеймс. Раздираемый мукой, он скрывал с помощью натянутой простыни свое возбуждение, ибо рядом с ним, чуть ли не в его объятиях, была женщина.

Он отпустил девушку, свесил ноги, прикрывшись простыней, сел рядом с ней, прижал руки к вискам, потом снова взглянул на нее.

— Мисс Уоррен…

Джеймс умолк. Тила оглядела его плечи и тотчас перевела взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Рыжие локоны закрыли ее лицо.

— Я и в самом деле пришла мириться, — пробормотала она.

— Не надо никакого мира. Не пытайтесь установить его. Не оставайтесь во Флориде. Уезжайте домой, в Чарлстон. Это прекрасный город.

Девушка покачала головой:

— Я приехала сюда не по своей воле. — Она пожала плечами. — Мне приказали приехать сюда. Между мной и солдатами, мистер Маккензи, есть много общего. И они, и я должны беспрекословно исполнять приказы.

— Если отчим не отправит вас подальше отсюда, значит, он дурак и потеряет вас. Его ненавидят, поэтому вы в опасности.